Не прошло и 150-ти лет, как я оформила дневниковую запись про «Мельмота».
В ранней готике основных злодейских типа было два: монах из какого-нибудь католического ордена и узурпатор чужого имения. Злых католиков, что характерно, выводили протестанты (лютеране, англикане, пуритане). Вывел их и Метьюрин. Вместе с горсткой добрых христиан. Первым веру заменяют церковные ритуалы, у вторых она спонтанна и потому искренна.
Так в оформлении возникли чёрная и белая церкви.
Облака, на которых они стоят, находятся на одном уровне с тюремным полом. Заточение показывает, к какой из них относится конкретный персонаж. А Мельмот дополнительно закручивает гайки — поэтому его имя оказалось на тюремной решётке.
Во всей этой картине много противоречивого. Не могу, например, не думать вот о чём: Мельмот и редкие положительные герои сетуют, что католики ненавидят других христиан, — но в художественной литературе католических стран, кажется, не было ответного антипротестантского течения. По крайней мере — настолько же заметного.
Впрочем, идейно в «Мельмоте» можно придираться вообще много к чему. Больше всего я орала с того, что эталоном естественности там служит самый искусственный персонаж.
#читательский_дневник
В ранней готике основных злодейских типа было два: монах из какого-нибудь католического ордена и узурпатор чужого имения. Злых католиков, что характерно, выводили протестанты (лютеране, англикане, пуритане). Вывел их и Метьюрин. Вместе с горсткой добрых христиан. Первым веру заменяют церковные ритуалы, у вторых она спонтанна и потому искренна.
Так в оформлении возникли чёрная и белая церкви.
Облака, на которых они стоят, находятся на одном уровне с тюремным полом. Заточение показывает, к какой из них относится конкретный персонаж. А Мельмот дополнительно закручивает гайки — поэтому его имя оказалось на тюремной решётке.
Во всей этой картине много противоречивого. Не могу, например, не думать вот о чём: Мельмот и редкие положительные герои сетуют, что католики ненавидят других христиан, — но в художественной литературе католических стран, кажется, не было ответного антипротестантского течения. По крайней мере — настолько же заметного.
Впрочем, идейно в «Мельмоте» можно придираться вообще много к чему. Больше всего я орала с того, что эталоном естественности там служит самый искусственный персонаж.
#читательский_дневник
Весной я собираюсь на экзамен по финскому, чтобы потом подать на гражданство и попасть в открытый университет (если получится). Моего уровня для этого достаточно, но на экзаменах я всегда адски нервничаю и туплю, поэтому готовиться надо всё равно. Как минимум морально.
Недавно в Хельсинки прошла роскошная выставка «Gothic Modern», посвящённая связям между средневековым искусством и искусством модерна. Сегодня она открывается в Осло, а ещё через какое-то время отправится в Вену. Об этой выставке Ира подарила мне на рождество не менее роскошную книгу — вот в ней-то я и буду искать успокоение.
На русский она не переведена. Зато в честь дня «Калевалы» хорошие люди составили подборку интересной финской литературы, которую по-русски почитать можно: Валя рассказала про трилогию Антти Туомайнена, Елена Дорофеева — про «Сердце» Малин Кивеля, Надя — про «Вдребезги» Генри Парланда, Лена — про антологию русских и финских комиксов, Настя — про «Тысячу Чертей пастора Хуусконена» Арто Паасилинны, Наталия — про «Собирателя бабочек» Йоэла Хаахтелы, Даша — про «Охоту на маленькую щуку» Юхани Карилы, а Любовь Шалыгина — про «Перезагрузку» Миики Ноусиайнена (каждый раз мучительно раздумываю, стоит следовать правилу несклонения финских имён на -а или нет).
