дельфин дружит с кукушкой

Forwarded from Max Headroom Incident

Линч выполнил для моего поколения важную эстетическую функцию: стал агентом универсального «странного». Важно, что он при этом был именно американцем, и принять это странное было проще: это был не европейский авангард, не азиатский экстрим, которые ещё неизвестно что сделают с твоей психикой, а нечто с родины мультикультурного мейнстрима: тут и знакомые звёзды Голливуда (Хоппер, Кейдж), и культурные коды, и общее ощущение стиля: очки, сигарета, красивые женщины, причёска, музыка.

«Амели» и «Донни Дарко» показали поколению, что странными могут быть индивидуумы — девушки и парни, а Линч — что странной может быть сама реальность, ее логика — и этим закрыл потребность в объяснении, почему все работает не так, как пытается убедить нас мир, успокоил зуд беспокойства о том, что же шевелится за подкладкой реальности.

Линч инициировал многих людей в эту изнаночную реальность, не обрекая их на то, чтобы быть маргиналами. Дверь Линча из обычного в странное и обратно была всегда открыта, что делало путешествие комфортным и безопасным, но при этом насыщенным и цельным — как его любимая трансцендентальная медитация на двадцать минут в день. Линч предоставлял безопасный тур по изнанке, из которого возвращаешься в свою обычную жизнь, не испортив причёску — не «другим» или «повреждённым», не «отталкивающе странным», не маргиналом. У меня был другой великий проводник в странное (Шинья Цукамото), но я понимаю ценность этой фигуры. Наверное, сейчас эту потребность закрывает не персона, а эстетика (в духе времени) — A24.

Линч не требовал полного отречения, он предлагал модель двоемирия в духе классического романтизма, но без трагизма и с удобным трансфером туда-обратно. Ты мог посмотреть «Твин Пикс», но прожить обычную, в хорошем и плохом смысле слова, жизнь. Найти работу, повзрослеть, соскуфиться. Но иногда возвращаться в эту изнанку.

И в этом было какое-то милосердие.

www.group-telegram.com/tw/votposmotrim.com/4822

2.0K viewsJan 17 at 07:35

Линч выполнил для моего поколения важную эстетическую функцию: стал агентом универсального «странного». Важно, что он при этом был именно американцем, и принять это странное было проще: это был не европейский авангард, не азиатский экстрим, которые ещё неизвестно что сделают с твоей психикой, а нечто с родины мультикультурного мейнстрима: тут и знакомые звёзды Голливуда (Хоппер, Кейдж), и культурные коды, и общее ощущение стиля: очки, сигарета, красивые женщины, причёска, музыка.

«Амели» и «Донни Дарко» показали поколению, что странными могут быть индивидуумы — девушки и парни, а Линч — что странной может быть сама реальность, ее логика — и этим закрыл потребность в объяснении, почему все работает не так, как пытается убедить нас мир, успокоил зуд беспокойства о том, что же шевелится за подкладкой реальности.

Линч инициировал многих людей в эту изнаночную реальность, не обрекая их на то, чтобы быть маргиналами. Дверь Линча из обычного в странное и обратно была всегда открыта, что делало путешествие комфортным и безопасным, но при этом насыщенным и цельным — как его любимая трансцендентальная медитация на двадцать минут в день. Линч предоставлял безопасный тур по изнанке, из которого возвращаешься в свою обычную жизнь, не испортив причёску — не «другим» или «повреждённым», не «отталкивающе странным», не маргиналом. У меня был другой великий проводник в странное (Шинья Цукамото), но я понимаю ценность этой фигуры. Наверное, сейчас эту потребность закрывает не персона, а эстетика (в духе времени) — A24.

Линч не требовал полного отречения, он предлагал модель двоемирия в духе классического романтизма, но без трагизма и с удобным трансфером туда-обратно. Ты мог посмотреть «Твин Пикс», но прожить обычную, в хорошем и плохом смысле слова, жизнь. Найти работу, повзрослеть, соскуфиться. Но иногда возвращаться в эту изнанку.

И в этом было какое-то милосердие.

BY дельфин дружит с кукушкой