Как вы уже поняли, сейчас я не в Израиле. По семейным обстоятельствам на некоторое время заехала в родные пенаты, буду курсировать между Москвой, Петербургом и Самарой.
Если вы — книжник, книжный проект, издательство и дружественный автор, буду рада обсудить разное совместное или просто увидеться. Звоните, пишите, зовите, пересылайте этот пост тем, кому это может быть актуально.
Ну а пока — я в турне по любимым книжным 👻
Если вы — книжник, книжный проект, издательство и дружественный автор, буду рада обсудить разное совместное или просто увидеться. Звоните, пишите, зовите, пересылайте этот пост тем, кому это может быть актуально.
Ну а пока — я в турне по любимым книжным 👻
Сегодня ночью, 8 ноября 2024 года, в Амстердаме произошел еврейский погром
После футбольного матча между «Маккаби Тель-Авив» и «Аякс» сотни джихадистов напали на еврейских болельщиков. Их избивали, давили машинами, в окна отелей, где остановились израильтяне, запускали фейерверки. Погромщики жгли израильские флаги, выкрикивали антиизраильские лозунги и призывали желающих присоединиться к линчу евреев.
Полиция Нидерландов вмешалась катастрофически поздно — к тому моменту погромы, вспыхнувшие одновременно в разных частях города, было невозможно быстро локализовать и остановить.
Never again, почти мантра, которую мир повторял в послевоенный двадцатый век, очевидно забыта. Но вот что я еще вспомнила.
Завтра, 9 ноября, — годовщина крупнейшего еврейского погрома в Европе, известного как Хрустальная ночь. В 1938 году в ночь с 9 на 10 ноября погромщики разгромили более двухсот синагог, уничтожили и разграбили десятки тысяч еврейских магазинов, домов и предприятий по всей Германии, Австрии и Судетской области.
Погром накануне годовщины погрома.
Несколько часов назад совет национальной безопасности Израиля призвал израильтян в Амстердаме не выходить на улицу, запереться в гостиничных номерах, снять национальную символику и, если возможно, экстренно покинуть Нидерланды.
Шел 2024 год.
После футбольного матча между «Маккаби Тель-Авив» и «Аякс» сотни джихадистов напали на еврейских болельщиков. Их избивали, давили машинами, в окна отелей, где остановились израильтяне, запускали фейерверки. Погромщики жгли израильские флаги, выкрикивали антиизраильские лозунги и призывали желающих присоединиться к линчу евреев.
Полиция Нидерландов вмешалась катастрофически поздно — к тому моменту погромы, вспыхнувшие одновременно в разных частях города, было невозможно быстро локализовать и остановить.
Never again, почти мантра, которую мир повторял в послевоенный двадцатый век, очевидно забыта. Но вот что я еще вспомнила.
Завтра, 9 ноября, — годовщина крупнейшего еврейского погрома в Европе, известного как Хрустальная ночь. В 1938 году в ночь с 9 на 10 ноября погромщики разгромили более двухсот синагог, уничтожили и разграбили десятки тысяч еврейских магазинов, домов и предприятий по всей Германии, Австрии и Судетской области.
Погром накануне годовщины погрома.
Несколько часов назад совет национальной безопасности Израиля призвал израильтян в Амстердаме не выходить на улицу, запереться в гостиничных номерах, снять национальную символику и, если возможно, экстренно покинуть Нидерланды.
Шел 2024 год.
Из хорошего: зашла сегодня в «Республику», а там на центральной выкладке «Сын Хамаса» с моим отзывом на задней обложке. Вышел!
Я уже коротко рассказывала про мемуары Мосаба Хасана Юсефа, сына одного из основателей Хамаса. МХЮ отрекся от радикальных исламистских идей, начал сотрудничать с Израилем, принял христианство и стал изгоем в собственной семье. Уникальная, мощная история, которую полезно знать.
Спасибо «Строкам», что позвали прокомментировать текст для обложки и вообще переиздали книгу. Сегодня это особенно ценно.
Я уже коротко рассказывала про мемуары Мосаба Хасана Юсефа, сына одного из основателей Хамаса. МХЮ отрекся от радикальных исламистских идей, начал сотрудничать с Израилем, принял христианство и стал изгоем в собственной семье. Уникальная, мощная история, которую полезно знать.