Имя последней участницы в книгоблогерской среде известно меньше, чем она того заслуживает, и её хотелось бы представить. Любовь работает в новостной службе Yle, её материалы о финской культуре публиковались на «Арзамасе», целый ряд финских книг вышел в её переводе. Например, биографии Туве Янссон и натуралиста Георга Стеллера. Она здорово знает Финляндию и здорово о ней пишет (как и вообще обо всём, в том числе о книгах и о себе).
Я отметила день финской культуры заранее, в Риме. Устроила себе mementomorikierros по капуцинской костнице, катакомбам и Некатолическому кладбищу, где находится «ангел скорби» — наверное, самый красивый могильный камень в мире. Мне он знаком в первую очередь по обложке альбома «Once» финской метал-группы Nightwish. Именно любовь к этой группе запустила цепочку событий, благодаря которым я оказалась в Ювяскюля 🖤
P. S. На выставке мы с Ирой договорились до того, что литературоведение — это оккультная практика, потому что оно позволяет установить контакт с мёртвыми.
Недавно в Хельсинки прошла роскошная выставка «Gothic Modern», посвящённая связям между средневековым искусством и искусством модерна. Сегодня она открывается в Осло, а ещё через какое-то время отправится в Вену. Об этой выставке Ира подарила мне на рождество не менее роскошную книгу — вот в ней-то я и буду искать успокоение.
На русский она не переведена. Зато в честь дня «Калевалы» хорошие люди составили подборку интересной финской литературы, которую по-русски почитать можно: Валя рассказала про трилогию Антти Туомайнена, Елена Дорофеева — про «Сердце» Малин Кивеля, Надя — про «Вдребезги» Генри Парланда, Лена — про антологию русских и финских комиксов, Настя — про «Тысячу Чертей пастора Хуусконена» Арто Паасилинны, Наталия — про «Собирателя бабочек» Йоэла Хаахтелы, Даша — про «Охоту на маленькую щуку» Юхани Карилы, а Любовь Шалыгина — про «Перезагрузку» Миики Ноусиайнена (каждый раз мучительно раздумываю, стоит следовать правилу несклонения финских имён на -а или нет).
Имя последней участницы в книгоблогерской среде известно меньше, чем она того заслуживает, и её хотелось бы представить. Любовь работает в новостной службе Yle, её материалы о финской культуре публиковались на «Арзамасе», целый ряд финских книг вышел в её переводе. Например, биографии Туве Янссон и натуралиста Георга Стеллера. Она здорово знает Финляндию и здорово о ней пишет (как и вообще обо всём, в том числе о книгах и о себе).
Я отметила день финской культуры заранее, в Риме. Устроила себе mementomorikierros по капуцинской костнице, катакомбам и Некатолическому кладбищу, где находится «ангел скорби» — наверное, самый красивый могильный камень в мире. Мне он знаком в первую очередь по обложке альбома «Once» финской метал-группы Nightwish. Именно любовь к этой группе запустила цепочку событий, благодаря которым я оказалась в Ювяскюля 🖤
P. S. На выставке мы с Ирой договорились до того, что литературоведение — это оккультная практика, потому что оно позволяет установить контакт с мёртвыми.
Это общепризнанная истина, что классические британские писательницы — хороши.
Пару лет назад мой интерес к ним набрал критическую массу, и я сделала то, что вообще люблю, умею, практикую: составила себе список и начала по нему идти.
В основную его часть попали британские писательницы до ХХ века, но некоторым важным именам вне этих рамок нашлось место в бонусной части. Поэтесс — например, Кристину Россетти, Элизабет Браунинг и Эмили Дикинсон — я пока оставила в стороне. С прозой мне сильно легче.
До ХХ века по-английски писало много женщин. Очень много. Всех их до конца жизни не перечитать. Поэтому я отобрала только тех, кто интересен мне сейчас. То же касается и бонусных пунктов.
Зачёркнутые тексты ещё не прочитаны, а если вам захочется что-то узнать про остальные, то о них я с радостью расскажу подробнее в комментариях. Вашим впечатлениям от всех этих книг тоже буду рада.
На фото: прошлогодний весенне-мартовский разворот.
