Какой у вас сейчас возрастной «цикл»? Он же и денежный. У каждого из нас в жизни есть несколько «циклов». Взять Льва Толстого, цикл первый, как у всех, под крылом: до 14 лет кормили, поили, учили, было счастье.
Цикл №2. От 14 до 32 дет – сумасбродствуй, играй, кути, проигрывай, люби кого попало. Растрачивай переданное тебе достояние. Покрывай лицо долгами. Беги – Л.Н. бежал на войну. «Денег нет, хозяйство плохо». «Хозяйство опять всей своей давящей, вонючей тяжестью взвалилось мне на шею. — Мучусь, ленюсь» (Л. Толстой. Дневник).

Начинай что-то новенькое. У него началось писательство, и сразу – успешно, пришла первая слава.

3-й цикл в его жизни: от 32 до 63 лет – вить гнездо. Дикие гонорары, он издает свои книги за собственный счет, с прибылью, у книг бешеный успех. У него свое хозяйство – винокурение (не пошло), коннозаводство (не пошло), Ясная Поляна – там всё образцово. «Хозяйство скотное веселит и хорошо» (Л. Толстой. Дневник). Прикупает земли и поместья. Своя женщина, Софья Андреевна, любит, рожает (во множестве), всем управляет, всех растит, переписывает, правит, устает смертельно. А приданого за ней не получил, всё – с нуля (В. Шкловский. Лев Толстой).

Четвертый цикл: от 63 до 82 лет - раздает всё. «Так велит мне личная философия». Всё имущество – семье, поровну, пусть пользуются. Собственность ненавижу. Так, как я живу (в роскоши) – жить нельзя. С босыми ногами – пожалуйста. Права на всё, что написал – кому хочешь. Раздам всем бесплатно. Я – духовная подводная лодка. У меня – произошли перевороты в душе. Изобретаю свою философию. Пишу свое Евангелие. Распространяю свое Учение. А моя женщина (Софья Андреевна) – плетется сзади, ее душа отстала, она – далеко позади меня.

Не люблю ее, жалею ее, ревную, сталкиваюсь с ней лбами. У нас семейная война, С.А. против бесплатной раздачи прав на написанное. Она против людей, которых я люблю, а она - нет. Она хочет выгнать их из дома. А у меня есть свое желание, оно растет - бежать. Уйти подальше и спрятаться.
У каждого из нас есть свой возрастной (и денежный) цикл. Хорошо бы понять – какой, чтобы лучше в нем устроиться, и взять от него как можно больше.

А как был устроен у Толстого успешный цикл №3? Всё просто. 1860-е, он – бодрый помещик, пусть растет рожь могучая. Его, как хозяина, можно выдвинуть на любые премии. «Очень благодарен тебе за присылку коров. Потрудись прицениться к яблочным прививкам, трехлеткам. Я бы желал посадить в Никольском около 1000 штук нынешней весной» (Л. Толстой. Письмо 16 апреля 1863 г.).

«Ваше превосходительство… Дерзость воров, уведших у меня лошадей, коров, овец и укравших весы с амбара, дошла до того, что прошлой осенью почти перед домом выкопали молодые яблони и увезли...» (Л. Толстой. Письмо П. Дарагану. 23 апреля 1864 г.). «Вы ошиблись: из ведра молока получается один фунт масла. Остальное же верно: корова дает в год от 120 до 160 ведер, т.е. от 3-х до 4-х пудов масла … Я теперь вот уже 6-й день кошу траву с мужиками по целым дням и не могу вам описать не удовольствие, но счастье, которое я при этом испытываю» (Л. Толстой. Письмо С. Урусову. 15…30 июня 1870 г.). И даже «я сделался страстным пчеловодом»! (Л. Толстой. Письмо М. Каткову. 28…29 октября 1864 г.).

А вот – другая сторона его жизни в это время. Да здравствуют дикие гонорары, гораздо выше, чем у других литераторов! Вытащить их из издателей! Пусть за каждый текст будет заплачено дважды! Сначала – в журнале по 300 – 500 руб. за лист (это очень много), а потом за свой счет и за малые деньги издам книгу и, с большой наценкой, оптом, перепродам ее книготорговцам. На выходе – многие тысячи.

«Для того, чтобы напечатать в журнале (вам первым и, верно, последним я делаю это предложение), я хочу получить 300 р. за лист, в противном случае я буду печатать отдельными книжками» (Л. Толстой. Письмо М. Каткову. 28…29 октября 1864 г.). Это – ультиматум! А вот через 10 лет, тому же адресату: «Условия мои 500 р. за лист» (Л. Толстой. Письмо М. Каткову. 1 марта 1874 г.). В романе примерно 40 листов. Значит, выручка – 20 тыс. руб., половина из них – аванс. Учитесь продавать себя! Сколько это в «наших деньгах»? 1 рубль 1870-х равен примерно 1400 руб. нынешних. За роман можно было выручить примерно 28 – 30 млн руб. (2025). Сейчас бы об этом автору можно было только мечтать.

Что ж, подведем черту. У Льва Николаевича, бывшего игрока и разорителя наследства – больше 30 лет успешного семейного «финансового менеджмента»! И столько же – у Софьи Андреевны. С каждым годом она играла всё большую роль в управлении семейным имуществом, покупке недвижимости и книгоиздании.

«Большое, сложное хозяйство целого имения почти все на ее руках. Вся издательская работа трудов мужа, корректуры типографии, денежные расчеты – все в ее исключительном ведении» (И. Репин. О графе Льве Николаевиче Толстом).

