Канал К. М. Антонова

Итак, «кантовский» выпуск «Вестника», сделанный по итогам конференции "Религиозные идеи Иммануила Канта в русской философской и богословской традиции XIX - начала XX века", прошедшей в ПСТГУ 12 марта 2024 года.

Богословие и философия тут вперемежку.

Номер начинается с похвалы «философской скромности Канта», установившего границу между философской и библейской теологией и неуклонно остававшегося в рамках первой, претендуя не на ревизию догматики, а лишь на ее интерпретацию без вероучительной претензии и в рамках морально-практической ориентации. Теоретические рассуждения о «свойствах Бога» здесь невозможны, и лишь этико-теология предстает как единственно возможное основание рационального учения о религии. Напротив, философия религии Форберга и гр.Л.Толстого, подобной философской скромностью не отличается и уклоняясь к теории «здравого смысла» дает повод для критики исторической религии (статья А.К. Судакова).

Номер продолжается похвалой Канту-апологету (В.П. Лега): показав, что законы природы существуют в человеческом рассудке в виде его априорных форм, Кант опроверг материализм, однако этот вывод хорошо согласуется с суммой утверждений Декарта и Галилея, согласно которым законы природы даны миру Богом-творцом и отцов Церкви, согласно которым человек есть образ Божий. Тем самым должны быть довольны и ученые, для которых законы природы объективно-реальны, и философы-гносеологи, для которых они априорны. Страдают только материалисты.

Дальше мы все-таки переходим к выяснению отношений Канта и русской религиозной мысли (как философской, так и богословской, как светской, так и духовно-академической).
Алексей Круглов предлагает детальный анализ «общего состояния исследований рецепции Канта в русской религиозной философии и его проблем». Автор видит 4 основных проблемы: 1. Трансляция устаревших шаблонов начала XX века. 2. Редукция русской философии к соловьевскому направлению и, как следствие, игнорирование множества сюжетов к. XVIII – XIX веков. 3. Наличие существенных пробелов знания рецепции Канта в русской религиозной философии – прежде всего, в духовных школах – в семинариях, академиях, их печатных органах, а также темы Кант и русская эмиграция. 4. Игнорирование рецепции кантовской философии в западноевропейском протестантизме и католицизме, а также в православии за пределами России – что ведет к ложному представлению об уникальном характере отношений Канта и русской религиозной мысли.

Константин Антонов (т.е. я) – является хорошим примером 2-го пункта статьи Круглова, поскольку анализирует роль кантовского этического аргумента в дискуссии Соловьева, Чичерина, Толстого и Новгородцева. Общий вывод тот, что, вопреки расхожему представлению (все-таки, здесь преодолевается п. 1), идея автономии этического субъекта была для русской религиозной мысли конституирующим фактором, а отказ от этой автономии – критическим аргументом, которого они серьезно боялись и активно использовали в полемике друг с другом (см. предыдущий пост).

Последующие авторы, наоборот, преодолевают проблемность п. 2 и немножко закрывают пп. 3 и 4.

Людмила Крыштоп рассматривает этикотеологию Канта в восприятии Н. П. Рождественского и Ф. А. Голубинского: оба богослова являются примером редкой для России положительной рецепции кантовской этикотеологической мысли, поскольку, в частности, они защищают Канта от высказывавшихся в его адрес обвинений в моральном эгоизме.

Еще более подземное влияние Канта на русское богословие вскрывает Артем Малышев в статье «Кантовская антропология в русской христологии: случай свящ. Иоанна Петропавловского». Здесь показывается роль, сыгранная трактатом «Религия в границах одного только разума» в дискуссии о нравственных совершенствах Христа по Его человеческой природе между о. Иоанном Петропавловским, архиеп. Саввой (Тихомировым), прот. Иоанном Янышевым, у истоков которой стояло богословие св. Иннокентия Херсонского, с его опиравшейся на кантианское представление о свободе, идеей, что Христос теоретически мог согрешить во время земной жизни, однако не согрешил.

www.group-telegram.com/ua/KMAntonov_PSTGU.com/94

1.6K viewsDec 11 at 12:08

Итак, «кантовский» выпуск «Вестника», сделанный по итогам конференции "Религиозные идеи Иммануила Канта в русской философской и богословской традиции XIX - начала XX века", прошедшей в ПСТГУ 12 марта 2024 года.

