Насколько мне понравился «Грозовой перевал» с его погружением в динамику насилия, настолько не понравилась «Джейн Эйр». Великая любовь в очередной раз не то, чем кажется.
Начало знакомства Джейн с Рочестером мне напомнило «Мою тёмную Ванессу». Она — изолированная от других девушка без опыта романтических отношений. Он — годится ей в отцы; он — объясняет ей, какая она не-такая-как-все и какая именно не такая, причём его слова, слова как бы знатока человеческой природы, расходятся с действительностью:
«…I don’t mean to flatter you: if you are cast in a different mould to the majority, it is no merit of yours: Nature did it».
«I might have been as good as you—wiser, almost as stainless. I envy your peace of mind, your clean conscience, your unpolluted memory. Little girl, a memory without blot or contamination must be an exquisite treasure—an inexhaustible source of pure refreshment; is it not?»
А вот и нет: память человека, в детстве пережившего домашнее насилие, незапятнанной не назовёшь. Рочестер даже не допускает мысли о чём-то подобном. Он мог бы, кстати, допустить мысль о тяготах жизни в Локвудской школе, о которых был наслышан, но не делает даже этого.
Сходство со Стрейном имеет, впрочем, свои пределы: Рочестер-то себе откровенно в тягость. В лице Джейн ему нужны другие вещи, а именно — контейнер для слива своих эмоций и, как видно, экран для проекции своих фантазий об очищении и покое. Его можно понять, но на душевное родство это не очень-то похоже. Джейн настаивает на обратном, пропуская мимо внимания тревожные сигналы (например, Рочестер не раз и не два пытается навязать ей волю, которая расходится с её собственной, и не принимает её отказы всерьёз), но, как и Ванесса, на самом деле чувствует, что здесь что-то не так (см., допустим, эпизоды с дорогой одеждой).
Зато равенства и признания Джейн добивается — любопытным образом.
Возьмём двадцать тысяч фунтов — наследство от дядюшки с Мадейры, подарившее Джейн финансовую независимость. Как дядюшка заработал эти деньги? Подробного объяснения текст не даёт, но фигура Роберта Мэйсона, связывающая воедино дядюшку, Мадейру и Ямайку, позволяет предположить, что — как минимум отчасти на работорговле и/или рабском труде.
Дальше переместимся на Ямайку, откуда Рочестер привёз свою первую жену. Нередким для тех краёв явлением были бунты чернокожих рабов; во время бунтов рабы поджигали господские дома. Берта Мэйсон тоже поджигает Торнфилд. Более того: она описывается так называемыми «racially charged words» — «dark», «discoloured» (вместо «pale»), «savage». В общем, есть основания допускать, что вместе с европейской в её жилах течёт африканская кровь.
Деление на своих и чужих, как правило, предполагает, что первые обладают всяческими достоинствами, а вторые — всяческими недостатками. Скажем, одним из клише колониальной готической литературы, imperial Gothic fiction, было связывать инаковость с безумием. Один из ярких тому примеров — «Сердце тьмы» Джозефа Конрада. У нас нет убедительных доказательств, что Берта была безумна уже при заключении брака, зато есть рассказ Шарлотты Перкинс Гилман «Жёлтые обои», в котором доходчиво показано, как в «the madwoman in the attic» может превратиться обычная женщина.
В судьбах Джейн и Берты есть параллели — то самое домашнее насилие и сопротивление ему. Однако Джейн со временем унимает свои страсти и в этом достигает женского идеала своей эпохи, а Берта — нет, за что ей, по-моему, и приходится поплатиться, сначала свободой, а потом жизнью. На один из аспектов этих страстей, наверное, намекает сравнение Берты с вампиром; что это за аспект, можно узнать даже не из более позднего «Дракулы» Брэма Стокера, а из «Вампира» Джона Полидори, опубликованного за тридцать лет до «Джейн Эйр».
Вот так правильность не мешает — или даже позволяет? — быть ненадёжным рассказчиком.
Насколько мне понравился «Грозовой перевал» с его погружением в динамику насилия, настолько не понравилась «Джейн Эйр». Великая любовь в очередной раз не то, чем кажется.
Начало знакомства Джейн с Рочестером мне напомнило «Мою тёмную Ванессу». Она — изолированная от других девушка без опыта романтических отношений. Он — годится ей в отцы; он — объясняет ей, какая она не-такая-как-все и какая именно не такая, причём его слова, слова как бы знатока человеческой природы, расходятся с действительностью:
«…I don’t mean to flatter you: if you are cast in a different mould to the majority, it is no merit of yours: Nature did it».