А нам дана памятка от Льва Николаевича, как выползти из ничего, из нуля, из долгов и заложенного имущества, чтобы прокормить семью и множество детей. И еще – получить от этого удовольствие. Он - величайший талант? Что ж, у каждого из нас есть свои большие таланты, у каждого! Если их понять.

На переломе 1890-х Л.Н. решил, что иметь собственность – это стыдно (в философию углубляться не будем), что так жить нельзя и совершил раздел имущества между членами своей семьи (женой и детьми), не оставив себе ничего материального.

Чтобы разделить, был сделан список («снят слепок») имущества Толстого. Значит, можно оценить его «финансовые результаты» за 30 с лишним лет. Итак, что же он (и его жена) достигли писательством (Л.Н. был сверхпопулярен) и добычей огня из домашнего хозяйства? Что они заработали?

Вот имущество Толстого в 1891 г. (В. Шкловский. Лев Толстой). Наличных денег – около 100 тыс. руб. (примерно 120 - 140 млн нынешних руб.). Кроме Ясной Поляны, еще и имения рядом – Никольско –Вяземское (по наследству от старшего брата), Гриневка, Овсянниково (куплены в конце 1880-х – начале 1890-х), Самарское имение (покупки 1871, 1878 гг.) – около 7 тыс. десятин земли.

«Эта покупка очень выгодна. При хорошем урожае может в два года окупиться...». Всего, по оценке, по всем имениям 9 – 10 тыс. десятин. Одна десятина равна 1,09 га. Плюс дом – усадьба в Москве (куплен в 1882 г., перестроен в трехэтажный). Всё это разделено на 9 примерно равных частей, частью имуществом, частью деньгами, частью долгами перед друг другом.

А что осталось у Толстого? Главы семейства? Права на всё написанное до 1881 года. Всё, что написано позже – бесплатно, кому угодно, бери и пользуйся, издавай сам. Именно эти права (до 1881 г.) стали главнейшим предметом супружеской ссоры в 1910 г. – последней, закончившейся тем, что Л.Н. ушел. Отдать права всем? Или оставить в семье? В эти права, между прочим, входили «Война и мир» (1863 – 1869), «Анна Каренина» (1875 – 1877) и масса других первоклассных текстов.

Что сказать? Какая сложная финансовая история! Сколько душевных переворотов – и с ними денежных, финансовых! Наши деньги – это мы сами. Наша бедность или состоятельность, наши великие денежные виктории, или, наоборот, несчастья и разорения – всё это, прежде всего, от наших идей, нашей философии, от того, сходим мы с ума или действуем ясно, рационально, создавая семейное имущество и деньги – даже из нуля.

Но куда бы нас ни заносило в наших идеях и мечтах, есть то, что делать нельзя: пренебрегать семьей. Какие бы у нас ни были финансовые фантазии - важнее всего хлеб, молоко, тепло и деньги для всей семьи. Они – суть бытия, мы – в ответе за них. Никуда от этого не деться. Мы знаем это с молоком матери.

И еще – хорошо бы понять, в каком жизненном / денежном цикле мы находимся. Когда идем против себя – ничего не получится. Либо, если уж делаем то, что несвойственно возрасту, идем против своих лет, придется точно рассчитывать – чем располагаем, в чем риски, сколько есть времени и, самое главное, для чего всё это нужно. Зачем так самоутверждаться? Почему - без всех этих планов и идей, памятуя Льва Николаевича, – именно нам жить нельзя?

Это мой новый очерк в "Неделе"

Отец писателя Набокова, тоже Владимир Набоков, попал в тюрьму, в одиночную камеру, в знаменитые петербургские Кресты, сроком на 3 месяца, в веселом месяце мае 1908 года. Был он депутатом Первой Государственной думы, а, по ее роспуску, воззвав не платить налоги и всячески граждански не повиноваться, сел, как политический, с другими такими же непокорными депутатами.
«Не давать правительству ни солдат, ни денег!» — было написано в воззвании, за что случилась камера размером, в аршинах 6 х 4,5 – и до потолка, в самой высокой точке – в 5 аршин. По-нашему, длина – 4,3 метра, ширина – 3,2 метра, всего – 13,8 кв. метров. Что ж, на рынке недвижимости сейчас есть и меньшие квартиры – от 11 кв. метров. А высота до потолка – 3,6 кв. метра. Солидно!

Ему было 39 лет, отличный возраст. Будущий писатель Набоков уже существовал (ему 9 лет). Два сына, две дочери, а до третьего сына – еще 4 года. Так чем же Владимир Дмитриевич Набоков, будущий управляющий делами Временного правительства, занимался в своей камере целых 3 месяца?
«…С первого же дня зажил по расписанию. Привожу его полностью. В пять часов утра – вставание, умывание, одевание, чтение Библии». Сноска: «Я с Библией (кроме Евангелия) был плохо знаком и решил прочесть ее всю за время заключения».
Продолжаем: «В шесть раздается по всему корпусу звонок и немедленно вслед за тем начинается топот «парашечников»… Процедура эта кончается около половины седьмого. Новый звонок. Доносится протяжное пение «Отче наш», «Богородице дево», «Спаси, Господи, люди твоя». Затем минут пять или десять спустя начинается разноска кипятка… Я завариваю чай, кончаю одеваться, поднимаю койку, подметаю, отворяю окно.
Ровно в семь часов беру итальянскую грамматику с упражнениями и то прохаживаясь маленькими шагами по келье, то стоя на месте, начинаю «зубрить» спряжения, неправильные глаголы, местоимения, слова, делать переводы в уме. Занятие это продолжается до девяти часов, с пятиминутным перерывом.

