блюз до востребования
хлещет сквозь пальцы черное молоко
ночь уползает прочь, не испачкав губ
вечер не вещий, если убит – сам глуп
спи, если сможешь – это не так легко
каркает ворон – вон он, карай, карай
вольному воля, слышишь – не умирай
плавленый морок, давленый виноград
вправленный ветер вымарал все шаги
тактика в такт, не в атаку ли там враги
это на нас так страстно натаскан град
вести с полей – мол, согнуты, как лоза
шельмой немеченой мечет и рвет гроза
сотую вечность пристально нас пасут
пастыри бродят с бредней наперевес
травка не забирает – тем дальше в лес
знать виноделов не отдадут – под суд
рвешь на бинты который по счету стяг
молча ревешь, а капли свистят-свистят
барин не едет, кто же найдет наш кляп
каменный гость в безбашенном шапито
гулкий сквозняк, крепчающий шепоток
брешь в небесах и только не надо клятв
хлопать холопам нечем – ни рук, ни ног
многие днесь проснулись, да ты не смог
хлещет сквозь пальцы черное молоко
ночь уползает прочь, не испачкав губ
вечер не вещий, если убит – сам глуп
спи, если сможешь – это не так легко
каркает ворон – вон он, карай, карай
вольному воля, слышишь – не умирай
плавленый морок, давленый виноград
вправленный ветер вымарал все шаги
тактика в такт, не в атаку ли там враги
это на нас так страстно натаскан град
вести с полей – мол, согнуты, как лоза
шельмой немеченой мечет и рвет гроза
сотую вечность пристально нас пасут
пастыри бродят с бредней наперевес
травка не забирает – тем дальше в лес
знать виноделов не отдадут – под суд
рвешь на бинты который по счету стяг
молча ревешь, а капли свистят-свистят
барин не едет, кто же найдет наш кляп
каменный гость в безбашенном шапито
гулкий сквозняк, крепчающий шепоток
брешь в небесах и только не надо клятв
хлопать холопам нечем – ни рук, ни ног
многие днесь проснулись, да ты не смог
декаданс
Отыграли по полной, сдаваться пора на милость
песне пыльных дорог, победившей в "что–где–когда".
К перлам первых дождей
раз –
не сразу, но обломилась
тупиковая ветка в простуженный декаданс.
Хоть трава не расти по следам ледяных ристалищ,
кто б там, вестью напрасной махая, не поджидал,
ты с языческой страстью
свой майский букварь листаешь,
тянешь влажный сиреневый вечер, как божий дар.
С подрастающей тенью подробно срастаясь швами,
не крести календарь и знамений не отмечай,
слишком весел и зол к изумленью небесной швали,
а меча не принес – так и сгинешь не от меча.
Спросят – не отвечай, ни за что горизонт заштопал,
ни куда белый свет год за годом перетекал.
Пой, покуда не пойман –
никто не поймет за что пал
под молитвенный щебет с восторгом еретика.
Отыграли по полной, сдаваться пора на милость
песне пыльных дорог, победившей в "что–где–когда".
К перлам первых дождей
раз –
не сразу, но обломилась
тупиковая ветка в простуженный декаданс.
Хоть трава не расти по следам ледяных ристалищ,
кто б там, вестью напрасной махая, не поджидал,
ты с языческой страстью
свой майский букварь листаешь,
тянешь влажный сиреневый вечер, как божий дар.
С подрастающей тенью подробно срастаясь швами,
не крести календарь и знамений не отмечай,
слишком весел и зол к изумленью небесной швали,
а меча не принес – так и сгинешь не от меча.
Спросят – не отвечай, ни за что горизонт заштопал,
ни куда белый свет год за годом перетекал.
Пой, покуда не пойман –
никто не поймет за что пал
под молитвенный щебет с восторгом еретика.
не свисти
Озимые, мой друг, взойдут куда позднее,
трухлявый горизонт прогнётся, как доска,
захочется сказать чего-нибудь позлее,
когда замкнёт свой круг голодная тоска
последних,
кто, резвясь, свистел по-хулигански
горящим на ветру и тонущим в ночи,
глотающим огонь в растерянном Луганске,
уставшим от погонь – но лучше промолчи.
Пусть сами изойдут на ужас всем составом –
хрустящая трава, зловещий фосфор звёзд,
осенний холод всех расставит по заставам,
отрихтовав стволы, ответит на вопрос
уж быть или не быть теперь дороге к храму,
кто прав был, кто никак, и кто у нас палач,
и где все те слова, приравненные к хламу.