«I might have been as good as you—wiser, almost as stainless. I envy your peace of mind, your clean conscience, your unpolluted memory. Little girl, a memory without blot or contamination must be an exquisite treasure—an inexhaustible source of pure refreshment; is it not?»
А вот и нет: память человека, в детстве пережившего домашнее насилие, незапятнанной не назовёшь. Рочестер даже не допускает мысли о чём-то подобном. Он мог бы, кстати, допустить мысль о тяготах жизни в Локвудской школе, о которых был наслышан, но не делает даже этого.
Сходство со Стрейном имеет, впрочем, свои пределы: Рочестер-то себе откровенно в тягость. В лице Джейн ему нужны другие вещи, а именно — контейнер для слива своих эмоций и, как видно, экран для проекции своих фантазий об очищении и покое. Его можно понять, но на душевное родство это не очень-то похоже. Джейн настаивает на обратном, пропуская мимо внимания тревожные сигналы (например, Рочестер не раз и не два пытается навязать ей волю, которая расходится с её собственной, и не принимает её отказы всерьёз), но, как и Ванесса, на самом деле чувствует, что здесь что-то не так (см., допустим, эпизоды с дорогой одеждой).
Зато равенства и признания Джейн добивается — любопытным образом.
Возьмём двадцать тысяч фунтов — наследство от дядюшки с Мадейры, подарившее Джейн финансовую независимость. Как дядюшка заработал эти деньги? Подробного объяснения текст не даёт, но фигура Роберта Мэйсона, связывающая воедино дядюшку, Мадейру и Ямайку, позволяет предположить, что — как минимум отчасти на работорговле и/или рабском труде.
Дальше переместимся на Ямайку, откуда Рочестер привёз свою первую жену. Нередким для тех краёв явлением были бунты чернокожих рабов; во время бунтов рабы поджигали господские дома. Берта Мэйсон тоже поджигает Торнфилд. Более того: она описывается так называемыми «racially charged words» — «dark», «discoloured» (вместо «pale»), «savage». В общем, есть основания допускать, что вместе с европейской в её жилах течёт африканская кровь.
Деление на своих и чужих, как правило, предполагает, что первые обладают всяческими достоинствами, а вторые — всяческими недостатками. Скажем, одним из клише колониальной готической литературы, imperial Gothic fiction, было связывать инаковость с безумием. Один из ярких тому примеров — «Сердце тьмы» Джозефа Конрада. У нас нет убедительных доказательств, что Берта была безумна уже при заключении брака, зато есть рассказ Шарлотты Перкинс Гилман «Жёлтые обои», в котором доходчиво показано, как в «the madwoman in the attic» может превратиться обычная женщина.
В судьбах Джейн и Берты есть параллели — то самое домашнее насилие и сопротивление ему. Однако Джейн со временем унимает свои страсти и в этом достигает женского идеала своей эпохи, а Берта — нет, за что ей, по-моему, и приходится поплатиться, сначала свободой, а потом жизнью. На один из аспектов этих страстей, наверное, намекает сравнение Берты с вампиром; что это за аспект, можно узнать даже не из более позднего «Дракулы» Брэма Стокера, а из «Вампира» Джона Полидори, опубликованного за тридцать лет до «Джейн Эйр».
Вот так правильность не мешает — или даже позволяет? — быть ненадёжным рассказчиком.
BY Lukupäiväkirja
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Perpetrators of these scams will create a public group on Telegram to promote these investment packages that are usually accompanied by fake testimonies and sometimes advertised as being Shariah-compliant. Interested investors will be asked to directly message the representatives to begin investing in the various investment packages offered. "There are a lot of things that Telegram could have been doing this whole time. And they know exactly what they are and they've chosen not to do them. That's why I don't trust them," she said. There was another possible development: Reuters also reported that Ukraine said that Belarus could soon join the invasion of Ukraine. However, the AFP, citing a Pentagon official, said the U.S. hasn’t yet seen evidence that Belarusian troops are in Ukraine. In the past, it was noticed that through bulk SMSes, investors were induced to invest in or purchase the stocks of certain listed companies. Pavel Durov, Telegram's CEO, is known as "the Russian Mark Zuckerberg," for co-founding VKontakte, which is Russian for "in touch," a Facebook imitator that became the country's most popular social networking site.
from tw