Спасибо «Строкам», что позвали прокомментировать текст для обложки и вообще переиздали книгу. Сегодня это особенно ценно.
Прочитала печальное из Британии: по последним данным Национального фонда по борьбе с неграмотностью, только 35% подростков 8-18 лет любят читать в свободное время — это самый низкий показатель за 20 лет. Чтобы понимать прогрессию: за последний год доля читающих юных британцев упала на 8,8%, а еще в 2016 году почти 2 из 3 подростков наслаждались чтением. Еще растет gender gap — читают 28,2% мальчиков и 40,5% девочек, но тут без сюрпризов. Ничего другого не ожидала.
У новых тенденций есть очевидные причины: дети больше времени проводят в интернете и пользуются планшетами и смартфонами, меняются фокус, внимание, мышление, психика и нервная система, и, справедливости ради, не все должны любить читать.
Кстати, среди взрослых британцев для удовольствия регулярно читает порядка 50% — на 8% меньше, чем в 2015 году.
Видя тренды, захотелось посмотреть, как меняется детская и подростковая литература Великобритании по мере того, как подростки теряют к ней интерес.
Еще с 2016 года книжная общественность широко обсуждает переписывание книг Роальда Даля. Тексты Даля правят, чтобы чтобы те стали менее оскорбительными (в 2023 вышли обновленные версии — слово «толстый» там заменено на «огромный», а Умпа-Лумпы стали гендерно-нейтральными существами).
В то же время современные писатели жалуются: YA литературу невозможно опубликовать без проверки sensitivity readers. Так называют профессиональных, внимание (!), чувствительных читателей. Издательства нанимают их, чтобы те проверяли рукописи на все оскорбительное, стереотипное, сексистское и расистское. Отдельно восхищает, что не слишком оскорбительными должны быть и образы злодеев 🤡
Кстати, существуют и агентства, которые оказывают услуги «поддержки издательств в аутентичной репрезентации» меньшинств (так себя описывает довольно известная организация Inclusive Minds, сотрудничающая со многими британскими издательствами). Если поймете, что это все значит, расскажите. Я не въезжаю.
Не хочется ударяться в возможно ложные причинно-следственные связи, но британское книгоиздание очевидно становится все тяжеловеснее. А дети, ровно как и взрослые, достойны большего, чем обеззараженное, и способны воспринимать язык, образы и сюжеты куда более живые, комплексные и неоднозначные, чем кажется. И должны получать это в книгах — если мы, конечно, хотим, чтобы они больше читали.
У новых тенденций есть очевидные причины: дети больше времени проводят в интернете и пользуются планшетами и смартфонами, меняются фокус, внимание, мышление, психика и нервная система, и, справедливости ради, не все должны любить читать.
Кстати, среди взрослых британцев для удовольствия регулярно читает порядка 50% — на 8% меньше, чем в 2015 году.
Видя тренды, захотелось посмотреть, как меняется детская и подростковая литература Великобритании по мере того, как подростки теряют к ней интерес.
Еще с 2016 года книжная общественность широко обсуждает переписывание книг Роальда Даля. Тексты Даля правят, чтобы чтобы те стали менее оскорбительными (в 2023 вышли обновленные версии — слово «толстый» там заменено на «огромный», а Умпа-Лумпы стали гендерно-нейтральными существами).
В то же время современные писатели жалуются: YA литературу невозможно опубликовать без проверки sensitivity readers. Так называют профессиональных, внимание (!), чувствительных читателей. Издательства нанимают их, чтобы те проверяли рукописи на все оскорбительное, стереотипное, сексистское и расистское. Отдельно восхищает, что не слишком оскорбительными должны быть и образы злодеев 🤡
Кстати, существуют и агентства, которые оказывают услуги «поддержки издательств в аутентичной репрезентации» меньшинств (так себя описывает довольно известная организация Inclusive Minds, сотрудничающая со многими британскими издательствами). Если поймете, что это все значит, расскажите. Я не въезжаю.