А ты молчи, молись, а не умеешь – плачь
о брошенных в золу за скорлупою ставень
под адский хохоток придворного трепла,
о прошенных к столу, которых Бог оставил
в разбомбленных домах, не держащих тепла.
Чуть позже разберут – засады и завалы
и станут окликать все души, что без тел,
потерянно бредут в закат густой и алый.
И он вернётся, Бог – за теми, кто свистел.
2014
Озимые, мой друг, взойдут куда позднее,
трухлявый горизонт прогнётся, как доска,
захочется сказать чего-нибудь позлее,
когда замкнёт свой круг голодная тоска
последних,
кто, резвясь, свистел по-хулигански
горящим на ветру и тонущим в ночи,
глотающим огонь в растерянном Луганске,
уставшим от погонь – но лучше промолчи.
Пусть сами изойдут на ужас всем составом –
хрустящая трава, зловещий фосфор звёзд,
осенний холод всех расставит по заставам,
отрихтовав стволы, ответит на вопрос
уж быть или не быть теперь дороге к храму,
кто прав был, кто никак, и кто у нас палач,
и где все те слова, приравненные к хламу.
А ты молчи, молись, а не умеешь – плачь
о брошенных в золу за скорлупою ставень
под адский хохоток придворного трепла,
о прошенных к столу, которых Бог оставил
в разбомбленных домах, не держащих тепла.
Чуть позже разберут – засады и завалы
и станут окликать все души, что без тел,
потерянно бредут в закат густой и алый.
И он вернётся, Бог – за теми, кто свистел.
2014
выходили из круга, говорили о разном
забывали друг друга наши мальчики в красном
наши девочки в белом, провожая – прощались
обведённые мелом больше не возвращались
вон – пустые дома, как несданная тара
так и сходят с ума, нам чего не хватало
время корчится в схватках, выпуская из пасти
ужас в детских кроватках, ядовитые сласти
габардин горизонта в кровоточащий рубчик
а какой в том резон-то, что ж ты медлишь, голубчик
под собой сук рубя, выживать тяжелее
никого не любя, никого не жалея
все остались довольны полем чистым не минным
сроду страшные войны достаются невинным
некапризным, негордым, невезучим и сирым
к тихой жизни не годным – дай же, Господи, сил им
хлеб крошить голубям, завтра не обещая
никого не губя, никого не прощая.
забывали друг друга наши мальчики в красном
наши девочки в белом, провожая – прощались
обведённые мелом больше не возвращались
вон – пустые дома, как несданная тара
так и сходят с ума, нам чего не хватало
время корчится в схватках, выпуская из пасти
ужас в детских кроватках, ядовитые сласти
габардин горизонта в кровоточащий рубчик
а какой в том резон-то, что ж ты медлишь, голубчик
под собой сук рубя, выживать тяжелее
никого не любя, никого не жалея
все остались довольны полем чистым не минным
сроду страшные войны достаются невинным
некапризным, негордым, невезучим и сирым
к тихой жизни не годным – дай же, Господи, сил им
хлеб крошить голубям, завтра не обещая
никого не губя, никого не прощая.
летальное
Мы грустные клоуны, ставшие стражей опилок,
впитавших летальную летопись, крытую цинком,
мы – те, кто молился на купол и ставил стропила,
кто мог бы полжизни сидеть на развалинах цирка,
просеивать пепел, разбрасывать бисер, смеяться
в закат без причины невольно от воли кромешной,
остаться на пепле – не в том ли призванье паяца,
и мы бы остались, пускай ненадолго – но спешно
в намеченном месте, не вместо, а вместе – с водою,
никем не замеченных, запросто выплеснешь нас ты,
наш бог гуттаперчевый, звери под плётками взвоют,
взлетят под мерцающий купол хмельные гимнасты.
Мы грустные клоуны, впавшие к вечеру в пафос –
взыскательным взглядом поддерживать гибкие тени
икаров, доверчивых к зрителям, греющим пакость
за пазухой в банке троянской, пусть снова не с теми
вчера разводили мы пристальных фраз брудершафты –
привычно-неверным ни фразам, ни снам, ни рукам, ни
неистовым клятвам – им что: будет день – будет жатва,
тогда и посмотрим, кто дальше разбрасывал камни
в ликующий зал – только восемь кульбитов до смерти
осталось упавшему вверх – просто сверьтесь с афишей,
но глянь – не сдаётся, всё верит, всё вертится, вертит
свои пируэты…
Ты где там, роняющий свыше?..
