по понятным причинам стало интересно прочитать что-то про рак, но не научпоп про историю или биомедицинское/-химическое измерение, а с точки зрения социальных наук. прочитал отличную книжку SURVIVORSHIP: A SOCIOLOGY OF CANCER IN EVERYDAY LIFE.
авторы в начале описывают чем нов их подход: 1) обычно литературе про рак свойственен болезне-центричный подход, 2) а там, где речь заходит про больного, это всегда индивидуализированный подход, такой капсульный, как будто тело больного это не связанная никак с окружающим миром емкость. и в книге они разворачивают подробно то, как рак социально конструируется как болезнь, опыт и практика, с учетом не только биомедицинских особенностей, но и культурных, социальных, технологических, эмоциональных. вот они пишут: «Cancer is thus both a cellular event and a historical, cultural and economic production, with our species involved in an elaborate technological and pharmacological show-down with one of its most enduring threats.» И еще одна цитата, описывающая общий фрейм: «It is not a book about disease, nor about survivorship as an individual practice or pursuit. Rather, it is about survivorship as a relational, cultural, economic and political assemblage that inflects relations of illness, affliction and care.»
тут семь глав, первые пять посвящены тому, как рак проживается людьми с точки зрения времени (тут отсутствует линейность, болезнь влияет на взаимопроникновение прошлого и будущего в настоящее), аффектов/эмоций, знания и того как оно располагается телесно, отношения (какую роль отношение и настрой в течение болезни или жизни-с-раком играет в улучшении/ухудшении качества жизни и прогрессе лечения/помощи паллиатива), того, как эмоции, надежды и ожидания вокруг рака производятся коллективно и зависят от ценностных установок, уже существующих в обществах; оч интересная глава про haunting & waiting, авторы по следам концептов Ахмед, Берлан, Массуми и особенно Гордон с её haunting разбирают, как болезнь превращается в призрака, преследующего людей и мотивирующего их на те или иные действия. оч интересная глава про переплетения, о том, как заболевание одного человека радикально меняет людей вокруг него и всю сеть отношений. и последние две главы про прецизионную/персонализированную медицину и инновации в сфере лечения рака: про иммунотерапию и все молекулярные открытия вокруг этого. довольно жуткое чтение о том, как в капитализме маркетизируется забота, естественно о том, что лечение рака это гигантский рынок для фармы и всех остальных, и то, как неравенство в целом выражается в неравенстве доступа к разным видам лечения.
книжка есть на либгене, можно не читать всю, а прочитать введение и хорошее саммари в конце, но в целом мне было супер интересно.
по понятным причинам стало интересно прочитать что-то про рак, но не научпоп про историю или биомедицинское/-химическое измерение, а с точки зрения социальных наук. прочитал отличную книжку SURVIVORSHIP: A SOCIOLOGY OF CANCER IN EVERYDAY LIFE.
авторы в начале описывают чем нов их подход: 1) обычно литературе про рак свойственен болезне-центричный подход, 2) а там, где речь заходит про больного, это всегда индивидуализированный подход, такой капсульный, как будто тело больного это не связанная никак с окружающим миром емкость. и в книге они разворачивают подробно то, как рак социально конструируется как болезнь, опыт и практика, с учетом не только биомедицинских особенностей, но и культурных, социальных, технологических, эмоциональных. вот они пишут: «Cancer is thus both a cellular event and a historical, cultural and economic production, with our species involved in an elaborate technological and pharmacological show-down with one of its most enduring threats.» И еще одна цитата, описывающая общий фрейм: «It is not a book about disease, nor about survivorship as an individual practice or pursuit. Rather, it is about survivorship as a relational, cultural, economic and political assemblage that inflects relations of illness, affliction and care.»
тут семь глав, первые пять посвящены тому, как рак проживается людьми с точки зрения времени (тут отсутствует линейность, болезнь влияет на взаимопроникновение прошлого и будущего в настоящее), аффектов/эмоций, знания и того как оно располагается телесно, отношения (какую роль отношение и настрой в течение болезни или жизни-с-раком играет в улучшении/ухудшении качества жизни и прогрессе лечения/помощи паллиатива), того, как эмоции, надежды и ожидания вокруг рака производятся коллективно и зависят от ценностных установок, уже существующих в обществах; оч интересная глава про haunting & waiting, авторы по следам концептов Ахмед, Берлан, Массуми и особенно Гордон с её haunting разбирают, как болезнь превращается в призрака, преследующего людей и мотивирующего их на те или иные действия. оч интересная глава про переплетения, о том, как заболевание одного человека радикально меняет людей вокруг него и всю сеть отношений. и последние две главы про прецизионную/персонализированную медицину и инновации в сфере лечения рака: про иммунотерапию и все молекулярные открытия вокруг этого. довольно жуткое чтение о том, как в капитализме маркетизируется забота, естественно о том, что лечение рака это гигантский рынок для фармы и всех остальных, и то, как неравенство в целом выражается в неравенстве доступа к разным видам лечения.
книжка есть на либгене, можно не читать всю, а прочитать введение и хорошее саммари в конце, но в целом мне было супер интересно.
Channels are not fully encrypted, end-to-end. All communications on a Telegram channel can be seen by anyone on the channel and are also visible to Telegram. Telegram may be asked by a government to hand over the communications from a channel. Telegram has a history of standing up to Russian government requests for data, but how comfortable you are relying on that history to predict future behavior is up to you. Because Telegram has this data, it may also be stolen by hackers or leaked by an internal employee. So, uh, whenever I hear about Telegram, it’s always in relation to something bad. What gives? These entities are reportedly operating nine Telegram channels with more than five million subscribers to whom they were making recommendations on selected listed scrips. Such recommendations induced the investors to deal in the said scrips, thereby creating artificial volume and price rise. What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm. READ MORE
from tw