Не хочется ударяться в возможно ложные причинно-следственные связи, но британское книгоиздание очевидно становится все тяжеловеснее. А дети, ровно как и взрослые, достойны большего, чем обеззараженное, и способны воспринимать язык, образы и сюжеты куда более живые, комплексные и неоднозначные, чем кажется. И должны получать это в книгах — если мы, конечно, хотим, чтобы они больше читали.
the Guardian
Report finds ‘shocking and dispiriting’ fall in children reading for pleasure
National Literacy Trust finds only 35% of eight to 18-year-olds enjoy reading in their spare time, a sharp drop on last year to the lowest figure yet recorded
Забудьте всё, что вы знали о вечерних прогулках по Тель-Авиву. Сейчас будет история некнижная, исключительно израильская — с накалом страстей, легкой эротикой и даже полицейской интригой.
Итак, наш герой, назовем его О., возвращался поздним вечером домой. Шел он быстро, потом еще быстрее — словно на кону была его жизнь и мочевой пузырь. Да-да, О. очень сильно хотел в туалет.
Сдерживая порывы, О., подгоняемый беспощадными силами природы, перешел на бег. До дома оставалось не больше десяти минут, и вдали уже мерещился спасительный унитаз, но в какой-то момент О. понял, что не дотянет.
На ближайшие 100 метров — ни кафе, ни туалета, а одна только пальма. Красивая, высокая, отбрасывающая широкую тень. Неужели, спасение?
О. поспешил к дереву, приспустил штаны, почувствовал долгожданное облегчение и от счастья даже прикрыл глаза, как вдруг — сирена. Не та, которая воздушная, а та, которая патрульная.
Один из полицейских вышел из машины и подошел к О.
— Шалом, ахи, ма ата осэ? (Привет, брат, что делаешь?)
Сердце О. ушло в пятки, руки неловко потянулись к карманам, а иврит, и без того находившийся в зачаточном состоянии, вмиг выветрился из головы.
— Слиха, ани ло мэдабер иврит. Рак англит вэ русит. Я учу иврит сейчас... Слиха, слиха...
На это полицейский — будь у него шлем, он бы его поправил, я уверена — прищурился и с показным терпением перешёл на русский:
— Ладно, русский так русский. Ты знаешь, что у нас это уголовное преступление?
Всё, подумал О., он — преступник и имеет право хранить молчание. Сейчас звякнут наручники, он поедет в участок, судья зачитает приговор и голуби полетят над нашей зоной, голубям нигде преграды нет.
— Что? Что у нас уголовное преступление?
Полицейский подошёл поближе, ещё раз окинул его взглядом и спокойно объяснил:
— В Израиле взрослые мужчины не должны трогать детские пенисы. А ты не знал?
На миг повисла тишина. О., обалдев, пытался осмыслить услышанное, а полицейский вдруг рассмеялся — гулко и от души, похлопал его по плечу, махнул рукой в сторону спасительной улицы:
— Давай, иди уже домой.
Все совпадения случайны. Вы ничего не слышали, не читали и не знали. Обещайте мне. #шалом
Итак, наш герой, назовем его О., возвращался поздним вечером домой. Шел он быстро, потом еще быстрее — словно на кону была его жизнь и мочевой пузырь. Да-да, О. очень сильно хотел в туалет.
Сдерживая порывы, О., подгоняемый беспощадными силами природы, перешел на бег. До дома оставалось не больше десяти минут, и вдали уже мерещился спасительный унитаз, но в какой-то момент О. понял, что не дотянет.
На ближайшие 100 метров — ни кафе, ни туалета, а одна только пальма. Красивая, высокая, отбрасывающая широкую тень. Неужели, спасение?
О. поспешил к дереву, приспустил штаны, почувствовал долгожданное облегчение и от счастья даже прикрыл глаза, как вдруг — сирена. Не та, которая воздушная, а та, которая патрульная.
Один из полицейских вышел из машины и подошел к О.
— Шалом, ахи, ма ата осэ? (Привет, брат, что делаешь?)
Сердце О. ушло в пятки, руки неловко потянулись к карманам, а иврит, и без того находившийся в зачаточном состоянии, вмиг выветрился из головы.
— Слиха, ани ло мэдабер иврит. Рак англит вэ русит. Я учу иврит сейчас... Слиха, слиха...
На это полицейский — будь у него шлем, он бы его поправил, я уверена — прищурился и с показным терпением перешёл на русский:
— Ладно, русский так русский. Ты знаешь, что у нас это уголовное преступление?
Всё, подумал О., он — преступник и имеет право хранить молчание. Сейчас звякнут наручники, он поедет в участок, судья зачитает приговор и голуби полетят над нашей зоной, голубям нигде преграды нет.