Мы грустные клоуны, ставшие стражей опилок,
впитавших летальную летопись, крытую цинком,
мы – те, кто молился на купол и ставил стропила,
кто мог бы полжизни сидеть на развалинах цирка,
просеивать пепел, разбрасывать бисер, смеяться
в закат без причины невольно от воли кромешной,
остаться на пепле – не в том ли призванье паяца,
и мы бы остались, пускай ненадолго – но спешно
в намеченном месте, не вместо, а вместе – с водою,
никем не замеченных, запросто выплеснешь нас ты,
наш бог гуттаперчевый, звери под плётками взвоют,
взлетят под мерцающий купол хмельные гимнасты.
Мы грустные клоуны, впавшие к вечеру в пафос –
взыскательным взглядом поддерживать гибкие тени
икаров, доверчивых к зрителям, греющим пакость
за пазухой в банке троянской, пусть снова не с теми
вчера разводили мы пристальных фраз брудершафты –
привычно-неверным ни фразам, ни снам, ни рукам, ни
неистовым клятвам – им что: будет день – будет жатва,
тогда и посмотрим, кто дальше разбрасывал камни
в ликующий зал – только восемь кульбитов до смерти
осталось упавшему вверх – просто сверьтесь с афишей,
но глянь – не сдаётся, всё верит, всё вертится, вертит
свои пируэты…
Ты где там, роняющий свыше?..
август
Воздух пропитан истомой, дождём и хвоей.
Значит ли это, что следует возвращаться?..
Руки, сомкнувшись, печаль увеличат вдвое
То же – для счастья.
Веки, смыкаясь, делают свет кромешным,
но позволяют видеть такие дали,
где наяву уже никогда, конечно,
сколько бы денег в воду мы не кидали.
Круг замыкая, шествует наша осень,
вновь начиная падкой листвы мытарства –
сон золотой бескрайних берез и сосен,
время сырой земли, слюдяное царство.
Слышишь, как изнутри бьются наши люди,
замкнутые в пространство сосновых комнат?..
Бог сам не знает, что с нами дальше будет
Так же и с теми, что нас берегут и помнят.
Воздух пропитан истомой, дождём и хвоей.
Значит ли это, что следует возвращаться?..
Руки, сомкнувшись, печаль увеличат вдвое
То же – для счастья.
Веки, смыкаясь, делают свет кромешным,
но позволяют видеть такие дали,
где наяву уже никогда, конечно,
сколько бы денег в воду мы не кидали.
Круг замыкая, шествует наша осень,
вновь начиная падкой листвы мытарства –
сон золотой бескрайних берез и сосен,
время сырой земли, слюдяное царство.
Слышишь, как изнутри бьются наши люди,
замкнутые в пространство сосновых комнат?..
Бог сам не знает, что с нами дальше будет
Так же и с теми, что нас берегут и помнят.
оцифровка
Не сметь оглянуться. Предательски жёлтым
штрихует внезапно ржавеющий август
пустые дороги, которыми шёл ты,
где солнце и ветер, и шелест дубрав густ.
Мечтать, но не верить в заветное завтра –
теперь уж на той стороне ойкумены,
где первое слово баюкает Автор,
где, все ещё живы, себе на уме мы
Рискнули проснуться с косыми лучами,
махали руками последнему стерху –
ах, как мы в хрустальное небо стучали!..
Кто снизу, кто сверху.
В ответ – только эха бескрайние мили:
мол, вон покатилась звезда на тавро вам.
Не плачь, моя радость, о тающем мире –
он весь оцифрован.
Потерянный пиксель, птенец оригами,
хрустящие крылья с годами – как ветошь,
остывшую землю босыми ногами
всё вертишь и вертишь.
Не сметь оглянуться. Предательски жёлтым
штрихует внезапно ржавеющий август
пустые дороги, которыми шёл ты,
где солнце и ветер, и шелест дубрав густ.
Мечтать, но не верить в заветное завтра –
теперь уж на той стороне ойкумены,
где первое слово баюкает Автор,
где, все ещё живы, себе на уме мы
Рискнули проснуться с косыми лучами,
махали руками последнему стерху –
ах, как мы в хрустальное небо стучали!..