В девять часов второй перерыв – десятиминутный, я пью молоко, ем хлеб. В 9 ½ часов принимаюсь за чтение по уголовному праву, взяв с собой несколько крупных исследований… Читая, делаю заметки, конспектирую. В промежуток времени от семи до десяти происходит прогулка, каждый день в разный час... В двенадцать часов прекращаю работу, убираю книги и тетради, накрываю стол, жду обеда.
Обед приносят между 12 и 12 1/2. Я обедаю всегда с отличным аппетитом, затем пью чай, немного фланирую. В 1 ½ сажусь писать и пишу, с небольшими перерывами и одним в двадцать минут (для второй прогулки) – до четырех.

В четыре бросаю писать и совершенно раздеваюсь, проделываю восемнадцать мюллеровских упражнений, с обливанием в резиновой ванночке и растиранием. В 4 принимаюсь за серьезное чтение – историческое или философское – до шести.

Затем вторично накрываю стол для ужина, который приносят около 6 часов. С 7 до 9 занимаюсь легким чтением, преимущественно по-итальянски. В 9 делаю свою постель, прибираю комнату, отмечаю на стене минувший день, перечеркивая карандашную полоску, и в 9 ½ ложусь спать».
И вывод, наверное, для нас, потомков: «При таком распределении дня время идет очень скоро и не остается места для скуки и тоски».

Так что делать, чтобы время шло очень скоро?
Набоков: «систематическая работа и упразднение праздности».

Его потом убили в Берлине в 1922 году, при покушении на Милюкова в Берлинской филармонии.
Он обезоружил террориста.
Сам погиб – Милюкова спас.

А пока он пишет, 1 июня 1908 года, 5 часов: «Радость моя, мое солнышко, я был несказанно счастлив видеть сегодня твое дорогое, родное личико и слышать твой обожаемый голосок. Я стараюсь не слишком это показывать, чтобы не растрогать тебя и себя, но теперь я мысленно обращаю к тебе все нежности, которые не мог сказать…».

И еще, 5 июня: «Пожалуйста, напоминай обо мне детям…».

И мы тоже напомним о нем.
Человек распорядительный, человек значащий, любящий человек, пытающийся не упустить своего времени.
Он и не упустил.
Время его упустило.

Из моей новой книги "Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен".
Озон
https://www.ozon.ru/product/potryasennye-obshchestva-pravila-zhizni-v-epohu-peremen-mirkin-yakov-moiseevich-1855684877/?from_sku=1905026688&oos_search=false
Wildberries
https://www.wildberries.ru/catalog/340576814/detail.aspx
ЕС + Великобритания
https://www.knigi-janzen.de/view.php?gid=1015824

Есть семья обычная, есть шведская, а есть российская.
Ее сожитель – государство.
В ней за столом всегда президент. С ним спорят за супом.
Ей подмигивает с экрана голова центробанка.
Министр чего-то там сказал, что.
А теперь еще и Трамп.
Ты слышала, что он cказал?
Под луной, в кресле, под теплым воздухом черемухи мы распаленно обсуждаем … тра-та-та.
А пустим ли мы, Петя …опять их… их… их?
А что если, Петя… они… они… они?
И куда, Петя, дальше, еще… еще… еще?
Они - наши звезды.
Они – предмет обдумывания.
Куда нас дальше дернет, и до чего дойдет, и будет ли этому конец.
И когда всё оттолкнется куда-то.

Если бы здесь был под рукой бокал с красным вином, и дело шло к вечеру, то можно было бы, задумчиво глядя на этот рубиновый бокал, сказать себе: «Какое счастье, когда никто не помнит, как зовут министра финансов, и какое у него имя и отчество, и что он сказал, глядя на проект бюджета».

И еще сказать себе:
-Не хочу жить с ними, не хочу их впускать в семью. Не хочу жить сразу со всей историей России и с ее туманным будущим. Мне нужен пролет просто чайки, просто дрозда, просто парочки голубей, спешащих куда-то мимо крыши дома. И еще - дети, разлегшиеся у воды, с молоком и хлебом. Больше ничего – табу - в моей семье».

Политика семьи, финансовая, имущественная, должна быть. Хотя бы на 5 – 7 лет вперед. Тот, кто не опережает события – всегда проигрывает.
Хорошо бы договориться в семье – а какие цели? Какими мы хотим быть через 5 – 7 лет, или даже через 30? Чего мы добиваемся в своих доходах, в деньгах? Какие финансовые риски готовы принять?
Есть несколько аксиом в финансовой политике семьи.
Первая. Деньги и имущество – это свобода. Быть человеком финансовым, уметь управлять своими активами – такая же привычка, как спортивный образ жизни. Ключевой инстинкт. Быть денежным, не проклинать деньги – такая же ценность, как здоровье. Она дает независимость.

Вторая. Мы - денежный товар на рынке труда, который нужно холить и лелеять. Не делать этого – примерно то же, что не понимать, где у тебя находится сердечная мышца. Финансовый успех – это такой же принцип состоявшейся личности, как выдающаяся семья, профессиональная карьера или служение обществу.

Третья. Только 5% людей всегда нацелены на монетизацию, прибыль, рост имущества. Эти финансовые или торговые люди есть всегда, так же как «люди армии», «люди власти», «люди технического склада», «люди спорта» и т.п.

Если это не вы, то беспокоиться нечего. За вас отыграются ваши дети. Главное – дать детям площадку для старта лучше, чем была у вас.

Четвертая. У всех в семье – разные интересы, разные вкусы к активам, рискам, разные временные горизонты. Все находятся на разных стадиях «жизненного цикла» - кто буйно цветет, а кто готовится к зиме, полагая, что впереди – вечная молодость. Разные характеры, привычки, образование. Разное прошлое.
Политика семьи обязана «урегулировать» конфликты интересов. Хорошо бы договориться об общих целях. К чему стремимся. Согласиться всем вместе - на запреты, понятные для всех.