Пару лет назад мой интерес к ним набрал критическую массу, и я сделала то, что вообще люблю, умею, практикую: составила себе список и начала по нему идти.
В основную его часть попали британские писательницы до ХХ века, но некоторым важным именам вне этих рамок нашлось место в бонусной части. Поэтесс — например, Кристину Россетти, Элизабет Браунинг и Эмили Дикинсон — я пока оставила в стороне. С прозой мне сильно легче.
До ХХ века по-английски писало много женщин. Очень много. Всех их до конца жизни не перечитать. Поэтому я отобрала только тех, кто интересен мне сейчас. То же касается и бонусных пунктов.
Зачёркнутые тексты ещё не прочитаны, а если вам захочется что-то узнать про остальные, то о них я с радостью расскажу подробнее в комментариях. Вашим впечатлениям от всех этих книг тоже буду рада.
На фото: прошлогодний весенне-мартовский разворот.
Британские писательницы XVII–XIX веков
XVII век:
▪️Маргарет Кавендиш («Пылающий мир»)
▪️Афра Бен («Оруноко, или История царственного раба»)
XVIII век:
▪️леди Мэри Монтегю («The Turkish Embassy Letters»)
▪️Клара Рив («Старый английский барон»)
▪️Фанни Бёрни («Сесилия»);
▪️София Ли («Убежище, или Повесть иных времён»)
▪️Мэри Уолстонкрафт («A Vindication of the Rights of Woman», «Letters Written During a Short Residence in Sweden, Norway, and Denmark»)
▪️Анна Радклиф («Удольфские тайны», «Итальянец» и программное эссе «On the Supernatural in Poetry»)
XIX век:
▪️Шарлотта Дакр («Zofloya; or, the Moor»)
▪️Джейн Остин («История Англии», «Леди Сьюзан», «Нортенгерское аббатство», «Чувство и чувствительность», «Гордость и предубеждение», «Мэнсфилд-парк», «Эмма», «Доводы рассудка» +другие ранние произведения)
▪️Мэри Шелли («Франкенштейн»)
▪️Эмили Бронте («Грозовой перевал»)
▪️Шарлотта Бронте («Джейн Эйр»)
▪️Энн Бронте («Агнес Грей», «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла»)
▪️Мэри Элизабет Брэддон («Тайна леди Одли»);
▪️Амелия Эдвардс (рассказ «Карета-призрак»)
▪️Анна Леонуэнс («Путешествие в Сиам»)
▪️Джордж Элиот («Мидлмарч»)
▪️Элизабет Гаскелл («Север и Юг»)
▪️Мария Корелли («Скорбь Сатаны»)
Бонус 1: американские писательницы XIX века
▪️Гарриет Бичер-Стоу («Хижина дяди Тома»);
▪️Луиза Мэй Олкотт («Под маской, или Сила женщины», «Таинственный ключ и что он открыл», «Призрак аббата, или Искушение Мориса Трехерна», «Маленькие женщины» и рассказ «Затерянные в пирамиде, или Проклятие мумии»)
▪️Шарлотта Перкинс Гилман (рассказ «Жёлтые обои»)
▪️Кейт Шопен («Пробуждение»)
Бонус 2: британские писательницы первой половины ХХ века
▪️Элизабет фон Арним («Колдовской апрель»)
▪️Вирджиния Вулф («Миссис Дэллоуэй», «На маяк», «Орландо», «Волны», «Флаш» + отдельные эссе из литпамятниковского «Обыкновенного читателя»)
▪️Дафна Дюморье («Ребекка»)
▪️Элизабет Боуэн («Смерть сердца»)
Бонус 3: американская писательница первой половины ХХ века
▪️Эдит Уортон («Убежище», «Век невинности»)
Бонус 4: канадская писательница первой половины ХХ века
