И раз уж сегодня 8 апреля, напомню, как я однажды, купив сборник цыганских сказок, провалилась в цыгановедческие споры пятнадцатилетней давности и провела своё маленькое расследование.

ЯндексКниги такие душные.

У вас, говорят, ноль дней чтения в апреле.

А мне эта подписка нужна прежде всего за тем, чтоб не потерять заинтересовавшие меня штуки да в книгу любопытный нос сунуть и решить, хочу я её читать или нет и покупать ли мне её в бумаге вообще.
В электронке читаю то, что показалось занятным, но не настолько, чтоб занимать место в шкафу, а что-то особенно заворожительное тащу домой в бумажном виде, канешн, не могу сопротивляться.

А Яндекс вот душнит.
Стыдись, говорит, Белое Перо, не читаешь ни хрена, а ещё очки надел!

#уцарямидасаослиныеуши

Я и вы

Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришёл из другой страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.

Не по залам и по салонам,
Тёмным платьям и пиджакам —
Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.

Я люблю — как араб в пустыне
Припадает к воде и пьёт,
А не рыцарем на картине,
Что на звёзды смотрит и ждёт.

И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще,

Чтоб войти не во всем открытый,
Протестантский, прибранный рай,
А туда, где разбойник, мытарь
И блудница крикнут: вставай!

Николай Гумилёв

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

У Николая Гумилёва, поэта и кшатрия, про которого многие сегодня напишут, есть немного несуразное юношеское стихотворение «Влюблённая в дьявола».

Оно выглядит так, будто его писал восторженный ролевик. И есть там совершенно восхитительные строки:

Я не знаю, ничего не знаю,
Я еще так молода,
Но я все же плачу, и рыдаю,
И мечтаю всегда.

У нас в семье мы тут же цитируем их, если затрудняемся с ответом.

А Николай Степанович прекрасен без вопросов.

У Себастьяна Барри я очень люблю «Бесконечные дни», а «Тысячу лун» считаю дурацкой насмешкой, плохим фанфиком на самого себя, поэтому за «Время старого бога» бралась с осторожностью. И ура, ура, книга оказалась для меня хороша, несмотря даже на то, что строится она вокруг довольно заезженной темы (что, впрочем, вовсе не отменяет всего ужаса и трагедии, с нею связанных).

«Ирландия. Католические священники. Насилие над детьми» — где мы только не видели эту скорбную последовательность. В романе Барри — это лишь камешек, что будто бы сдвигает событийную лавину, но скорее — песчинка, вокруг которой, как жемчужина в раковине, вырастает красивая и печальная история. Отправная точка, запрятанная глубоко в воспоминаниях главного героя.

Главный герой, Том Кеттл, ирландский полицейский на пенсии, к которому обращаются молодые коллеги за помощью в одном непростом деле (смотри «скорбную последовательность»). Такая завязка заставляет иных читателей думать, что перед ними «классический ирландский детектив», потом закономерно разочаровываться и ругаться в отзывах. Потому что это не детектив, конечно.

Это камерное повествование, в котором приходится приноравливаться к неспешности и некоторой вязкости размышлений и созерцаний героя, пожилого усталого человека, ненадёжного рассказчика. Это история о старении, о потерях, о любви — к женщине, к детям, к работе вот тоже, о боли и несправедливости, о зыбкости мира и его восприятия, и о счастье, счастье, счастье, которое — несмотря ни на что — всё таки было, наполняло жизнь героя и продолжает держать его на плаву до тех пор, пока он сам не готов будет пойти ко дну.

Логично было бы, вроде, смотреть на роман сквозь призму христианских и, более древних, ветхозаветных мотивов, но я среди этих декораций углядела другое. Тоже древнее — но кельтское. И, кажется, я и за отзыв-то взялась, только чтобы сказать об этом.

Раз пять Барри упоминает в тексте Кухулина. Ну да, Ирландия же. Однако. Над Кухулином, как и над многими героями мифов, довлел фатум, жизнь его должна была стать эффектной, но недолгой (так и вышло). Вот и счастье Тома Кеттла было огромным (впрочем, помня о ненадёжности рассказчика, нельзя исключать и аберрацию дальности), но кратким, и он, как Кухулин, выбирает умереть стоя.