Пятая. У любой семьи есть жизненные циклы. Есть времена цветения, строительства, почкования, а есть - умиротворения. Финансовая политика семьи обязана точно идти по ее жизненному циклу. Вряд ли вы начнете строить дворец на восьмидесятом году жизни. Но хорошо бы, чтобы у вас уже был удобный и вместительный дом или такое же убежище с полным достатком, дающие вам время делать то, что считаете необходимым.

Шестая. Никто не отменял правила, когда активы семьи распределяются в соответствии с доходностью («не гонялся бы ты поп…), ликвидностью (быстро продать и не потерять) и рисками (кредитный, процентный, валютный риски, риск ликвидности, рыночный риск, операционный).

Седьмая. Никогда не говорите: «Как-нибудь справимся». Или: «Потом что-нибудь придумаем». Или даже: «Будет видно». Обязательно проиграете.

Восьмая. Финансовая политика семьи - не толстый манускрипт. Хотя бы между собой проговорить, прикинуть на бумаге в основных чертах. Даже если денег и имущества немного.

Жил - был инженер Николай Хрисанфович Денисов, решивший стать миллиардером. В 1916 – 1917 гг. он по всей России скупал акции, земли, недвижимость – всё по дешевке, чтобы, когда смута кончится, стать выше всех. Был в кругу Путилова. Военные поставки, железные дороги, Сибирский торговый банк. Владелец всего Гурзуфа, скупал его на корню, дачу за дачей. Какие были планы! После войны в Гурзуфе– казино, рулетка, ресторан на Ай-Петри. Швейцарский управляющий, итальянский струнный оркестр. Закуплена машина «Беби» на 60 пудов льда в сутки!

В ноябре 1917 г. он с женой и двумя дочками бежал в Лондон, чтобы стать одним из главных героев романа Ал. Толстого «Эмигранты».

Это пример неудачной семейной финансовой политики. Не предвидели, семья действовала в ослеплении.

В финансовой политике семьи очень важен прогноз. Что будет происходить в экономике? Куда дело идет? Подъем? Кризис? Будет больше запрещений? Или, наоборот, экономическая либерализация! Процент – ниже? Деньги легкие – или, все-таки, дорогие? Рубль, инфляция – слабее или сильнее на длинную дорожку? Чем выше риски в стране, тем короче временные горизонты для вложений. Можно закладываться на 5 – 10 лет? Или даже на больший срок?

Нужно знать и уметь понять сценарии будущего, их причины, их вероятности.

Что еще решается в финансовой политике семьи?

«Модель семьи». Жить под одной крышей, тремя поколениями, или все разъедутся? Где жить?

Идеология семьи. «Исламские финансы» или «православные»? Запрет процента? А, может быть, обычные, «либеральные»? Финансовые рынки – это только спекуляция и зло? Нелюбовь к иностранному? Ни копейки не дадим в крипту? Вкладываемся только в реальные активы? Долой ИТ?

За всем этим запреты для семьи на те или иные активы. Этика семьи, ее идеология прямо определяют, что будет происходить с ее имуществом.

Цели, величина имущества. 500? 10000? 100 х 100? Хотя бы представлять, что ждем в будущем. Какие крупные издержки?

Образование, страховки, медицина. Затратные хобби (коллекции, спорт, требующий крупных сумм, коллекции). Новые бизнесы, смена профессии или даже венчуры. Будут ли капитальные затраты? Желания неисчислимы. Пробурить, посадить в землю, возвести и, что самое важное, купить.

Финансовая подушка, сбережения. А они есть? Что от них должно остаться? Или они должны прирасти? За счет каких средств действуем? Какие доходы мы ожидаем? Какое имущество приносит доходы, какое – нет. От чего избавиться, что перетрясти. Нет ли того, что лежит без дела? Что изменить в потоке доходов?

И брать ли в долг? У кого, когда, сколько, под залог чего? Каков предел долга? Или еще говорят, какой кредитный рычаг? Кто будет брать в долг? Какой максимум процента? Какую часть доходов отдаем в погашение?

Во что вкладываемся? Депозит и наличка – это предел воображения? Валюта – это счастье? Или же более сложные – ценные бумаги, деривативы, финансовые рынки. Будут ли крупные приобретения имущества? Ремонты, реконструкции? Несколько валют? Золото? Металлические (золотые) счета? Какие риски? И какие лимиты на них?

Будущее неопределенно, в нем всё может быть. Готовимся проявить чудеса изобретательности, если что-то ухудшится. Готовимся думать и строить, если времена начнут улучшаться. Готовимся пытаться управлять рисками, ликвидностью и доходностью имущества семьи на несколько поколений вперед, если, конечно, жизнь это позволит. Готовимся быть мобильными.

Извернуться, придумать, перевернуться – и все-таки сохранить имущество семьи даже в тех обстоятельствах, когда это кажется невозможным. Самое главное имущество семьи – мозги. И еще – любовь, когда ты отвечаешь за всех.