▪️Люси Мод Монтгомери («Энн из Зелёных Крыш»)
Бонус 5: новозеландская писательница первой половины ХХ века
▪️Кэтрин Мэнсфилд (рассказы, «Алоэ»)
Бонус 6: примеры более-менее современной работы с традицией
▪️Джин Рис («Антуанетта», она же «Wide Sargasso Sea»; предыстория Берты Мэйсон из «Джейн Эйр»)
▪️Диана Сеттерфилд («Тринадцатая сказка», неоготика)
▪️Сара Мосс («Фигуры света», неовикториана)
XVII век:
▪️Маргарет Кавендиш («Пылающий мир»)
▪️Афра Бен («Оруноко, или История царственного раба»)
XVIII век:
▪️леди Мэри Монтегю (
▪️Клара Рив («Старый английский барон»)
▪️Фанни Бёрни (
▪️София Ли («Убежище, или Повесть иных времён»)
▪️Мэри Уолстонкрафт (
▪️Анна Радклиф («Удольфские тайны», «Итальянец» и программное эссе «On the Supernatural in Poetry»)
XIX век:
▪️Шарлотта Дакр («Zofloya; or, the Moor»)
▪️Джейн Остин («История Англии», «Леди Сьюзан», «Нортенгерское аббатство», «Чувство и чувствительность», «Гордость и предубеждение», «Мэнсфилд-парк», «Эмма», «Доводы рассудка» +
▪️Мэри Шелли («Франкенштейн»)
▪️Эмили Бронте («Грозовой перевал»)
▪️Шарлотта Бронте («Джейн Эйр»)
▪️Энн Бронте («Агнес Грей», «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла»)
▪️Мэри Элизабет Брэддон («Тайна леди Одли»);
▪️Амелия Эдвардс (рассказ «Карета-призрак»)
▪️Анна Леонуэнс («Путешествие в Сиам»)
▪️Джордж Элиот («Мидлмарч»)
▪️Элизабет Гаскелл («Север и Юг»)
▪️Мария Корелли («Скорбь Сатаны»)
Бонус 1: американские писательницы XIX века
▪️Гарриет Бичер-Стоу (
▪️Луиза Мэй Олкотт («Под маской, или Сила женщины», «Таинственный ключ и что он открыл», «Призрак аббата, или Искушение Мориса Трехерна», «Маленькие женщины» и рассказ «Затерянные в пирамиде, или Проклятие мумии»)
▪️Шарлотта Перкинс Гилман (рассказ «Жёлтые обои»)
▪️Кейт Шопен («Пробуждение»)
Бонус 2: британские писательницы первой половины ХХ века
▪️Элизабет фон Арним («Колдовской апрель»)
▪️Вирджиния Вулф («Миссис Дэллоуэй», «На маяк», «Орландо», «Волны», «Флаш» + отдельные эссе из литпамятниковского «Обыкновенного читателя»)
▪️Дафна Дюморье («Ребекка»)
▪️Элизабет Боуэн (
Бонус 3: американская писательница первой половины ХХ века
▪️Эдит Уортон («Убежище», «Век невинности»)
Бонус 4: канадская писательница первой половины ХХ века
▪️Люси Мод Монтгомери («Энн из Зелёных Крыш»)
Бонус 5: новозеландская писательница первой половины ХХ века
▪️Кэтрин Мэнсфилд (
Бонус 6: примеры более-менее современной работы с традицией
▪️Джин Рис (
▪️Диана Сеттерфилд («Тринадцатая сказка», неоготика)
▪️Сара Мосс («Фигуры света», неовикториана)
Римские записи и запись о «Пылающем мире».
Вид первых задан моими впечатлениями от города: сперва он радует глаз, но потом от стиля «дорого-богато» и присущего ему визуального шума быстро устаёшь. Какой город — такое и оформление.
С «Пылающим миром» всё должно быть очевидно: он про женщин (отсюда — цветы), науку (астрономические карты и приборы) и власть (корона и меч). А ещё на этих страницах есть сова и глобус. Ну, будем считать, что глобус.
