Zangaro Today

​​🇬🇭 🇨🇮 Между пером и мачете. О детском труде в какао-индустрии

Успешная имплементация сделки Ганы и Кот-д'Ивуар 2018 г. по созданию «какао-ОПЕК» сопровождается трениями с крупнейшими партнерами (Mars, Hershey, Nestle и Cargill) — на фоне падения цен компании отказываются платить дифференциал в $400/т, ганские и ивуарийские регуляторы назвали это «заговором против крестьян» и готовят серию санкций.

Случайно ли, это совпало с публикацией в СМИ выдержек из американских докладов о росте тяжелого детского труда в этой индустрии. В 2010 г. эти компании договорились снизить детский труд в производстве какао-бобов на 70% к 2020 г. — но, по оценкам американских специалистов, к 2020 г. он только вырос с 31% до 45% — до 1,56 млн, в т.ч. тяжелый и опасный труд — с 30 до 45%.

Можно подумать, что речь идет о легитимации неуплаты части добавленной стоимости на фоне моральной истерии, хотя в СМИ эта тема муссируется с 2000-2001 гг., на нее по линии НКО выделяются большие средства (в 2001—2009 — $15 млн), а при размытости предмета поиска изучать можно до бесконечности, рутинно сводя все к бедности и традициям использования детей. Что правда лишь отчасти.

Прежде всего под тяжелым трудом имеется в виду распыление химикатов, удобрений, инсектицидов, сжигание буша, расчистка и рубка леса с мачете в руках. В целом это рутинный сельский труд, где развести допустимую и опасную компоненты сложно, ибо любой крестьянский труд — тяжелый и ему учатся с малолетства, притом в семейных домохозяйствах и наравне со старшими домочадцами, это — часть социализации.

Дети не всегда работают недобровольно (вернее почти никогда), скорее, — из-за отсутствия либо нежелательности других альтернатив в виде образования или домашнего труда. В Гане вообще свыше 30% детей занято в экономике (лесном хозяйстве, агроиндустрии, рыболовстве, торговле), и критика, в основном, касается непосещения ими школ. Но речь идет лишь об одной линии социализации — наравне с полевой и домашней работой. Но моющий полы так и умрет с тряпкой в руках, за обучение надо платить (в т.ч. за форму, учебники), преподают плохо и в прямом смысле из-под палки, в то время как плантация — это ранняя эмансипация, социальный лифт и конечный выход из-под опеки.

Биологический и социальный возраст здесь не совпадают. В возрастном классе молодых можно застрять анекдотически надолго, до 40 лет и первых седин, зато можно уже в 14 лет стать бригадиром и жить самостоятельнее. Конец детства подразумевает в первую очередь обретение социальных и потестарных компетенций, — возможность содержать себя и нести ответственность, создать дом и семью. И труд — формативная часть эмансипации и обретения этих компетенций, в то время как переполненная сельская школа с побоями — вряд ли (дети оттуда сбегают и сами создают трудовые кооперативы, чтобы работать на плантациях и получать первые деньги).

Ребенка тоже рожают без сантиментов — как ресурс рода, богатство, пенсионный фонд и инвестицию, которая обязана окупиться, и строгость соблюдения ими трудовых и материальных обязательств, наложенных на них старшими, конвертируется в больший объем прав и власти в будущем. Их вовлечение в тяжелый труд за пределами привычных полевых работ — тоже неизбежно. Но тут в дело вступает многообразие неочевидных обстоятельств.

Например, в Гане в стране Ашанти в сельском мире очень много разводов — традиционные формы семейной организации меняются. Следствие — неспособность платить за обучение ребенка в школе (дети остаются с матерями), а в случае повторного брака новые мужья часто не берут ответственность за детей супруги (что удачно накладывается на аканскую обычноправовую традицию, по которой дети — собственность семьи матери и наследуют ее брату, а не отцу. Правда, матрилиния была разрушена какао-индустрией, но отцы получили права на детей без всяких обязательств). И такие дети — в более тяжелом положении, потому что обязаны раньше отвечать за себя и по родовым обязательствам. Словом, детский труд — функция от общественного строя, и его сокращение будет возможно лишь с инвестициями в альтернативные каналы социализации.

www.group-telegram.com/tw/zangaro.com/1037

4.9K viewsedited  Dec 9, 2020 at 10:50

​​🇬🇭 🇨🇮 Между пером и мачете. О детском труде в какао-индустрии

Успешная имплементация сделки Ганы и Кот-д'Ивуар 2018 г. по созданию «какао-ОПЕК» сопровождается трениями с крупнейшими партнерами (Mars, Hershey, Nestle и Cargill) — на фоне падения цен компании отказываются платить дифференциал в $400/т, ганские и ивуарийские регуляторы назвали это «заговором против крестьян» и готовят серию санкций.