— Что? Что у нас уголовное преступление?
Полицейский подошёл поближе, ещё раз окинул его взглядом и спокойно объяснил:
— В Израиле взрослые мужчины не должны трогать детские пенисы. А ты не знал?
На миг повисла тишина. О., обалдев, пытался осмыслить услышанное, а полицейский вдруг рассмеялся — гулко и от души, похлопал его по плечу, махнул рукой в сторону спасительной улицы:
— Давай, иди уже домой.
Все совпадения случайны. Вы ничего не слышали, не читали и не знали. Обещайте мне. #шалом
За вечер прочитала «Корпорацию не нагнешь», нахожусь под впечатлением.
Юлия Зайцева уже двадцать лет продюсирует Алексея Иванова и за это время сделала из просто хорошего писателя звезду в обход междусобойных тусовок, корпораций, олдскульных книжников и холёных телевизионщиков с первой кнопки. Текст, дико драйвовый сам по себе, посвящен тому, как и какой ценой она этого добивалась и добивается.
Книга заявлена как профессиональный триллер, но это не он — скорее производственные мемуары. Дерзкие, энергичные, но внезапно объективные — в некотором смысле это пощечина уютному российскому книжному соообществу, голубому огоньку от мира литературы, где из года в год все те же на манеже.
Первую треть текста Зайцева задорно, конкретно и за дело песочит всех и вся. И если литагентские истории мне малоинтересны, то читать объективно нелестное о критиках, которых я давно подозревала в профессиональной нечистоплотности и инфантильности, было почти забавно, ибо нечего гнать километры рецензий на то, что не читали, и пытаться держать хорошую мину при плохой игре. Все, естественно, с примерами, к которым я при случае могу присовокупить пару своих. В этом смысле никакого сведения счетов. Зайцева ловит волну хейта и круто на ней серфит. Этому стоит поучиться.
В остальной части книги автор детально рассказывает о продюсировании Иванова, как прибыльного и временами даже самоокупаемого проекта. Это прорывная модель для рынка, на котором принято считать, что писатель должен быть голодным. Зайцева за годы работы переломила игру и создала продюсерский центр под одного писателя, в котором под контролем даже то, чему обычно внимания не уделяют, вроде логистики в путешествиях-презентациях и внешнего вида ярмарочных стендов. Вживую видела насколько они отличаются от привычных дсп-шных, и это мощно. Все бы так работали.
Взгляд Зайцевой на Иванова явно романтизирован, но не в романтическом контексте — ее очевидно нечеловечески прёт от работы. Зайцева верит, что Иванов — будущий классик, отсюда и оптика. Но, стоит сказать, она не мешает.
Любопытно будет даже тем, кто в книжном рынке ни в зуб ногой — там много прикладного для всех смелых, неформатных и тех, кто хочет научиться решать тривиальные задачи нетривиальным образом. А еще для пиарщиков, маркетологов, предпринимателей и разного рода инфлюенсеров.
Шикарная, в общем, вещь. #чтопочитать
Юлия Зайцева уже двадцать лет продюсирует Алексея Иванова и за это время сделала из просто хорошего писателя звезду в обход междусобойных тусовок, корпораций, олдскульных книжников и холёных телевизионщиков с первой кнопки. Текст, дико драйвовый сам по себе, посвящен тому, как и какой ценой она этого добивалась и добивается.
Книга заявлена как профессиональный триллер, но это не он — скорее производственные мемуары. Дерзкие, энергичные, но внезапно объективные — в некотором смысле это пощечина уютному российскому книжному соообществу, голубому огоньку от мира литературы, где из года в год все те же на манеже.
Первую треть текста Зайцева задорно, конкретно и за дело песочит всех и вся. И если литагентские истории мне малоинтересны, то читать объективно нелестное о критиках, которых я давно подозревала в профессиональной нечистоплотности и инфантильности, было почти забавно, ибо нечего гнать километры рецензий на то, что не читали, и пытаться держать хорошую мину при плохой игре. Все, естественно, с примерами, к которым я при случае могу присовокупить пару своих. В этом смысле никакого сведения счетов. Зайцева ловит волну хейта и круто на ней серфит. Этому стоит поучиться.