Экономика, общество, каждый из нас нуждается в общей идее. Мы не можем жить, не задавая вопросы: «А зачем?», «Во имя чего?». Ложный выбор может отправить экономику в тупик. Правильный – создать цветущую страну.
История России наполнена крайними выборами, раз за разом приводившими к вспышкам надежд, динамики, а затем – к потерям и застою во всем, прежде всего, в технологической базе общества и в благосостоянии семей.
Эти ложные выборы невозможно не вспоминать, пытаясь понять, что должно объединять нас на десятилетия вперед. Общество муштры, надзора конца 1820-х – начала 1850-х, яркого централизма привело к технологической слабости России и поражению в Крымской войне. Государство, при всем его блеске, существовавшее, как табель о рангах. Даже элита, по сути, была на казарменном положении – отправить, посадить, подвергнуть. Человек как распорядительная единица, если только он не предмет торговли, заклада и рекрутчины на 20 – 25 лет, как это было в отношении большинства крестьянского населения.

Традиционализм 1880-х – 1890-х породил эффект наглухо закрытого парового котла. Его смысл всё тот же – жесткие, пирамидальные иерархии, как в жизни, так и в идеологии. Приведение голов к одним и тем же границам. Панцирный порядок в умах и в институтах общества. Оборотная сторона – тлеющая почва, расцвет «измов», в которых насилие – это счастье самопожертвования. И снова – слабости в технологиях, бедствие в умах, так ясно показанные войной и революцией 1905 г. И уже тогда первое явление черного передела, массового желания отнять и разделить «награбленное» со всей страстью.

Люди – это единицы, призванные решать государственные задачи, как их понимает первое лицо? Когда государство – это он сам? Нигде не проявилась эта ошибка так ярко, как в войне 1914 – 1917 гг. Чтобы бросить в топку мировой войны свой собственный народ, в конфликте между кузенами – у элиты должно быть ясное понимание народа, как счетных единиц, как никогда не вырождающейся почвы, без душ, без любви, подчиненной субъективно понятым государственным интересам.

Результат – разрушение общества и уникальная, первая в мире попытка построить административную экономику, в которой собственность и деньги – ничто, а власть и идеология – всё.
Какой всплеск энергии дали новые люди, получившие власть! И как целеустремленно она угасала 70 с лишним лет! Вместо традиционных верований – марксизм с его сладкой, почти христианской оболочкой. Вместо свободы – жесткая вертикаль, заранее известные ходы. Вместо «обогащайтесь» - прикрепляйтесь, добывайте блага по очереди. Вместо благоденствия – борьба и мобилизация. Вместо открытости – высоко поднятые стены.

И вместо свободной человеческой конкуренции, поднимающей наверх самых умных, талантливых и сильных – негативный отбор. Ни в один момент времени административной эпохи интересы народа, интересы и имущество семей не ставились во главу угла. Вновь расчетные единицы, потребляемые, передвигаемые, возбуждаемые мечтой, чтобы достичь –чего? Великого государства, всемирной победы системы.

А что дальше, когда все это сломалось? Что стало во главу угла? Думаете, люди, их семьи, их интересы? Их состоятельность? Нет, конечно! Идея свободы и рынка как фетиш, как новая религия! Отпустить, отдаться плаванью, раскрыться, подставить грудь свободному ветру. При абсолютной уверенности, что народ плох и его нужно держать в руках.

Все равно, что пустить лису в курятник. Или встать на ринге – в глобальной экономике – и опустить руки. Вновь всплеск, только темной энергии – все взять, что плохо лежит, скушать внутреннее производство импортом, извлечь как можно больше злата из российской руды. И неизбежно отстать от мира, попасть в зависимость от импорта, и разделиться на тех, у кого – всё, и тех, у кого – совсем мало. И где-то там, вновь копить желание в сознании народа – всё переделить.

Почему так много ошибок? Величие государства, как цель – да, было. Личная власть, торжество самолюбия? Да, конечно. Но ошибок нет, только когда за историческим выбором, не на словах, а на деле, стоит благо народа, не абстрактное, а очень конкретное – как общества всеобщего благосостояния, как массы семей, растущих в имуществе, доходах, богатеющих из поколения в поколение. Ведущих себя независимо, конкурирующих, рождающих все новые идеи. Подбадриваемых стимулами, идущими от государства.

Конечно, можно попытаться их усмирить. Управлять массовым сознанием через конфессии – занять обычаями и ритуалами, идеями, ниспосланными свыше. Переключить на гордость своей историей и государством, на воображение себя героями. Обозначать врагов, как главное препятствие для райской жизни, дать всем понять, что мощь растет. Сводить к обрывкам знания об обществе, желтеть, играть, быть ниже пояса и развлекать. А информацию – разбить, перегородить, подсластить, переключить на глупости, наладить личный надзор и, наконец, дать рейтинги за правильное поведение.

Все это возможно. И мобилизоваться, и проникнуться сознанием высших идей, и встать, как один. Но возможно ли, опираясь на все это, обеспечить динамику общества и экономики на опережение всех других? Особенно, когда исправно публикуются списки российских миллиардеров, а неравенство растет.

Вся российская, да и мировая история подсказывает, что нет.
«Другая» национальная идея – это «обогащайтесь», становитесь на ноги, семьями и домами, большим средним классом, на долгие времена, будьте независимыми, создавайте новое, но и будьте все вместе, никогда не забывая ни традиции, ни общие ценности, ни свою историю, защищая общество, народ, Отчизну.

А государство своей политикой сделает все возможное, создаст максимум стимулов, чтобы помочь во всем этом российским семьям.

Обычно это называется социальная рыночная экономика. Именно в ней свобода и необходимость, государственное и частное находят оптимум.

Найдется он и в России.