В таком духе часто оформляют записи о фэнтезийных книгах.
И, кажется, утопии — это не только протонаучпоп, но и протофэнтези. Их авторы тоже придумывали собственные миры с собственными законами. Например, чтобы показать прелесть своих идей, или поэкспериментировать с какими-то фантастическими допущениями, или убежать от невыносимой действительности, или критически её оценить — на расстоянии. Или для всего сразу.
#читательский_дневник
Вид первых задан моими впечатлениями от города: сперва он радует глаз, но потом от стиля «дорого-богато» и присущего ему визуального шума быстро устаёшь. Какой город — такое и оформление.
С «Пылающим миром» всё должно быть очевидно: он про женщин (отсюда — цветы), науку (астрономические карты и приборы) и власть (корона и меч). А ещё на этих страницах есть сова и глобус. Ну, будем считать, что глобус.
В таком духе часто оформляют записи о фэнтезийных книгах.
И, кажется, утопии — это не только протонаучпоп, но и протофэнтези. Их авторы тоже придумывали собственные миры с собственными законами. Например, чтобы показать прелесть своих идей, или поэкспериментировать с какими-то фантастическими допущениями, или убежать от невыносимой действительности, или критически её оценить — на расстоянии. Или для всего сразу.
#читательский_дневник
«Краткая история Японии» Ричарда Мэйсона и Джона Кайгера (1997) и «Япония. История и культура» Нэнси Сталкер (2018): от палеолита до середины 12-го века
Для чтения я выбираю не отдельные произведения, а целые темы, потому что люблю сравнивать. Когда книга оказывается частью цепочки, то лучше раскрываются как её недостатки, так и её достоинства. А сравнение исторических работ даёт и кое-что ещё.
Когда я бралась за сравнение двух книг по истории Японии, мне было интересно, в чём они разойдутся. Перечень расхождений получился таким:
▪️Авторы «Краткой истории Японии» периодически ссылаются на японских учёных. Нэнси Сталкер либо говорит об англоязычных, либо умалчивает об их происхождении.
▪️У неё первые жители Японии прибыли с тихоокеанских островов, у Мэйсона и Кайгера — с континента.
▪️На рубеже 6–7 веков, при правлении императрицы Суйко и принца-регента Сётоку, прошли важные реформы по централизации государства. Нэнси Сталкер рассказывает о них как о совместной работе Суйко и Сётоку, а в «Краткой истории Японии» они приписываются одному Сётоку (императрица даже не называется по имени).
▪️В середине 7-го века централизация продолжилась. В «Краткой истории Японии» новые реформы исходят от глав двух кланов, у Нэнси Сталкер — ещё и от императора Кётоку. Порядок реформенных статей и их описание тоже немного различаются.
▪️Среди японских правителей была и императрица Сётоку. В «Краткой истории Японии» она упоминается в контексте «главного сексуального скандала 8-го века»: её фаворит, монах Докё, чуть не сверг правящую династию. Больше мы о них ничего оттуда не узнаём. Нэнси Сталкер разбирает, во-первых, происхождение пророчества, на которое Докё опирался при попытке захватить власть, а во-вторых — итоги правления императрицы. К скандалу они у неё не сводятся. И она, кстати, не называет характера отношений Сётоку и Докё.
▪️Она в принципе выделяет тему женщин у власти и последовательно её освещает. О Мэйсоне и Кайгере такого не скажешь.
В целом я не знаю, кто из них ближе к истине и в какой степени. Но когда знаешь о существовании спорных моментов и нюансов, то 1) запросто не поддаёшься обаянию нарративов, в которых они не учитываются; 2) представляешь, куда копать, чтобы найти аргументы или контраргументы. Это уже имеет смысл и стоит усилий.
Для чтения я выбираю не отдельные произведения, а целые темы, потому что люблю сравнивать. Когда книга оказывается частью цепочки, то лучше раскрываются как её недостатки, так и её достоинства. А сравнение исторических работ даёт и кое-что ещё.
