Empires will die

Первое слово, звучащее в фильме “Дюна 2”, — imperial. Среди трейлеров, которые показывали перед сеансом, только один был типа про любовь, а не про империи и войну. Когда находишься в своём бабле, сложно представить, что мир вокруг до сих пор очарован империей — и как абстрактной идеей, и как эстетикой, и как ресентиментом.

Я всегда смеялась, когда видела вывески в россси в духе “Империал SPA”, но ведь какой-нибудь музей на набережной Брали, фактически, ничем от этого Империал СПА не отличается — это такое же упоение империей, её прошлым, эстетикой и властью.

Открыть этнографический музей в 2021 году, полностью восстановив в нём вензеля короля, убившего сотни тысяч людей и животных, — в этом нет ничего общего с вниманием к истории, зато много — с очарованием ушедшей имперской эпохой. Это ведь благодаря ей у музея есть такая внушительная “world-class collection”.

В этом же музее — королевском музее Африки в Брюсселе — есть раздел The Resource Paradox. В общей экспликации к нему говорится, что ресурсное богатство не спасает страны Центральной Африки, в том числе ДР Конго, от бедности — такой вот abundance paradox. Хочется, конечно, спросить “А что случилось?”, но ответ находит себя только между строк, за эвфемизмами. В этом разделе, например, есть цифра, что меньше чем за 20 лет, с 1889 по 1908 годы, только в порт Антверпена было доставлено 4700 тонн слоновой кости, “originated from approximately 94,000 elephants”. Originated from скрывает убийство ради этого материала — и рядом с этой этикеткой в экспозиции стоит бюст Леопольда II из слоновой кости. Я погуглила: сейчас в ДР Конго популяция слонов насчитывает примерно 9 тыс.

В разделе Colonial History and Independence я искала информацию о Патрисе Лумумбе — нашла небольшой текст, к которому хотелось добавить “убит ЦРУ и бельгийскими властями, чтобы скрыть следы преступления, останки Лумумбы были растворены в кислоте”. Смешно, что две эти темы — колониальной истории и независимости, изъятые из остальных разделов — слиплись в одном зале, на фоне гигантской восстановленной карты бельгийского Конго.

Если смотреть где-то между кадров “Дюны 2”, продираясь сквозь эстетизацию в том числе империи, можно тоже найти ответы о парадоксах изобилия и бедности. Коренные люди планеты Аракис — такой собирательный образ всех небелых людей планеты Земля — слишком религиозны, доверчивы, могут либо воевать, либо молиться, и не смогут взять на себя управление ресурсами.

Я вижу иногда какие-то воодушевлённые материалы в духе “смотрите, автор:ки фильма черпали вдохновение в культуре <…> коренного народа!”. Но чем это “вдохновение” в “Дюне” отличается от экспозиций этнографических музеев? По-моему, это стоит называть апроприацией, финальной целью которой — сознательно или нет — становится воспроизводство белого превосходства.

www.africamuseum.be

Royal Museum for Central Africa - Tervuren - Belgium

The AfricaMuseum in Tervuren, near Brussels, is a museum and research centre on Africa, with a focus on Central Africa.

www.group-telegram.com/ua/empireswilldie.com/1055

1.3K viewsMar 29 at 20:25

Первое слово, звучащее в фильме “Дюна 2”, — imperial. Среди трейлеров, которые показывали перед сеансом, только один был типа про любовь, а не про империи и войну. Когда находишься в своём бабле, сложно представить, что мир вокруг до сих пор очарован империей — и как абстрактной идеей, и как эстетикой, и как ресентиментом.

Я всегда смеялась, когда видела вывески в россси в духе “Империал SPA”, но ведь какой-нибудь музей на набережной Брали, фактически, ничем от этого Империал СПА не отличается — это такое же упоение империей, её прошлым, эстетикой и властью.

Открыть этнографический музей в 2021 году, полностью восстановив в нём вензеля короля, убившего сотни тысяч людей и животных, — в этом нет ничего общего с вниманием к истории, зато много — с очарованием ушедшей имперской эпохой. Это ведь благодаря ей у музея есть такая внушительная “world-class collection”.

В этом же музее — королевском музее Африки в Брюсселе — есть раздел The Resource Paradox. В общей экспликации к нему говорится, что ресурсное богатство не спасает страны Центральной Африки, в том числе ДР Конго, от бедности — такой вот abundance paradox. Хочется, конечно, спросить “А что случилось?”, но ответ находит себя только между строк, за эвфемизмами. В этом разделе, например, есть цифра, что меньше чем за 20 лет, с 1889 по 1908 годы, только в порт Антверпена было доставлено 4700 тонн слоновой кости, “originated from approximately 94,000 elephants”. Originated from скрывает убийство ради этого материала — и рядом с этой этикеткой в экспозиции стоит бюст Леопольда II из слоновой кости. Я погуглила: сейчас в ДР Конго популяция слонов насчитывает примерно 9 тыс.

В разделе Colonial History and Independence я искала информацию о Патрисе Лумумбе — нашла небольшой текст, к которому хотелось добавить “убит ЦРУ и бельгийскими властями, чтобы скрыть следы преступления, останки Лумумбы были растворены в кислоте”. Смешно, что две эти темы — колониальной истории и независимости, изъятые из остальных разделов — слиплись в одном зале, на фоне гигантской восстановленной карты бельгийского Конго.

Если смотреть где-то между кадров “Дюны 2”, продираясь сквозь эстетизацию в том числе империи, можно тоже найти ответы о парадоксах изобилия и бедности. Коренные люди планеты Аракис — такой собирательный образ всех небелых людей планеты Земля — слишком религиозны, доверчивы, могут либо воевать, либо молиться, и не смогут взять на себя управление ресурсами.

Я вижу иногда какие-то воодушевлённые материалы в духе “смотрите, автор:ки фильма черпали вдохновение в культуре <…> коренного народа!”. Но чем это “вдохновение” в “Дюне” отличается от экспозиций этнографических музеев? По-моему, это стоит называть апроприацией, финальной целью которой — сознательно или нет — становится воспроизводство белого превосходства.

BY Empires will die