Из моей книги "Гуттаперчевый человек. Краткая история российских стрессов"
https://am.ozon.com/product/guttaperchevyy-chelovek-kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-mirkin-yakov-moiseevich-1722450983/

У того, кто видел огромные пустые пространства в Лейпциге или Дрездене вместо старых городов, у того, кто шел в Роттердаме по красной светящейся линии, огораживающей линию бомбовых ударов - справа - ты умер, слева - ты жив, всегда возникает один и тот же вопрос: "Как они простили друг другу все это?". Ковровые бомбардировки, огненные штормы? Как они смогли снова вернуться к единой Европе - пусть и не совсем единой, но той, где люди свободно смешиваются друг с другом? Смеются друг с другом, свободно бродят, свободно говорят.

- Вы помните? - спросил я своего старого немецкого друга. -Помним, - ответил он и перевел разговор на что-то другое. Я прислушивался к себе, я хорошо себя чувствовал в Германии, для меня немцы гораздо ближе и понятнее британцев. Но я помню, помню, помню, и память эта прорывалась на железных дорогах, которые - все те же, и станции часто те же, что и восемьдесят лет назад. Их же везли по этим же дорогам, мимо этих же станций. И я никогда не спрашиваю своего друга, своего давнишнего немецкого друга, где был его отец, где были его родственники восемьдесят лет назад. Не могу, нет сил это спросить.

Это жестокие раны. Именно сейчас они наносятся - жесточайшие, безрассудные. беспощадные. Но я вижу будущее. Будущее, в котором все - будут помнить, все - будут знать, но всё равно, рано или поздно, будут способны найти человеческую связь. Хотелось бы в этом поклясться, но кто же знает, насколько эти клятвы будут сильны?

Может ли быть уничтожена склонность человеческого рода к убийству себе подобных? "Не убий", "возлюби ближнего" - их победа возможна? Кажется, что нет. Самый ближний родственник человека - шимпанзе - убивает себе подобных, воюет стаями, воюет в одиночку, - за еду, за самку, за потомство, за что угодно. И, если склонность к убийству, заложена фундаментально, биологически, если это "базовый инстинкт", то как от него избавиться? Как человеческому роду избавиться от самого себя?

И тогда все философские мечтания - не убий, не предай, возлюби, - просто золотые мечты, которым поклониться нужно, а, может быть, поплакать над ними в еще холодный мартовский денек.

Впрочем, это никак не отменяет для каждого из нас возможности мечтать - возлюби, не предай, не убий.

И делать все для этого - а вдруг?

Как жить, когда жизнь перевернулась, человеку публичному, ничем не запятнанному юристу, который всем известен, судье, признанному Дон Кихотом? Революции, гражданская война, диктатура, военный коммунизм, «черный передел», отъем собственности, террор, полный переворот права. Как жить?

Анатолию Федоровичу Кони в 1918 г. – 74 года. Кто такой? «Я 50 лет работал на большой сцене уголовного суда и правосудия» (письмо А. Кони, 15.10.1925). Обожаемый народом судья. Всеми любимый прокурор. Ничем не опороченный чиновник высшего ранга. Кони, пройдя три царствования, достигнув высшего в России чина действительного тайного советника, член Госсовета, сенатор, кавалер почти всех орденов России, очнулся в абсолютно новой реальности.

Cын литератора и актрисы, всего лишь в 33 года был назначен председателем Петербургского окружного суда – столица! – и тут же, в 1878 г. попал в процесс Веры Засулич, как судья, как тот, кто ведет присяжных к приговору. Ему всю жизнь «высшие круги» не могли простить оправдательного приговора Засулич, хотя, когда требовался умный и честный юрист – призывали именно его. Крушение царского поезда в Борках в 1888 году, чудом не повлекшее смерть императора и его семьи? Следствием руководит Кони.

Кажется, он был сделан из крайностей. Быть либералом, «красным» - и верно служить, достигая высших чинов и наград. Всю жизнь провести в кровотечениях и сердечных припадках – и пережить большинство сверстников. Он ушел в 83 года, в 1927 г. Любить, быть окруженным женщинами, – и остаться в одиночестве и без детей. Быть юристом, с мышлением ясным, формальным – и страстным в письме и речах. Толкователь Пушкина, общеизвестный критик, писатель и публицист, доктор права, почетный академик по разряду изящной словесности, избранный 8 января 1900 г. вместе с Львом Толстым, Чеховым, Короленко, Вл. Соловьевым. Как это соединить?

Есть ответ: труд. Вечная работа. Служение обществу. Любовь - к отечеству. Любовь к своему народу. Любовь к человеку. Безукоризненная нравственность и чувство долга – в помощи, чтобы хоть как-то умиротворить государственную машину. И сделать все возможное, чтобы внести в общество нравственность, рациональность, должное чувство свободы и самоуважения. Чтобы суд был третьей властью в России, независимой, не безличной, не имеющей обвинительного уклона. «Нравственные начала в уголовном процессе (общие черты судебной этики)» - это ведь его труд. «Иногда приходишь домой из заседания совсем с измученным сердцем, — и редки случаи радости по поводу спасения какого-нибудь несчастливца» (А. Кони, письмо, 15.04.1900).

Его тексты захватывают. Десятки очерков и статей, стенограммы речей в суде, письма, редкие по искренности – и сегодня, спустя сто с лишним лет чувствуются образцом стиля, ума и – лучше еще раз сказать – нравственности, доброты. Золотой русский язык. И еще – острые сюжеты. Его «Судебными речами» (1888) «все зачитывались» (Р. Хин-Гольдовская. Здесь и ниже - Воспоминания современников). Следы его расследований у Достоевского и Толстого. Он был чудесным рассказчиком и, как бы сказали сегодня, «умел дружить».