Кто снизу, кто сверху.
В ответ – только эха бескрайние мили:
мол, вон покатилась звезда на тавро вам.
Не плачь, моя радость, о тающем мире –
он весь оцифрован.
Потерянный пиксель, птенец оригами,
хрустящие крылья с годами – как ветошь,
остывшую землю босыми ногами
всё вертишь и вертишь.
не рядом
мой сын не рожденный не сгинет на этой войне
чужих сыновей бинтовать мне случится едва ли
я слишком давно на земле – и обидно вдвойне
за маленьких девочек плачущих в тёмном подвале
да те ли молитвы твержу я всю ночь напролёт
да те ли лампада моя освещает иконы
и кто колыбельные в грязных окопах поёт
мальчишкам упрямо идущим на смерть в терриконы
вон – пастбищем боли становится твой чернозём
скажи мне господь что просить где и в чем виновата
что ж медленно медленно медленно слишком ползёт
над грешной землёю несладкая русская вата
густых облаков прикрывающих то ли тылы
балы фейерверки советы господ нечестивых
а то ли мишени для смерти из черной дыры –
отчаянных дерзких до дури святых и строптивых
пока мы в ковчеге своём уплываем в ничто
они с неизменным прищуром следят за снарядом
пока им по следу по свету идти за мечтой
мы будем молиться: не рядом не рядом не рядом
2024
мой сын не рожденный не сгинет на этой войне
чужих сыновей бинтовать мне случится едва ли
я слишком давно на земле – и обидно вдвойне
за маленьких девочек плачущих в тёмном подвале
да те ли молитвы твержу я всю ночь напролёт
да те ли лампада моя освещает иконы
и кто колыбельные в грязных окопах поёт
мальчишкам упрямо идущим на смерть в терриконы
вон – пастбищем боли становится твой чернозём
скажи мне господь что просить где и в чем виновата
что ж медленно медленно медленно слишком ползёт
над грешной землёю несладкая русская вата
густых облаков прикрывающих то ли тылы
балы фейерверки советы господ нечестивых
а то ли мишени для смерти из черной дыры –
отчаянных дерзких до дури святых и строптивых
пока мы в ковчеге своём уплываем в ничто
они с неизменным прищуром следят за снарядом
пока им по следу по свету идти за мечтой
мы будем молиться: не рядом не рядом не рядом
2024
Брату
Мы вышли из города, полного смутной печали
и ясных надежд,
застревающих в божьем горниле,
но мы говорили слова и за них отвечали,
и ветер, качающий землю, с ладоней кормили.
На стыке веков солнце вечно стояло в зените,
дымящийся купол полжизни держать тяжелее.
А помнишь, как верили – хоть на бегу осените,
и счастливы станем, совсем ни о чём не жалея.
Но ангел-хранитель то занят, то выше таксует,
а наших, как жемчуг, таскает небесный ныряльщик.
Привычка грешить так всерьёз, а молиться так всуе
любую судьбу превращает в пустой чёрный ящик.
Не плачь же со мною про эту безхозную пустошь,
где редкая радость букет из подножных колючек.
Мы пленные дети – случайно на волю отпустишь,
бесстрашно теряем от города новенький ключик.
Мы вышли из города, полного смутной печали
и ясных надежд,
застревающих в божьем горниле,
но мы говорили слова и за них отвечали,
и ветер, качающий землю, с ладоней кормили.
На стыке веков солнце вечно стояло в зените,
дымящийся купол полжизни держать тяжелее.
А помнишь, как верили – хоть на бегу осените,
и счастливы станем, совсем ни о чём не жалея.
Но ангел-хранитель то занят, то выше таксует,
а наших, как жемчуг, таскает небесный ныряльщик.
Привычка грешить так всерьёз, а молиться так всуе
любую судьбу превращает в пустой чёрный ящик.
Не плачь же со мною про эту безхозную пустошь,
где редкая радость букет из подножных колючек.
Мы пленные дети – случайно на волю отпустишь,
бесстрашно теряем от города новенький ключик.