Когда я бралась за сравнение двух книг по истории Японии, мне было интересно, в чём они разойдутся. Перечень расхождений получился таким:
▪️Авторы «Краткой истории Японии» периодически ссылаются на японских учёных. Нэнси Сталкер либо говорит об англоязычных, либо умалчивает об их происхождении.
▪️У неё первые жители Японии прибыли с тихоокеанских островов, у Мэйсона и Кайгера — с континента.
▪️На рубеже 6–7 веков, при правлении императрицы Суйко и принца-регента Сётоку, прошли важные реформы по централизации государства. Нэнси Сталкер рассказывает о них как о совместной работе Суйко и Сётоку, а в «Краткой истории Японии» они приписываются одному Сётоку (императрица даже не называется по имени).
▪️В середине 7-го века централизация продолжилась. В «Краткой истории Японии» новые реформы исходят от глав двух кланов, у Нэнси Сталкер — ещё и от императора Кётоку. Порядок реформенных статей и их описание тоже немного различаются.
▪️Среди японских правителей была и императрица Сётоку. В «Краткой истории Японии» она упоминается в контексте «главного сексуального скандала 8-го века»: её фаворит, монах Докё, чуть не сверг правящую династию. Больше мы о них ничего оттуда не узнаём. Нэнси Сталкер разбирает, во-первых, происхождение пророчества, на которое Докё опирался при попытке захватить власть, а во-вторых — итоги правления императрицы. К скандалу они у неё не сводятся. И она, кстати, не называет характера отношений Сётоку и Докё.
▪️Она в принципе выделяет тему женщин у власти и последовательно её освещает. О Мэйсоне и Кайгере такого не скажешь.
В целом я не знаю, кто из них ближе к истине и в какой степени. Но когда знаешь о существовании спорных моментов и нюансов, то 1) запросто не поддаёшься обаянию нарративов, в которых они не учитываются; 2) представляешь, куда копать, чтобы найти аргументы или контраргументы. Это уже имеет смысл и стоит усилий.
Несколько лет назад я прочитала книгу Марка Ферро «Как рассказывают историю детям в разных странах мира» (1981). Ферро разобрал перекосы школьной программы по истории в целом букете стран. Географический охват у книги впечатляющий: в ней нашлось место Карибскому региону, Африке южнее Сахары, арабским странам, Ирану, Китаю, Японии, Индии, Армении, Польше, Франции, СССР и США. Получилось не без недостатков (было бы лучше, если бы о каждом регионе писал соответствующий специалист), но с точки зрения общей идеи они, быть может, не так уж и важны.
Важно, что вопросы к программе нашлись везде, независимо от политического курса страны. Отчасти, конечно, из-за борьбы за власть и накопившейся там злости, но не только: что делать в некоторых ситуациях, просто непонятно. Например, как рассказывать индийским детям о конфликте между индуистами и мусульманами, который ещё не утих? Да так, чтобы и не замалчивать ничего, и масла в огонь не подливать? Это задачка даже не с тремя звёздочками.
Вероятно, где-то с момента выхода книги могло стать лучше, и всё же: по умолчанию лучше не ждать, что кто-то один тебе расскажет, «как всё было на самом деле», и учиться работать с историей самостоятельно.
С «как всё было на самом деле» много проблем. Из не самого очевидного: во-первых, разное настоящее задаёт прошлому разные вопросы, а во-вторых — гуманитарные науки, как и любые другие, постоянно меняются. Они расширяют как свой инструментарий, так и поле своей работы. Поэтому историческое прошлое постоянно меняется тоже. И поэтому точки, после которой можно будет сказать: «Вот теперь я знаю и понимаю об истории всё», не случится. (Ну, и ещё по куче причин.) Копаться в ней — бесконечный процесс. Который, к тому же, требует готовности бесконечно перестраивать свою картину мира.