Случайно ли, это совпало с публикацией в СМИ выдержек из американских докладов о росте тяжелого детского труда в этой индустрии. В 2010 г. эти компании договорились снизить детский труд в производстве какао-бобов на 70% к 2020 г. — но, по оценкам американских специалистов, к 2020 г. он только вырос с 31% до 45% — до 1,56 млн, в т.ч. тяжелый и опасный труд — с 30 до 45%.

Можно подумать, что речь идет о легитимации неуплаты части добавленной стоимости на фоне моральной истерии, хотя в СМИ эта тема муссируется с 2000-2001 гг., на нее по линии НКО выделяются большие средства (в 2001—2009 — $15 млн), а при размытости предмета поиска изучать можно до бесконечности, рутинно сводя все к бедности и традициям использования детей. Что правда лишь отчасти.

Прежде всего под тяжелым трудом имеется в виду распыление химикатов, удобрений, инсектицидов, сжигание буша, расчистка и рубка леса с мачете в руках. В целом это рутинный сельский труд, где развести допустимую и опасную компоненты сложно, ибо любой крестьянский труд — тяжелый и ему учатся с малолетства, притом в семейных домохозяйствах и наравне со старшими домочадцами, это — часть социализации.

Дети не всегда работают недобровольно (вернее почти никогда), скорее, — из-за отсутствия либо нежелательности других альтернатив в виде образования или домашнего труда. В Гане вообще свыше 30% детей занято в экономике (лесном хозяйстве, агроиндустрии, рыболовстве, торговле), и критика, в основном, касается непосещения ими школ. Но речь идет лишь об одной линии социализации — наравне с полевой и домашней работой. Но моющий полы так и умрет с тряпкой в руках, за обучение надо платить (в т.ч. за форму, учебники), преподают плохо и в прямом смысле из-под палки, в то время как плантация — это ранняя эмансипация, социальный лифт и конечный выход из-под опеки.

Биологический и социальный возраст здесь не совпадают. В возрастном классе молодых можно застрять анекдотически надолго, до 40 лет и первых седин, зато можно уже в 14 лет стать бригадиром и жить самостоятельнее. Конец детства подразумевает в первую очередь обретение социальных и потестарных компетенций, — возможность содержать себя и нести ответственность, создать дом и семью. И труд — формативная часть эмансипации и обретения этих компетенций, в то время как переполненная сельская школа с побоями — вряд ли (дети оттуда сбегают и сами создают трудовые кооперативы, чтобы работать на плантациях и получать первые деньги).

Ребенка тоже рожают без сантиментов — как ресурс рода, богатство, пенсионный фонд и инвестицию, которая обязана окупиться, и строгость соблюдения ими трудовых и материальных обязательств, наложенных на них старшими, конвертируется в больший объем прав и власти в будущем. Их вовлечение в тяжелый труд за пределами привычных полевых работ — тоже неизбежно. Но тут в дело вступает многообразие неочевидных обстоятельств.

Например, в Гане в стране Ашанти в сельском мире очень много разводов — традиционные формы семейной организации меняются. Следствие — неспособность платить за обучение ребенка в школе (дети остаются с матерями), а в случае повторного брака новые мужья часто не берут ответственность за детей супруги (что удачно накладывается на аканскую обычноправовую традицию, по которой дети — собственность семьи матери и наследуют ее брату, а не отцу. Правда, матрилиния была разрушена какао-индустрией, но отцы получили права на детей без всяких обязательств). И такие дети — в более тяжелом положении, потому что обязаны раньше отвечать за себя и по родовым обязательствам. Словом, детский труд — функция от общественного строя, и его сокращение будет возможно лишь с инвестициями в альтернативные каналы социализации.

BY Zangaro Today