Но есть ещё кое-что кельтское, что я никак не могла развидеть: «стрела сидов», любовь иномирной женщины, которая меняет героя и вселяет в его сердце вечную тоску по иномирью, стремление вернуться, чтобы вновь испытать счастье, непохожее на то, что может предложить наш, обыденный, мир.

Жена Кеттла, Джун, описана так, будто она и правда из волшебного народа. Рассказчик не устаёт упоминать её невероятную красоту, которая не меркнет с годами, её дивную смуглость, не исчезающую даже зимой, её потребность в красоте вокруг и постоянном звучании музыки. Даже её иномирность Кеттл постоянно подчёркивает, противопоставляя себя, обычного скучного парня, ей — модной, хипповой красавице, а один раз вовсе прямым текстом называет жену «колдуньей». Он всю жизнь недоумевает, что такая женщина вообще нашла в нём.

Она нашла в нём героя, конечно. Только в их мифе не было ни волшебного плаща Мананнана, способного разлучить их навек, ни напитка забвения, поэтому — для меня, по крайней мере, — Том Кеттл вопреки фатуму и нагромождению христианских смыслов просто возвращается к своей иномирной любви, чтобы теперь жить с ней долго и счастливо, потому что смерть их больше не разлучит. Ну какая смерть в Эмайн Аблах?

Прогулка по берегу канала

Заласканный листьями берег и зелье
Воды избавляют от тяжести, словно
Даруют свободу, как кроткую зелень
Природы, плывущей и дышащей ровно.
Вот ветер затёрся невидимым третьим
В объятья влюблённых, и птица на сучьях
Свивает гнездо из щепы междометий,
Чтоб Слово рождалось и билось в падучей.
И новой охвачен судьбой — по уставу
Волшебной травы, исполинского вяза, —
Я страстно молюсь о кореньях и травах
Растущему возле меня богомазу.
Душе не откажешь в зелёной обнове
И в небе — его голубином покрове.

Патрик Каванах
{перевод с английского
Григория Стариковского}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Традиционно я вешаю 23 апреля этот фильм Барри Пёрвза — он вроде открытки к дню Шекспира.

Сейчас, правда, у знатоков принято говорить, что подлинный-то день Шекспира будет двадцать шестого, Уильяма крестили двадцать шестого, а про день рожденья мы ничего не знаем и пр. Но Фолджеровская библиотека вообще начала отмечать в прошлую субботу и неделю будет, так отчего бы не нынче, как привыкли.

С днём.

Вот кто-то у нас в городе догадался назвать турбюро — «Одиссея». Что они там предлагают, интересно? Морские круизы с приключениями и препятствиями? Рискни купить путёвку, а мы посмотрим, когда ты вернёшься домой, так что ли?

Казалось бы, сейчас такой всплеск интереса к мифологии — книг, во всяком случае, издаётся масса, да и одна там дурацкая энциклопедия даже подойдёт для справки-то, но гении беспощадного нейминга выше этого, они будто бы просто выбирают красивенькие слова, не особо интересуясь их значением.

Попадался мне как-то, например, буфет «Фенрир». Полезешь за сладостями, руку откусит? Как вот вообще сочлись в чьём-то сознании Фенрир и буфЭт?

В начале 2000-х, помню, рекламировали колледж «Тантал». Тут уж мне вообще страшно представить, что могло ожидать его студентов и преподавателей.

А страшнее всех должно быть тем, кто летает самолётами авиакомпании «Икар», конечно. Прям вот оч любопытно, владельцы-то хоть сами понимают, как неловко получилось? Или это троллинг 80-го уровня?

Не знаю, может ли автор канала имени чьих-то штанов вообще иметь какие-то претензии к нелепому неймингу, но хотелось бы однако, чтоб люди всё-таки думали немношк, прежде чем хвататься за очередное мифологическое название, и читали книжки или хотя бы толковые словари.

#уцарямидасаослиныеуши

Снова будто бы надо сказать что-то о лонгах аж двух книжных премий, коль скоро я книжный человек. Но вместо этого давайте лучше поглядим на д в у х кошек и их Хемингуэя, который тоже вот книжками обложился, а кошка-то ему интересней всё-таки.