Как помочь себе в этом нелёгком деле? В честь вчерашнего дня историка я решила оформить свои записи по теме в одну подборку:
▪️что собой представляют исторические нарративы, почему они по умолчанию неполны и почему противоречат друг другу;
▪️что может считаться историческим источником и какие к их анализу есть подходы;
▪️как отличить приличное историческое высказывание от неприличного;
▪️пример перестраивания своей картины мира;
▪️почему при погружении в историю важно постоянно мониторить свою предвзятость;
▪️хотя не всякое несогласие связано с ней;
▪️какие проблемы создаёт однобокий образ Другого и почему он вообще возникает;
▪️что даёт погружение в историю проигравших;
▪️и чего не даёт — погружение в историю великих людей;
▪️как история повседневностиbrings balance to the force корректирует историю великих людей и представление о золотом веке, а ещё — чем она может порадовать любителей художественной литературы (запись один, запись два);
▪️какое сомнение может быть полезно;
▪️и что всё-таки можно извлечь из исторических эпизодов, где установить «всю правду» не получается.
Дополнительно я хотела бы порекомендровать книжечку «История, или Прошлое в настоящем» из серии «Азбука понятий»: она позволяет лучше представить, как работают современные историки.
Важно, что вопросы к программе нашлись везде, независимо от политического курса страны. Отчасти, конечно, из-за борьбы за власть и накопившейся там злости, но не только: что делать в некоторых ситуациях, просто непонятно. Например, как рассказывать индийским детям о конфликте между индуистами и мусульманами, который ещё не утих? Да так, чтобы и не замалчивать ничего, и масла в огонь не подливать? Это задачка даже не с тремя звёздочками.
Вероятно, где-то с момента выхода книги могло стать лучше, и всё же: по умолчанию лучше не ждать, что кто-то один тебе расскажет, «как всё было на самом деле», и учиться работать с историей самостоятельно.
С «как всё было на самом деле» много проблем. Из не самого очевидного: во-первых, разное настоящее задаёт прошлому разные вопросы, а во-вторых — гуманитарные науки, как и любые другие, постоянно меняются. Они расширяют как свой инструментарий, так и поле своей работы. Поэтому историческое прошлое постоянно меняется тоже. И поэтому точки, после которой можно будет сказать: «Вот теперь я знаю и понимаю об истории всё», не случится. (Ну, и ещё по куче причин.) Копаться в ней — бесконечный процесс. Который, к тому же, требует готовности бесконечно перестраивать свою картину мира.
Как помочь себе в этом нелёгком деле? В честь вчерашнего дня историка я решила оформить свои записи по теме в одну подборку:
▪️что собой представляют исторические нарративы, почему они по умолчанию неполны и почему противоречат друг другу;
▪️что может считаться историческим источником и какие к их анализу есть подходы;
▪️как отличить приличное историческое высказывание от неприличного;
▪️пример перестраивания своей картины мира;
▪️почему при погружении в историю важно постоянно мониторить свою предвзятость;
▪️хотя не всякое несогласие связано с ней;
▪️какие проблемы создаёт однобокий образ Другого и почему он вообще возникает;
▪️что даёт погружение в историю проигравших;
▪️и чего не даёт — погружение в историю великих людей;
▪️как история повседневности
▪️какое сомнение может быть полезно;
▪️и что всё-таки можно извлечь из исторических эпизодов, где установить «всю правду» не получается.
Дополнительно я хотела бы порекомендровать книжечку «История, или Прошлое в настоящем» из серии «Азбука понятий»: она позволяет лучше представить, как работают современные историки.