В остальной части книги автор детально рассказывает о продюсировании Иванова, как прибыльного и временами даже самоокупаемого проекта. Это прорывная модель для рынка, на котором принято считать, что писатель должен быть голодным. Зайцева за годы работы переломила игру и создала продюсерский центр под одного писателя, в котором под контролем даже то, чему обычно внимания не уделяют, вроде логистики в путешествиях-презентациях и внешнего вида ярмарочных стендов. Вживую видела насколько они отличаются от привычных дсп-шных, и это мощно. Все бы так работали.
Взгляд Зайцевой на Иванова явно романтизирован, но не в романтическом контексте — ее очевидно нечеловечески прёт от работы. Зайцева верит, что Иванов — будущий классик, отсюда и оптика. Но, стоит сказать, она не мешает.
Любопытно будет даже тем, кто в книжном рынке ни в зуб ногой — там много прикладного для всех смелых, неформатных и тех, кто хочет научиться решать тривиальные задачи нетривиальным образом. А еще для пиарщиков, маркетологов, предпринимателей и разного рода инфлюенсеров.
Шикарная, в общем, вещь. #чтопочитать
И еще. Зайцева открыто проходится по тем, кто пишет рецензии и отзывы по аннотациям, не читая книг. У меня есть история по случаю.
Принципиально не пишу о книгах ни по бартеру (за сами книги), ни за деньги. Сама покупаю, сама решаю, что читать и о чём рассказывать. Если издательства что-то присылают, то всегда по собственному желанию — я заранее предупреждаю, как работаю. Но вот недавно приходит сообщение от крупного холдинга:
«Вика, видели, что вы сейчас в России. Можно мы вам книг отправим? Подобрали, что может заинтересовать». Ссылка, ссылка, ссылка, ссылка.
Отвечаю: отправить-то можете, но если книга не понравится, писать не буду. Понравится — с радостью напишу, всегда рада рассказывать о хорошем. По срокам, правда, тоже ничего обещать не могу: не читаю на заказ и начинать не планирую. Прочту, когда будет желание.
Реакция моментальная: «А, мы вас поняли, нам не подходит». Довольно понятно на самом деле, со мной книжному бизнесу объективно невыгодно. Я не букблогер в прямом понимании этого слова — просто люблю читать и пишу о книгах, во-первых, потому что хочу, а во-вторых, когда хочу.
Но тут начинается самое интересное. Решаю всё-таки уточнить, что они вообще подразумевают под сотрудничеством. И получаю ответ: издательство ожидает публикаций в течение 2-3 недель после получения посылки. Также ждут фотографий книг, упоминаний названий при каждом удобном случае, а также комментариев о том, какие книги чудесные (отзыв писать, кстати, не обязательно, просто нужно почаще упоминать).
Понимаю, что если такой подход устраивает некоторые (далеко! не все, безусловно) издательства, то нет ничего необычного в том, что находятся желающие так работать.
Но возник вопрос: а это нормальная практика? На меня подписаны многие книжники, блогеры и сочувствующие. Расскажите, а то я не в теме.
Принципиально не пишу о книгах ни по бартеру (за сами книги), ни за деньги. Сама покупаю, сама решаю, что читать и о чём рассказывать. Если издательства что-то присылают, то всегда по собственному желанию — я заранее предупреждаю, как работаю. Но вот недавно приходит сообщение от крупного холдинга:
«Вика, видели, что вы сейчас в России. Можно мы вам книг отправим? Подобрали, что может заинтересовать». Ссылка, ссылка, ссылка, ссылка.
Отвечаю: отправить-то можете, но если книга не понравится, писать не буду. Понравится — с радостью напишу, всегда рада рассказывать о хорошем. По срокам, правда, тоже ничего обещать не могу: не читаю на заказ и начинать не планирую. Прочту, когда будет желание.
Реакция моментальная: «А, мы вас поняли, нам не подходит». Довольно понятно на самом деле, со мной книжному бизнесу объективно невыгодно. Я не букблогер в прямом понимании этого слова — просто люблю читать и пишу о книгах, во-первых, потому что хочу, а во-вторых, когда хочу.
Но тут начинается самое интересное. Решаю всё-таки уточнить, что они вообще подразумевают под сотрудничеством. И получаю ответ: издательство ожидает публикаций в течение 2-3 недель после получения посылки. Также ждут фотографий книг, упоминаний названий при каждом удобном случае, а также комментариев о том, какие книги чудесные (отзыв писать, кстати, не обязательно, просто нужно почаще упоминать).