#котэнт

Я просто сказал однажды —
услышать она сумела, —
мне нравится, чтоб весною
любовь одевалась белым.

Глаза голубые вскинув,
взглянула с надеждой зыбкой,
и только детские губы
светились грустной улыбкой.

С тех пор, когда через площадь
я шёл на майском закате,
она стояла у двери,
серьёзная, в белом платье.

Хуан Рамон Хименес
{перевод с испанского
Наталии Ванханен}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Здесь был священный лес. Божественный гонец
Ногой крылатою касался сих прогалин.
На месте городов ни камней, ни развалин.
По склонам бронзовым ползут стада овец.

Безлесны скаты гор. Зубчатый их венец
В зелёных сумерках таинственно печален.
Чьей древнею тоской мой вещий дух ужален?
Кто знает путь богов — начало и конец?

Размытых осыпей, как
прежде, звонки щебни,
И море древнее, вздымая тяжко гребни,
Кипит по отмелям гудящих берегов.

И ночи звёздные в слезах проходят мимо,
И лики тёмные отвергнутых богов
Глядят и требуют, зовут... неотвратимо.

Максимилиан Волошин

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Если я и пишу тут личное, то обычно только так или иначе связанное с литературой. Но в День Победы — личные истории для меня важнее и глубже книг (какими бы значимыми и сильными те ни были). Такие истории я люблю читать в блогах и соцсетях куда больше «списков произведений на тему» и всегда радуюсь, когда кто-то решается поделиться вот таким сокровенно-семейным, выросшим из огромной печали и/или огромной же радости.

Из четырёх моих прадедов воевали двое. Вернулся один — и возможно, из-за того, что он смог дальше жить жизнь, я думаю в этот день больше не о нём, а о том, которому навсегда теперь 31, которого я переросла почти уже на десять лет.

Анатолий Недремский, отец моей бабушки по маминой линии, пропал без вести летом 1942. Долгие, долгие годы мы не знали ничего, кроме этого. И даже о довоенной его жизни знали совсем мало.

Фронтовые письма затерялись во многих переездах, прабабушка почти не рассказывала о нём, а бабушка была совсем крохой — помнит только, как провожали его, сидели возле кремлёвской стены (солдаты уходили с площади Минина), и он был уже в шинели. А до этого — шил шикарные туфли горьковским модницам, переплывал Волгу, любил жену и дочку. Не очень-то много могу я рассказать детям. Могу вот ещё показать «парадный» портрет и любительское фото, где все молодые и весёлые, — дед был красивым.

Его военную историю я собираю по строчке уже несколько лет. Постепенно появляются новые документы в сети, растёт объём данных. Мы знали, что, вроде бы, он пропал под Севастополем, а Севастополь летом 42-го — это почти без шансов.

Недавно нашли документы: служил в 386-й СД, той, что была расформирована в июле 1942 — там из 14000 выжило человек двести, кажется. А сегодня вот узнала, что остатки его батальона погибли на Сапун-горе. Не знаю, был ли он среди тех оставшихся или погиб раньше. Но вот — ещё одна строчка в этой истории.

В ней нет чуда, нет подтверждённого документами героизма, есть просто родной человек, которого мы никогда не знали, но благодаря которому — как и многим другим людям, вернувшимся и погибшим, — мы сейчас живы.

С Днём Победы!

Явись пред очами, кровля,
От копоти тёмные балки,
На балке рыбацкие сети,
Весло у стены:
Убогий дом рыбака.
Лежит в забытье иль мёртвый
Страстный любовник,
Страстный, свирепый воитель, славный Кухулин.
Королева Эмер — у ложа.
Прочие удалились — так она повелела.
Но вот приближается робко
Юная Этне Ингуба, возлюбленная героя.
Мгновение медлит она у открытой двери.
За дверью открытой простёрлось горькое море,
Горькое море простёрлось в блеске и стоне...

Уильям Батлер Йейтс,
из пьесы «Единственная ревность Эмер»

{перевод с английского
Анны Блейз}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Это я последние две недели.