В 1953 году в доме Перли и Холланда Куков появляется мужчина, знакомый хозяина дома по военному госпиталю, в котором они оба оказались. Тизер «Перли узнаёт от Базза шокирующую правду о своем муже» наводит на мысли про возможное предательство (не шпионил ли он на японцев? не дезертировал ли?), но секрет Холланда в другом, и для его брака он является серьезной угрозой. В «Истории одного супружества» поднимаются темы ЛГБТ (Эндрю Шон Грир — открытый гомосексуал) и расизма (Куки чернокожие, за окном, напоминаю, 1953 год), материнства (сына зовут просто Сыночек) и выбора, но не просто мелодрамой этот роман делает тема войн и тех шрамов, что они оставляют на телах и душах. А еще важно и для сюжета, и для времени прочтения мною книги Грира, что «это не обычная история о мужчинах на войне — она о тех, кто на войну не пошел. <…> Их выжгли из истории, потому что ничто не жжет так, как позор. Никто не расплачивается их купюрами. Но я вписала их имена в мою историю. Я вписала все наши имена. Как еще нас смогут вспомнить?»
В 1953 году в доме Перли и Холланда Куков появляется мужчина, знакомый хозяина дома по военному госпиталю, в котором они оба оказались. Тизер «Перли узнаёт от Базза шокирующую правду о своем муже» наводит на мысли про возможное предательство (не шпионил ли он на японцев? не дезертировал ли?), но секрет Холланда в другом, и для его брака он является серьезной угрозой. В «Истории одного супружества» поднимаются темы ЛГБТ (Эндрю Шон Грир — открытый гомосексуал) и расизма (Куки чернокожие, за окном, напоминаю, 1953 год), материнства (сына зовут просто Сыночек) и выбора, но не просто мелодрамой этот роман делает тема войн и тех шрамов, что они оставляют на телах и душах. А еще важно и для сюжета, и для времени прочтения мною книги Грира, что «это не обычная история о мужчинах на войне — она о тех, кто на войну не пошел. <…> Их выжгли из истории, потому что ничто не жжет так, как позор. Никто не расплачивается их купюрами. Но я вписала их имена в мою историю. Я вписала все наши имена. Как еще нас смогут вспомнить?»
The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform. At this point, however, Durov had already been working on Telegram with his brother, and further planned a mobile-first social network with an explicit focus on anti-censorship. Later in April, he told TechCrunch that he had left Russia and had “no plans to go back,” saying that the nation was currently “incompatible with internet business at the moment.” He added later that he was looking for a country that matched his libertarian ideals to base his next startup. Friday’s performance was part of a larger shift. For the week, the Dow, S&P 500 and Nasdaq fell 2%, 2.9%, and 3.5%, respectively. Some people used the platform to organize ahead of the storming of the U.S. Capitol in January 2021, and last month Senator Mark Warner sent a letter to Durov urging him to curb Russian information operations on Telegram. Messages are not fully encrypted by default. That means the company could, in theory, access the content of the messages, or be forced to hand over the data at the request of a government.
from ua