мы – то же
Сергею Чернышеву
время бредить с разбегу да сеять чудес пелену
в оцифрованном небе считая галактики фиксы
или сны ворошить, в проливном затихая плену
где залётным бореем болеют понурые сфинксы
теплокровные буквы озябли, сбиваясь в стада
затянули в зияющий омут центона весь космос
и дежурный пророк непокорно горит со стыда
замывая следы на затоптанном небе вискозном
за калёное слово казнённых впотьмах октябрят
но с лихвою в палатах уныло вещающих дожей
это всё сквозняки между делом листву теребят
там, где лютые сумерки до искупающей дрожи
там, где первое слово саднит – высоко-высоко
на секунду роняющий свыше покажется ближе
днесь великим могучим едва шевельнёт языком
безутешная речь и, как не было, зарево слижет
и в обугленных прописях – осень усталым ужом
проползая по веку чужому, мы то же – мы тоже
ни словарных запасов запальчиво не сбережём
ни палёных знамений не редко абзацы итожим
да гори оно ясно спускаться в промозглый забой
за падучей рудой, обведённой по памяти мелом
но послушай – звенит безутешно зовёт за собой
что есть мочи по ком бубенец на миру онемелом
16.10.09
Опять с днём, браза💜
Сергею Чернышеву
время бредить с разбегу да сеять чудес пелену
в оцифрованном небе считая галактики фиксы
или сны ворошить, в проливном затихая плену
где залётным бореем болеют понурые сфинксы
теплокровные буквы озябли, сбиваясь в стада
затянули в зияющий омут центона весь космос
и дежурный пророк непокорно горит со стыда
замывая следы на затоптанном небе вискозном
за калёное слово казнённых впотьмах октябрят
но с лихвою в палатах уныло вещающих дожей
это всё сквозняки между делом листву теребят
там, где лютые сумерки до искупающей дрожи
там, где первое слово саднит – высоко-высоко
на секунду роняющий свыше покажется ближе
днесь великим могучим едва шевельнёт языком
безутешная речь и, как не было, зарево слижет
и в обугленных прописях – осень усталым ужом
проползая по веку чужому, мы то же – мы тоже
ни словарных запасов запальчиво не сбережём
ни палёных знамений не редко абзацы итожим
да гори оно ясно спускаться в промозглый забой
за падучей рудой, обведённой по памяти мелом
но послушай – звенит безутешно зовёт за собой
что есть мочи по ком бубенец на миру онемелом
16.10.09
Опять с днём, браза💜
солдатский лёд
если завтра война – станет в тысячу раз холодней,
не бросай меня, тень, зажигающей свечи на льду…
для чего мне считать, сколько без вести кануло дней,
если рядом с собой в день последний тебя не найду.
если завтра в окоп, так смотри же сегодня, смотри,
как остывшие крылья поспешно мутируют в горб,
как безжалостный град выжигает сердца изнутри
и сжимается нежность своих, умножающих скорбь.
и, пока не настала пора им тебя хоронить,
а шаманящим свыше под хвост не попала вожжа –
научи их не помнить оттенков горящей брони,
обнимай что есть мочи, люби их, встречай, провожай.
ври взахлёб, что полки поведёт не хмельной генерал,
а бесстрашный герой и не всех принесут на щитах –
видит бог, что походную песню не ты выбирал
и не знаешь количества нот на последних счетах.
если завтра война –
а ведь всех нас, как пить дать, сольют,
в свете споротых звёзд будет трудно подняться со льда.
если ты обречён на почетный прощальный салют…
не сдавайся, солдат.
если завтра война – станет в тысячу раз холодней,
не бросай меня, тень, зажигающей свечи на льду…
для чего мне считать, сколько без вести кануло дней,
если рядом с собой в день последний тебя не найду.
если завтра в окоп, так смотри же сегодня, смотри,
как остывшие крылья поспешно мутируют в горб,
как безжалостный град выжигает сердца изнутри
и сжимается нежность своих, умножающих скорбь.
и, пока не настала пора им тебя хоронить,
а шаманящим свыше под хвост не попала вожжа –
научи их не помнить оттенков горящей брони,
обнимай что есть мочи, люби их, встречай, провожай.
ври взахлёб, что полки поведёт не хмельной генерал,
а бесстрашный герой и не всех принесут на щитах –
видит бог, что походную песню не ты выбирал
и не знаешь количества нот на последних счетах.
если завтра война –
а ведь всех нас, как пить дать, сольют,
в свете споротых звёзд будет трудно подняться со льда.
если ты обречён на почетный прощальный салют…
не сдавайся, солдат.