Прочитано в марте:
▪️«Улитка на склоне Фудзи» Кобаяси Исса;
▪️«Сборник летописей» Рашида ад-Дина, том I, часть 1 (персидско-монгольская хроника 14-го века; часть книги прочитана, часть — просмотрена);
▪️«Япония. История и культура» Нэнси Сталкер и ▪️«Краткая история Японии» Ричарда Мэйсона и Джона Кайгера (начало перечитано и законспектировано);
▪️«Тёмная сторона средневековой Японии» Дианы Кикнадзе (частично перечитана);
▪️«Древняя Япония. Культура и текст» Александра Мещерякова;
🎧«Лисьи чары» и 🎧«Монахи-волшебники» Пу Сунлина;
▪️«Мир блистательного принца: придворная жизнь в древней Японии» Айвана Морриса (прочитана про рекомендации Иры как компаньон к «Повести о Гэндзи»).
В февральских итогах я рассказывала о странной избирательности ранних японских дневников и Нидзё. Теперь, после монографии Мещерякова, у меня есть предположение, с чем она может быть связана.
В эпоху Хэйан престиж поэзии был настолько высок, что за удачное стихотворение можно было получить повышение по службе, а неспособность слагать вирши могла наоборот стоить карьеры (она была фатальнее профессиональной некомпетентности). Хэйанские аристократы писали стихи пачками и гоняли с ними посыльных туда-сюда.
Даже в их прозаических текстах стихотворных вставок было море. Неисторическая и нерелигиозная проза началась в Японии с разросшихся пояснений к стихам. Только, в отличие от жизни, тематический диапазон стихов в этих произведениях — ута-моногатари — сводился к любовной тоске. Авторы считали её главной стихопорождающей стихией и вне её своими персонажами интересовались не сильно. Судя по словам Мещерякова.
Автобиографическая проза, возникшая позже ута-моногатари, такой скованностью уже не отличалась. Но, может, представление о том, какие ситуации поэтичны, и о том, что изображения заслуживают в первую очередь они, в какой-то степени сохранилось и в ней?
В комментариях, к слову, покажу своё новое любимое хайку. Как раз весеннее.
#читательский_дневник
▪️«Улитка на склоне Фудзи» Кобаяси Исса;
▪️«Сборник летописей» Рашида ад-Дина, том I, часть 1 (персидско-монгольская хроника 14-го века; часть книги прочитана, часть — просмотрена);
▪️«Япония. История и культура» Нэнси Сталкер и ▪️«Краткая история Японии» Ричарда Мэйсона и Джона Кайгера (начало перечитано и законспектировано);
▪️«Тёмная сторона средневековой Японии» Дианы Кикнадзе (частично перечитана);
▪️«Древняя Япония. Культура и текст» Александра Мещерякова;
🎧«Лисьи чары» и 🎧«Монахи-волшебники» Пу Сунлина;
▪️«Мир блистательного принца: придворная жизнь в древней Японии» Айвана Морриса (прочитана про рекомендации Иры как компаньон к «Повести о Гэндзи»).
В февральских итогах я рассказывала о странной избирательности ранних японских дневников и Нидзё. Теперь, после монографии Мещерякова, у меня есть предположение, с чем она может быть связана.
В эпоху Хэйан престиж поэзии был настолько высок, что за удачное стихотворение можно было получить повышение по службе, а неспособность слагать вирши могла наоборот стоить карьеры (она была фатальнее профессиональной некомпетентности). Хэйанские аристократы писали стихи пачками и гоняли с ними посыльных туда-сюда.
Даже в их прозаических текстах стихотворных вставок было море. Неисторическая и нерелигиозная проза началась в Японии с разросшихся пояснений к стихам. Только, в отличие от жизни, тематический диапазон стихов в этих произведениях — ута-моногатари — сводился к любовной тоске. Авторы считали её главной стихопорождающей стихией и вне её своими персонажами интересовались не сильно. Судя по словам Мещерякова.
Автобиографическая проза, возникшая позже ута-моногатари, такой скованностью уже не отличалась. Но, может, представление о том, какие ситуации поэтичны, и о том, что изображения заслуживают в первую очередь они, в какой-то степени сохранилось и в ней?
В комментариях, к слову, покажу своё новое любимое хайку. Как раз весеннее.
#читательский_дневник