Богословие и философия тут вперемежку.

Номер начинается с похвалы «философской скромности Канта», установившего границу между философской и библейской теологией и неуклонно остававшегося в рамках первой, претендуя не на ревизию догматики, а лишь на ее интерпретацию без вероучительной претензии и в рамках морально-практической ориентации. Теоретические рассуждения о «свойствах Бога» здесь невозможны, и лишь этико-теология предстает как единственно возможное основание рационального учения о религии. Напротив, философия религии Форберга и гр.Л.Толстого, подобной философской скромностью не отличается и уклоняясь к теории «здравого смысла» дает повод для критики исторической религии (статья А.К. Судакова).

Номер продолжается похвалой Канту-апологету (В.П. Лега): показав, что законы природы существуют в человеческом рассудке в виде его априорных форм, Кант опроверг материализм, однако этот вывод хорошо согласуется с суммой утверждений Декарта и Галилея, согласно которым законы природы даны миру Богом-творцом и отцов Церкви, согласно которым человек есть образ Божий. Тем самым должны быть довольны и ученые, для которых законы природы объективно-реальны, и философы-гносеологи, для которых они априорны. Страдают только материалисты.

Дальше мы все-таки переходим к выяснению отношений Канта и русской религиозной мысли (как философской, так и богословской, как светской, так и духовно-академической).
Алексей Круглов предлагает детальный анализ «общего состояния исследований рецепции Канта в русской религиозной философии и его проблем». Автор видит 4 основных проблемы: 1. Трансляция устаревших шаблонов начала XX века. 2. Редукция русской философии к соловьевскому направлению и, как следствие, игнорирование множества сюжетов к. XVIII – XIX веков. 3. Наличие существенных пробелов знания рецепции Канта в русской религиозной философии – прежде всего, в духовных школах – в семинариях, академиях, их печатных органах, а также темы Кант и русская эмиграция. 4. Игнорирование рецепции кантовской философии в западноевропейском протестантизме и католицизме, а также в православии за пределами России – что ведет к ложному представлению об уникальном характере отношений Канта и русской религиозной мысли.

Константин Антонов (т.е. я) – является хорошим примером 2-го пункта статьи Круглова, поскольку анализирует роль кантовского этического аргумента в дискуссии Соловьева, Чичерина, Толстого и Новгородцева. Общий вывод тот, что, вопреки расхожему представлению (все-таки, здесь преодолевается п. 1), идея автономии этического субъекта была для русской религиозной мысли конституирующим фактором, а отказ от этой автономии – критическим аргументом, которого они серьезно боялись и активно использовали в полемике друг с другом (см. предыдущий пост).

Последующие авторы, наоборот, преодолевают проблемность п. 2 и немножко закрывают пп. 3 и 4.

Людмила Крыштоп рассматривает этикотеологию Канта в восприятии Н. П. Рождественского и Ф. А. Голубинского: оба богослова являются примером редкой для России положительной рецепции кантовской этикотеологической мысли, поскольку, в частности, они защищают Канта от высказывавшихся в его адрес обвинений в моральном эгоизме.

Еще более подземное влияние Канта на русское богословие вскрывает Артем Малышев в статье «Кантовская антропология в русской христологии: случай свящ. Иоанна Петропавловского». Здесь показывается роль, сыгранная трактатом «Религия в границах одного только разума» в дискуссии о нравственных совершенствах Христа по Его человеческой природе между о. Иоанном Петропавловским, архиеп. Саввой (Тихомировым), прот. Иоанном Янышевым, у истоков которой стояло богословие св. Иннокентия Херсонского, с его опиравшейся на кантианское представление о свободе, идеей, что Христос теоретически мог согрешить во время земной жизни, однако не согрешил.

BY Канал К. М. Антонова