обнять и плакать
И стал декабрь над городом.
В лотках
дымятся шашлыки,
но чай – не греет.
Старухи в наспех связанных платках
торгуют всякой всячиною, ею
они кормиться будут до весны
и умирать – безропотно и просто,
не выдержав безмолвной белизны…
Страна в сугробах, мы ей не по росту.
Ей – запрягать и снова в дальний путь,
спасать Фому, не спасшего Ярёму.
Нам – на стекло узорчатое дуть
и пульс сверять по впадинам ярёмным,
где голову случилось приклонить,
а не случилось – так обнять и плакать.
Пусть шар земной за тоненькую нить
не удержать, так хоть стекло залапать.
Не нам стенать, что жизнь не удалась,
таким не одиноким в поле чистом –
здесь только снега безгранична власть
и снегирей, приравненных к путчистам.
Зима полгода, правила просты –
верь в свет в окошке, не в огни таможен
и просто чаще проверяй посты.
Ползи к своим, хоть трижды обморожен.
01.12.14
И стал декабрь над городом.
В лотках
дымятся шашлыки,
но чай – не греет.
Старухи в наспех связанных платках
торгуют всякой всячиною, ею
они кормиться будут до весны
и умирать – безропотно и просто,
не выдержав безмолвной белизны…
Страна в сугробах, мы ей не по росту.
Ей – запрягать и снова в дальний путь,
спасать Фому, не спасшего Ярёму.
Нам – на стекло узорчатое дуть
и пульс сверять по впадинам ярёмным,
где голову случилось приклонить,
а не случилось – так обнять и плакать.
Пусть шар земной за тоненькую нить
не удержать, так хоть стекло залапать.
Не нам стенать, что жизнь не удалась,
таким не одиноким в поле чистом –
здесь только снега безгранична власть
и снегирей, приравненных к путчистам.
Зима полгода, правила просты –
верь в свет в окошке, не в огни таможен
и просто чаще проверяй посты.
Ползи к своим, хоть трижды обморожен.
01.12.14
Что праздновать на третий год войны?
Куранты бьют расчетливо и больно.
И мы больны – как по команде «вольно»
живём за тех, кто брошен в эту бойню –
размеренно, расслабленно, довольно…
Глянь, вороны обсели колокольню
с недавних пор и сила птиц убойна,
и на дорогах нет сплошных двойных.
В любом ряду возможен разворот
вокруг своей, земной оси и прочих.
Пасти народы – тысячи охочих,
спасти – не то: Господь да пара кормчих
и то, кто знает, от чего их корчит…
Смотри – мальчишки из семей рабочих
на смерть идут, как нет тут этой порчи
и в воздухе не сероводород.
Что пожелать нам в третий год беды –
победы, покаяния, покоя?
О Господи, да что же мы такое:
свистят петарды, и чадит жаркое,
веселье-то отнюдь не бунтовское…
А где-то не глядят на дно мирское:
там важно не святое, так людское,
где дети просят хлеба и воды.
31.12.2024
Куранты бьют расчетливо и больно.
И мы больны – как по команде «вольно»
живём за тех, кто брошен в эту бойню –
размеренно, расслабленно, довольно…
Глянь, вороны обсели колокольню
с недавних пор и сила птиц убойна,
и на дорогах нет сплошных двойных.
В любом ряду возможен разворот
вокруг своей, земной оси и прочих.
Пасти народы – тысячи охочих,
спасти – не то: Господь да пара кормчих
и то, кто знает, от чего их корчит…
Смотри – мальчишки из семей рабочих
на смерть идут, как нет тут этой порчи
и в воздухе не сероводород.
Что пожелать нам в третий год беды –
победы, покаяния, покоя?
О Господи, да что же мы такое:
свистят петарды, и чадит жаркое,
веселье-то отнюдь не бунтовское…
А где-то не глядят на дно мирское:
там важно не святое, так людское,
где дети просят хлеба и воды.
31.12.2024
когда от смерти некуда бежать –
на месте стой, найдёт тебя сама,
научит резать воздух без ножа.
когда придёт охрипшая зима –
учись молчать, пока на небеси
идёт на тьму кромешный белый шум,
и Господа напрасно не беси –
всем ангелам раздав по калашу
он смотрит на лютующий народ…
ты признан лёгким, так умри назло:
не падай, а взлетай – наоборот,
пусть говорят, что просто повезло.
