"Меня и моего товарища взяли в плен и повезли в штаб украинской роты. Везли с завязанными глазами, с руками, стянутыми за спиной, сначала в одну деревню, потом перебросили в другую. Там начались допросы.
Нас допрашивала женщина, сотрудница СБУ, около 35 лет. Она говорила, что без физического воздействия мы не заговорим. После ее слов их командир роты начинал пытки.
Сначала он сломал мне палец, порвал его так, что пошла кровь. Потом пытался сломать второй — кость лопнула.
После допроса нас бросали в яму, с утра поднимали, а к обеду снова начинали допрос.
Через несколько дней они начали заставлять нас записывать поздравления. Нам выдавали текст на украинском, где было написано, что я — оккупант такой-то, поздравляю заместителя внутренних дел с днем рождения. Это снимали так, чтобы не было видно, в каком состоянии мы находимся.
Потом начали заставлять записывать призывы к российским военным сдаваться. Я отказывался, они посадили меня на стул голым, привязывали проволокой за яйца и стягивали.
Она все это время была рядом, наблюдала, отдавала команды. Между пытками выходила, говорила с дочерью по телефону, а потом возвращалась и снова продолжала допрос."
"Меня и моего товарища взяли в плен и повезли в штаб украинской роты. Везли с завязанными глазами, с руками, стянутыми за спиной, сначала в одну деревню, потом перебросили в другую. Там начались допросы.
Нас допрашивала женщина, сотрудница СБУ, около 35 лет. Она говорила, что без физического воздействия мы не заговорим. После ее слов их командир роты начинал пытки.
Сначала он сломал мне палец, порвал его так, что пошла кровь. Потом пытался сломать второй — кость лопнула.
После допроса нас бросали в яму, с утра поднимали, а к обеду снова начинали допрос.
Через несколько дней они начали заставлять нас записывать поздравления. Нам выдавали текст на украинском, где было написано, что я — оккупант такой-то, поздравляю заместителя внутренних дел с днем рождения. Это снимали так, чтобы не было видно, в каком состоянии мы находимся.
Потом начали заставлять записывать призывы к российским военным сдаваться. Я отказывался, они посадили меня на стул голым, привязывали проволокой за яйца и стягивали.
Она все это время была рядом, наблюдала, отдавала команды. Между пытками выходила, говорила с дочерью по телефону, а потом возвращалась и снова продолжала допрос."
The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform. Multiple pro-Kremlin media figures circulated the post's false claims, including prominent Russian journalist Vladimir Soloviev and the state-controlled Russian outlet RT, according to the DFR Lab's report. Oh no. There’s a certain degree of myth-making around what exactly went on, so take everything that follows lightly. Telegram was originally launched as a side project by the Durov brothers, with Nikolai handling the coding and Pavel as CEO, while both were at VK. WhatsApp, a rival messaging platform, introduced some measures to counter disinformation when Covid-19 was first sweeping the world. Ukrainian forces have since put up a strong resistance to the Russian troops amid the war that has left hundreds of Ukrainian civilians, including children, dead, according to the United Nations. Ukrainian and international officials have accused Russia of targeting civilian populations with shelling and bombardments.
from ua