Понимаю, что если такой подход устраивает некоторые (далеко! не все, безусловно) издательства, то нет ничего необычного в том, что находятся желающие так работать.
Но возник вопрос: а это нормальная практика? На меня подписаны многие книжники, блогеры и сочувствующие. Расскажите, а то я не в теме.
Третий день безуспешно шучу на кассах.
Заказываю, значит, блины. Оплачиваю, мне дают черную, мигающую красным штуку:
— Держите, ваш пейджер. Как будет готово, он оповестит — начнет пищать и вибрировать.
— А не взорвется?
Шутку не поняли, реакции не последовало. Для чистоты эксперимента схожу в «Ливан Хаус». Может там юмор оценят.
Заказываю, значит, блины. Оплачиваю, мне дают черную, мигающую красным штуку:
— Держите, ваш пейджер. Как будет готово, он оповестит — начнет пищать и вибрировать.
— А не взорвется?
Шутку не поняли, реакции не последовало. Для чистоты эксперимента схожу в «Ливан Хаус». Может там юмор оценят.
Купила «Воспоминания книготорговца» Оруэлла, чтобы почитать емкое и ироничное о книготорговле и писательстве, а получила тринадцать неплохих эссе о самом разном: от рецензии на радиоспектакль «Война миров» по Уэллсу, после которого тысячи американцев якобы поверили во вторжение инопланетян, до неожиданно важных инструкций по приготовлению крепкого бодрящего чая. Вот вы знали, что чай надо не просто заливать кипятком, а необходимо подносить заварочный чайник к основному, чтобы вода кипела в момент соприкосновения с чайными листьями?
Реальность не совпала с ожиданиями, но книга все равно порадовала. Оруэлл пишет живо, честно, полемично, местами колко, но за этой колкостью просматривается способность и умение чувствовать и, что немаловажно, препарировать действительность и видеть ее относительно без иллюзий. В некоторые моменты ловила себя за желанием записать подкаст, чтобы высказаться на тему. Голосом такие вещи передаются лучше, чем текстом.
Особенно впечатлили пять эссе: «Воспоминания книготорговца», «Откровения рецензента», Обзор «Вторжения с Марса», «Свобода Парка» и «Как я стрелял в слона». В последнем автор описывает, как убил слона, чтобы не опозориться перед многотысячной толпой бирманцев. Люди ждали зрелища, и Оруэлл не мог им его не дать. Он честно объясняет, почему, и эта честность вызывает уважение. Мало кто умеет рефлексировать без жалости к себе и нытья, но Оруэлл с этим справился.
Сборник напомнил популярные нынче антологии фейсбучных постов, но не скороспелых и поверхностных, а тех, над которыми заранее хорошо подумали, и автор в итоге не облажался. И хотя каждый текст можно читать отдельно, вместе они дают любопытное представление о человеке, которому не все равно. Я такое (и таких) люблю.
#чтопочитать
Реальность не совпала с ожиданиями, но книга все равно порадовала. Оруэлл пишет живо, честно, полемично, местами колко, но за этой колкостью просматривается способность и умение чувствовать и, что немаловажно, препарировать действительность и видеть ее относительно без иллюзий. В некоторые моменты ловила себя за желанием записать подкаст, чтобы высказаться на тему. Голосом такие вещи передаются лучше, чем текстом.
Особенно впечатлили пять эссе: «Воспоминания книготорговца», «Откровения рецензента», Обзор «Вторжения с Марса», «Свобода Парка» и «Как я стрелял в слона». В последнем автор описывает, как убил слона, чтобы не опозориться перед многотысячной толпой бирманцев. Люди ждали зрелища, и Оруэлл не мог им его не дать. Он честно объясняет, почему, и эта честность вызывает уважение. Мало кто умеет рефлексировать без жалости к себе и нытья, но Оруэлл с этим справился.
Сборник напомнил популярные нынче антологии фейсбучных постов, но не скороспелых и поверхностных, а тех, над которыми заранее хорошо подумали, и автор в итоге не облажался. И хотя каждый текст можно читать отдельно, вместе они дают любопытное представление о человеке, которому не все равно. Я такое (и таких) люблю.