Может быть, внешность? Верх обаяния? «На мне от рождения лица нет» (Г. Крыжицкий). Хромой, ковыляющий (случайное происшествие). «Тяжело было наблюдать за старым маленьким человеком, который на костылях передвигался по улице, часто останавливаясь для отдыха». А потом «мы забывали, что перед нами старик… Глядя на него и слушая его образную речь, часто перемежающуюся шутками, острым словом, изображением рассказываемого в лицах (он был прекрасным лицедеем), мы готовы были слушать оратора до бесконечности» (А. Андреева).
«Обаяние ума – вот в чем заключалась сила Кони» (Г. Крыжицкий). Главное имущество – мозги.

На чем он стоял? В чем была его правда? Суд человечный, суд, охраняющий личное достоинство. Решение суда должно основываться на том, что «представляется логически неизбежным и нравственно обязательным». В нем должно быть проявление «той разумной человечности, которая составляет один из элементов истинной справедливости». Судья всегда должен иметь «возможность сказать себе, что ни голос страсти, ни посторонние влияния, ни личные соображения, ни шум и гул общественного возбуждения – ничто не заглушало в нем сокровенного голоса, не изменяло его искреннего убеждения и не свело его с намеченного судейским долгом пути действительного правосудия» (А. Кони. Нравственные начала в судебном процессе).

Это именно тот суд, который нам будет нужен всегда.
Но как же он смог пережить разрыв времен в 1917 – 1921 гг., когда все понятия о праве перевернулись? Как быть с человечностью, как быть с жалостью и любовью – к просто человеку?

Как существовать при такой цензуре? Кони рассказывал: в статье привел цитату из письма рабочего, отчаявшегося от слова «совсем». «Письмо написано в 1884 году. Рабочий пишет: «Худо стало жить и т. д.». Цензура потребовала, чтобы Кони прибавил: «худо стало жить при капиталистическом строе. Да здравствует коммуна!» (К. Чуковский. Дневник 1901 – 1929).
Как найти ответы на все эти перечеркивания в жизни?

Кони ответил «хождением в народ». Публичным просвещением (больше 1000 лекций в 1918–1927 гг.). Честной попыткой нести то, что спасет – культуру, искусство мышления, нравственность, высокую юридическую технику. Власти даже помогали (Луначарский). Единожды обыскан ЧК, арестован – но только на ночь. «Рабом ни отдельных лиц, ни толпы я никогда не был, работаю не покладая рук и не давая отдыха своему живому слову и в восемьдесят лет» (А. Кони, здесь и ниже - переписка, 18.02.1924).

«Прошли две революции – и я снова профессор в трех Университетах (I и II Петербургском и в Железнодорожном Университете), в Институте живого слова (очень интересное учреждение) и на курсах Всемирной литературы в Аничковском дворце. От прежних званий не осталось ничего, а профессура, когда-то утраченная, вернулась в изобилии» (7.09.1919).
Зачем? «Стараясь по мере сил и с тяжелыми испытаниями лично для себя проводить в народное правосознание начала нравственности и справедливости» (7.09.1919).

Это урок. Это способ сражаться. Как в самую жестокую пору выйти из строя, работая ради тех, кто сохранит культуру. Удерживать свет. Делать единственно возможное во времена жестокостей – публично говорить об этике, о суде – о третьей власти, которая все равно, рано или поздно, возникнет, о правовом государстве.

Учить этому, пока можешь. Сохранять. Передавать.
В письме: «Вы не можете измерить глубины моего горя по поводу поругания всего, что мне было дорого и свято. Есть прекрасное латинское выражение: vivit sub pectore vuluns — живешь, когда в сердце рана. Конечно, я стараюсь жить, чтобы выполнить мою, ведомую Господу задачу, — но жить мне стало очень тяжело. Только лекции для студентов… и заставляют меня на время забывать печальную действительность и не заглядывать в мрачные перспективы» (1.09.1924).

Он делал это 10 лет (ему было 74–83 года). «Ввиду чрезвычайно усиливающейся моей хромоты, всякое передвижение меня пугает» (10.07.1920). «Были два сердечных припадка на фоне чрезвычайного переутомления» (22.05.1921). «Чувствую невероятную слабость. Очень уж я много выступаю лектором» (25.06.1921).

Так он сражался, несмотря ни на что. Как каждый из нас может сражаться. Или должен.

Счастливый, в общем-то, человек, ни в чем себе не изменивший. Пример, как не запятнаться, сделав карьеру. Как быть нужным и через 100 лет, чтобы можно было открыть том и начать хотя бы с этих слов: «Правительство всегда смотрело на меня как на только терпимого в рядах государственных слуг человека, пользуясь моими дарованиями и знаниями, и моим тяжким трудом и видя во мне нечто вроде Дон Кихота, который добровольно несет иго чиновника... Но общество относится ко мне иначе. Оно понимает мое служение родине и с полным доверием обращает ко мне взоры, считая меня носителем нравственных начал. И в настоящее смутное и тревожное время оно ждет от меня слова» (5.01.1906).

Его слово случилось. Нам и сейчас нужно такое слово – чтобы жить.