пусть говорят, а ты – не говори
в ответ ни слова мёрзлому свинцу,
умри не зря – за эти январи,
за детство, прикипевшее к лицу,
во славу оттолкнувшимся от дна
и в память не умеющим летать –
мы все одни – и смерть у нас одна:
как жизнь одна,
как родина,
как мать.
2024
на месте стой, найдёт тебя сама,
научит резать воздух без ножа.
когда придёт охрипшая зима –
учись молчать, пока на небеси
идёт на тьму кромешный белый шум,
и Господа напрасно не беси –
всем ангелам раздав по калашу
он смотрит на лютующий народ…
ты признан лёгким, так умри назло:
не падай, а взлетай – наоборот,
пусть говорят, что просто повезло.
пусть говорят, а ты – не говори
в ответ ни слова мёрзлому свинцу,
умри не зря – за эти январи,
за детство, прикипевшее к лицу,
во славу оттолкнувшимся от дна
и в память не умеющим летать –
мы все одни – и смерть у нас одна:
как жизнь одна,
как родина,
как мать.
2024
девочек учат молиться не так, как курить –
наспех да на смех, не впрок, не в затяг –
девочек мучит желание страх покорить
не превращая его в хоровод на костях
девочки просят за тех, чья молитва – приказ
кто не учился прощать, научившись любить
просто пахал, просто жил свою жизнь без прикрас
оберегая своих и не слишком – любых
мальчиков учит молиться кипящая сталь
первые «двести» и слишком затянутый жгут
первые вести о том, что их дома не ждут
первая нежность войны: перестань, перестань
дело не в том, брать ли пленных и как с ними тут
главное – пленным не стать, вот и совесть чиста
мертвые срама не ѝмут и сор не метут
из-под полы
и молчат
и не сходят с креста
2024
наспех да на смех, не впрок, не в затяг –
девочек мучит желание страх покорить
не превращая его в хоровод на костях
девочки просят за тех, чья молитва – приказ
кто не учился прощать, научившись любить
просто пахал, просто жил свою жизнь без прикрас
оберегая своих и не слишком – любых
мальчиков учит молиться кипящая сталь
первые «двести» и слишком затянутый жгут
первые вести о том, что их дома не ждут
первая нежность войны: перестань, перестань
дело не в том, брать ли пленных и как с ними тут
главное – пленным не стать, вот и совесть чиста
мертвые срама не ѝмут и сор не метут
из-под полы
и молчат
и не сходят с креста
2024
мой сын не рожденный не сгинет на этой войне
чужих сыновей бинтовать мне случится едва ли
я слишком давно на земле – и обидно вдвойне
за маленьких девочек плачущих в тёмном подвале
да те ли молитвы твержу я всю ночь напролёт
да те ли лампада моя освещает иконы
но кто колыбельные в грязных окопах поёт
мальчишкам упрямо идущим на смерть в терриконы
вон – пастбищем боли становится твой чернозём
скажи мне господь что просить где и в чем виновата
что ж медленно медленно медленно слишком ползёт
над грешной землёю несладкая русская вата
густых облаков прикрывающих то ли тылы
балы фейерверки советы господ нечестивых
а то ли мишени для смерти из черной дыры –
отчаянных дерзких до дури святых и строптивых
пока мы в ковчеге своём уплываем в ничто
они с неизменным прищуром следят за снарядом
пока им по следу по свету идти за мечтой
мы будем молиться: не рядом не рядом не рядом
чужих сыновей бинтовать мне случится едва ли
я слишком давно на земле – и обидно вдвойне
за маленьких девочек плачущих в тёмном подвале
да те ли молитвы твержу я всю ночь напролёт
да те ли лампада моя освещает иконы
но кто колыбельные в грязных окопах поёт
мальчишкам упрямо идущим на смерть в терриконы
вон – пастбищем боли становится твой чернозём
скажи мне господь что просить где и в чем виновата
что ж медленно медленно медленно слишком ползёт
над грешной землёю несладкая русская вата
густых облаков прикрывающих то ли тылы
балы фейерверки советы господ нечестивых
а то ли мишени для смерти из черной дыры –
отчаянных дерзких до дури святых и строптивых
пока мы в ковчеге своём уплываем в ничто
они с неизменным прищуром следят за снарядом
пока им по следу по свету идти за мечтой
мы будем молиться: не рядом не рядом не рядом