#чтопочитать
Иногда думаю, что вышла замуж за еврейскую бабушку. Мало того, что муж систематически жалуется мне же на меня, мол, я плохо ем, так еще говорит на идише и вот уже несколько лет пытается меня им заинтересовать. Недавно положил на прикроватную тумбочку «Жизнь как квеч» Майкла Векса. Сказал, что, мол, ты же любишь «лингвистическую ебанцу». Ну, в общем да. Ты прав. Я люблю «лингвистическую ебанцу».
Начала читать и пока довольна. Это бодрый, и острый текст об идише — языке, который часто считают мертвым. Векс, однако, убедительно доказывает, что это не так: идиш жив и активно используется. Это саркастичный, метафоричный, яркий и выразительный язык, на коротором, кроме прочего, удобно стебать, материть, посылать, подкалывать и жаловаться.
Вычитала в книге потрясающую идишскую идиому «Г’ак мир ништ кейн чайник», что в переводе означает «Не стучи мне по чайнику». Смысл прост: перестань повторять одно и то же и вообще смени пластинку.
Но причем тут чайник?
Представьте себе чайник с крышкой. Вы наливаете в него воду, закрываете, зажигаете огонь, выходите позвонить — и напрочь забываете о нем. Чем сильнее кипит вода, тем громче дребезжание. Чем меньше содержимого, тем больше шума. Крышка раз за разом подскакивает и падает, совсем как челюсть излишне настойчивого собеседника, который своими словами будто бы долбит по вашей голове иездит по мозгам. Г’ак мир ништ кейн чайник, не колоти мне по голове, как крышка — по пустому чайнику.
Теперь знаю, как буду отвечать на очередное «ты ничего не съела». Г’ак мир ништ кейн чайник, дорогой.
Начала читать и пока довольна. Это бодрый, и острый текст об идише — языке, который часто считают мертвым. Векс, однако, убедительно доказывает, что это не так: идиш жив и активно используется. Это саркастичный, метафоричный, яркий и выразительный язык, на коротором, кроме прочего, удобно стебать, материть, посылать, подкалывать и жаловаться.
Вычитала в книге потрясающую идишскую идиому «Г’ак мир ништ кейн чайник», что в переводе означает «Не стучи мне по чайнику». Смысл прост: перестань повторять одно и то же и вообще смени пластинку.
Но причем тут чайник?
Представьте себе чайник с крышкой. Вы наливаете в него воду, закрываете, зажигаете огонь, выходите позвонить — и напрочь забываете о нем. Чем сильнее кипит вода, тем громче дребезжание. Чем меньше содержимого, тем больше шума. Крышка раз за разом подскакивает и падает, совсем как челюсть излишне настойчивого собеседника, который своими словами будто бы долбит по вашей голове и
Теперь знаю, как буду отвечать на очередное «ты ничего не съела». Г’ак мир ништ кейн чайник, дорогой.
Уже больше недели кручу в голове программу зимнего сезона книжного клуба. В каждом сезоне три книги — две выбрала, а третью — ну никак. Дело в том, что просто хорошей книги недостаточно: важно, чтобы она подходила для обсуждения.
Один из ключевых критериев для выбора — многослойность. Сложно поддерживать живую дискуссию о книге, которая фокусируется только на одной теме. Нужен сюжет, историческое полотно, отсылки и что-то новое, что зацепит и удивит читателя.
Также необходимо, чтобы участники могли соотнести текст с собственным опытом и найти в нем что-то личное. А ещё нужно найти баланс между комфортным чтением и тем, что требует усилия.
И это только пара верхнеуровневых критериев. Но пост не об этом.
Я сегодня бесцельно гуляла по Эрмитажу. Когда собиралась уходить, увидела неприметную дверь в зал с нэцкэ. Пошла смотреть. Первая витрина, вторая, третья, и бац — щелчок. Нэцкэ! Если удастся договориться с издательством, будем читать «Зайца с янтарными глазами» Де Вааля.
Если не видели, я подробно писала о непосредственной связи книги с нэцкэ. Роскошная история. Надеюсь, все получится.
P.S. фото тех самых нэцкэ, при виде которых случился «бац».
#клуб
Один из ключевых критериев для выбора — многослойность. Сложно поддерживать живую дискуссию о книге, которая фокусируется только на одной теме. Нужен сюжет, историческое полотно, отсылки и что-то новое, что зацепит и удивит читателя.