Это моя новый очерк в "Неделе"

"Замечательная книга. Помогает разобраться в ситуации исторических перемен и реакции людей на эти изменения. Рекомендую читать и перечитывать. Оформление и печать хорошие. Будет актуально и для детей и для внуков".
Это отзыв в "Озон" от 17 марта о моей новой книге "Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен". Читательский рейтинг - высший ("5 звезд").
https://www.ozon.ru/product/potryasennye-obshchestva-pravila-zhizni-v-epohu-peremen-mirkin-yakov-moiseevich-1855684877/?tab=reviews
Wildberries
https://www.wildberries.ru/catalog/340576814/detail.aspx

Исповедь свободного человека
1) Избегать иерархий.
2) Вырываться из них.
3) Никому не мешать жить в иерархиях.
4) Служить всем, не служить кому-то.
5) Двигаться поперек правил.
6) Не мешать жить по правилам.
7) Возникновение идей. Поток идей. Власть идей.
8) Перпетуум-мобиле.
9) Странствовать. От моря невозможно оторваться так же, как от дымящегося июньского луга.
10) Кружение над светящимся миром, по миру, в миру.
11) Взбудораженный, вечно куда-то стремящийся свой круг.
12) Быть в любящем кругу.
12) День – акт творения.
13) Понимать. Провидеть. Возводить. Изменять. Влиять.
14) Свет и тьма хорошо различимы. Быть там, где свет. Спасать.
15) Видеть границы.
16) Есть пределы возможного. Рациональность и сопротивление ей.
17) Вывернуться из рациональной оболочки, хотя бы на пол-оборота.
18) Свобода глубоко думающего человека должна распространяться.

В мире, где добро спутано со злом, и действия добра могут привести к еще большим взрывам зла, в мире, где сила пытается обуздать силу, которая отвечает только еще большей силой, и так - бесконечно, может быть, самый главный принцип - не творить зла самому, не присоединяться (и не прислоняться) к злу, не желать зла другому, не получать скрытое удовольствие от зла (так бывает). Пытаться делать то, что однозначно может быть истолковано только как добро, как чье-то спасение. Иначе непонятно, как жить, не уничтожая самого себя

"На днях Гржебин звонил Блоку: «Я купил Ахматову». Это значит: приобрел ее стихи. Дело в том, что к Ахматовой принесли платье, которое ей внезапно понравилось, о котором она давно мечтала. Она тотчас же — к Гржебину и продала Гржебину свои книги за 75 000 рублей." (Чуковский, Дневник. 30 марта 1920 г.).

Здесь нас бросает в ступор. Что это за фантастическая фигура - Зиновий Гржебин? И кто он такой, чтобы во времена военного коммунизма скупать права на стихи?
За счет личных денег?
Их давно должны были - чик-чик. Как у всех!

"Андреев очень любил читать свои вещи Гржебину. — Но ведь
Гржебин ничего не понимает? — говорили ему. «Очень хорошо
понимает. Гастрономически. Брюхом. Когда Гржебину что нравится, он начинает нюхать воздух, как будто где пахнет бифштексом жареным. И гладит себя по животу…»

О нет, никогда не оскудеет российская земля коммерческими талантами"

"Он такой неуклюжий, патриархальный, покладистый. У него
чудные три дочери — Капа, Ляля, Буба — милая семья. Говоря с
ним, я ни минуты не ощущаю в нем мазурика. Он кажется мне
солидным и надежным".

17 марта 1920 г. "У Гржебина (на Потемкинской, 7) поразительное великолепие. Вазы, зеркала, Левитан, Репин, старинные мастера, диваны, которым нет цены, и т. д. Откуда все это у того самого Гржебина, коего я помню... художничком, попавшим в тюрьму за рисунок в «Жупеле» (рисунок изображал Николая II с оголенной задницей). Толкуют о его внезапном богатстве разное, но во всяком случае он умеет по-настоящему пользоваться этим богатством".

Май 1919 г. "Был у Гржебина. Гржебин предлагает мне за мои сочинения 280 000 рублей — и мне кажется, я соглашусь". Это - Чуковский. Дневник.

Какой был славный колоссаль - проект! Создал в Берлине частное издательство под собственным именем, чтобы печатать за границей русские книги для России. Завалить миллионами экземпляров. Всемирная и русская литература. С благословения Горького и массы чиновников. Решения Ленина. Получал на эти цели валюту из России (намного меньше, чем личные издержки). Залез в долги. Официальный проект, сначала поддержанный государством, а потом, в 1923 г. им же похороненный (Гослитиздат сказал "ку-ку", все будем делать сами).

Гржебин - разорен. Семья (четверо детей) - разорены.
Не связывайтесь романтически с правительством.
Не дудите в Вашу большую трубу!
Не оплодотворяйте всю землю!
Трезвый расчет, счет рисков, думайте, когда Вам скажут "нет". Вы - не первый и не последний.
Но какой же размах, как не сойти с ума! Я могу!

Даже если удастся что—то подписать окончательное (прогноз - через 2-3 года), придётся привыкать жить в условиях «ни мира, ни войны». Каждая из сторон будет обвинять другую в нарушении любого вида соглашений, и дух войны, дух напряженности будет витать в воздухе. Жить будет неудобно, как будто у тебя колотая рана в боку, и она никак не заживает.

Ну что поделаешь - так живут в Южной и Северной Кореях, так живут на Тайване (вечная угроза войны со стороны соседа), так уже скоро 100 лет живет Израиль. Так жили и продолжают жить в Армении и Азербайджане - самые обычные, “нормальные» семьи, которым совсем не хочется воевать.

Все равно придётся искать смыслы - куда дальше и больше, как «развиваться» - в этой расколотой, несовершенной жизни, по меньшей мере, на десятилетия.

Ещё ведь и мир будет расколот. Множество попыток отделиться, множество попыток прихватить. Нерушимость границ? Стабильные развитые демократии? Лет на 10-20 придётся забыть об этом. Хотя бы пережить более-менее так, чтобы тлело, а не полыхало - кругом.

И все равно, рано или поздно, придет «разрядка напряженности» - жить-то надо. Во всяком случае те, кто были в детстве в 1960-х - 1970-х годах, совсем не думали о том, что на них вот-вот придется какая-то напасть. Хотя «взрыву слева» и «взрыву справа», да еще и сборке автоматов со всем старанием учили военруки.