Военная агрессия в Украине поставила перед российскими культурно-историческими проектами новые цели. Смена повестки сказалась и на развитии архитектуры и градостроительства. Так, если в довоенные годы перед архитекторами стояла неолиберальная задача поднятия международного престижа страны, то после 2022 года можно говорить о милитаризации архитектурного пространства.
Подобная трансформация сыграла не только идеологическую роль. Хотя во многом задачей архитектурных проектов на патриотически-милитаристские темы стала демонстрация единства оккупированных территорий с российской историей, для многих российских девелоперов война также стала поводом для реализации масштабных застроек и инвестиций в недвижимость в захваченных городах.
Какова роль архитектуры и строительства на оккупированных Россией территориях? Как военная агрессия активирует стройки и задействует инфраструктуру по обе стороны фронта? Исследователь Николай Андропов разбирается в военном положении современной архитектуры.
Военная агрессия в Украине поставила перед российскими культурно-историческими проектами новые цели. Смена повестки сказалась и на развитии архитектуры и градостроительства. Так, если в довоенные годы перед архитекторами стояла неолиберальная задача поднятия международного престижа страны, то после 2022 года можно говорить о милитаризации архитектурного пространства.
Подобная трансформация сыграла не только идеологическую роль. Хотя во многом задачей архитектурных проектов на патриотически-милитаристские темы стала демонстрация единства оккупированных территорий с российской историей, для многих российских девелоперов война также стала поводом для реализации масштабных застроек и инвестиций в недвижимость в захваченных городах.
Какова роль архитектуры и строительства на оккупированных Россией территориях? Как военная агрессия активирует стройки и задействует инфраструктуру по обе стороны фронта? Исследователь Николай Андропов разбирается в военном положении современной архитектуры.
Russians and Ukrainians are both prolific users of Telegram. They rely on the app for channels that act as newsfeeds, group chats (both public and private), and one-to-one communication. Since the Russian invasion of Ukraine, Telegram has remained an important lifeline for both Russians and Ukrainians, as a way of staying aware of the latest news and keeping in touch with loved ones. Meanwhile, a completely redesigned attachment menu appears when sending multiple photos or vides. Users can tap "X selected" (X being the number of items) at the top of the panel to preview how the album will look in the chat when it's sent, as well as rearrange or remove selected media. Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. At its heart, Telegram is little more than a messaging app like WhatsApp or Signal. But it also offers open channels that enable a single user, or a group of users, to communicate with large numbers in a method similar to a Twitter account. This has proven to be both a blessing and a curse for Telegram and its users, since these channels can be used for both good and ill. Right now, as Wired reports, the app is a key way for Ukrainians to receive updates from the government during the invasion. So, uh, whenever I hear about Telegram, it’s always in relation to something bad. What gives?
from ua