Также необходимо, чтобы участники могли соотнести текст с собственным опытом и найти в нем что-то личное. А ещё нужно найти баланс между комфортным чтением и тем, что требует усилия.
И это только пара верхнеуровневых критериев. Но пост не об этом.
Я сегодня бесцельно гуляла по Эрмитажу. Когда собиралась уходить, увидела неприметную дверь в зал с нэцкэ. Пошла смотреть. Первая витрина, вторая, третья, и бац — щелчок. Нэцкэ! Если удастся договориться с издательством, будем читать «Зайца с янтарными глазами» Де Вааля.
Если не видели, я подробно писала о непосредственной связи книги с нэцкэ. Роскошная история. Надеюсь, все получится.
P.S. фото тех самых нэцкэ, при виде которых случился «бац».
#клуб
Песню про голубой вагон из мультика про Чебурашку и Гену знаю с детства, но только сегодня выяснила, почему вагон голубой и откуда взялся «дальний путь», который стелется скатертью и упирается прямо в небосклон. Удивилась, когда выяснила, что в песне нет ни одного случайного слова. Но реально охренела, когда узнала, что «голубой вагон» — песня про эмиграцию.
В феврале 1971 года в Москве 24 еврея вошли в приёмную председателя президиума Верховного Совета СССР Николая Подгорного и потребовали разрешение на выезд в Израиль. В марте того же года 56 евреев из Риги объявили голодовку в той же приёмной, на этот раз в присутствии западных журналистов. Подобные акции продолжались, и постепенно евреев начали выпускать, хотя каждый случай рассматривался мучительно долго.
Эмигранты сначала ехали в Вену на поезде «Москва-Вена», оттуда — кто в Израиль, кто куда. Вагоны были зелёные, но тот, что шёл в Вену, был голубым. Его прикрепляли к поезду только до границы СССР, и это явным образом выделяло его среди других вагонов. Композитор Владимир Шаинский и поэт Эдуард Успенский, создатель Чебурашки, жили в Союзе и знали о цвете вагона. Примерно так «голубой вагон» и стал символом пути, но лишь для тех, кто знал контекст.
Но еще любопытнее то, почему «дальний путь» упирается в небосклон. Эмигранты ехали в Израиль, который традиционно воспринимается как земной небосклон, святая земля, мечта и цель для многих. А скатертью путь стелется потому, что советские антисемиты, узнав об отъезде эмигрантов, язвительно говорили: «Скатертью дорога».
Внезапно, однако.
В феврале 1971 года в Москве 24 еврея вошли в приёмную председателя президиума Верховного Совета СССР Николая Подгорного и потребовали разрешение на выезд в Израиль. В марте того же года 56 евреев из Риги объявили голодовку в той же приёмной, на этот раз в присутствии западных журналистов. Подобные акции продолжались, и постепенно евреев начали выпускать, хотя каждый случай рассматривался мучительно долго.
Эмигранты сначала ехали в Вену на поезде «Москва-Вена», оттуда — кто в Израиль, кто куда. Вагоны были зелёные, но тот, что шёл в Вену, был голубым. Его прикрепляли к поезду только до границы СССР, и это явным образом выделяло его среди других вагонов. Композитор Владимир Шаинский и поэт Эдуард Успенский, создатель Чебурашки, жили в Союзе и знали о цвете вагона. Примерно так «голубой вагон» и стал символом пути, но лишь для тех, кто знал контекст.
Но еще любопытнее то, почему «дальний путь» упирается в небосклон. Эмигранты ехали в Израиль, который традиционно воспринимается как земной небосклон, святая земля, мечта и цель для многих. А скатертью путь стелется потому, что советские антисемиты, узнав об отъезде эмигрантов, язвительно говорили: «Скатертью дорога».
Внезапно, однако.
Провела на выходных два из трёх заседаний по «Свободе» Франзена в книжном клубе, кое-что удивило. Не задумывалась об этом, но выяснилось, что отсутствие экшн-сцен, крутых поворотов сюжета и нетипичных, нестандартных персонажей (не таких обычных, как в реальной жизни) может восприниматься как существенный минус книги. Как в жизни = скучно и предсказуемо (у меня впечателение от романа диаметрально противоположное, но это вопрос ожиданий и личного восприятия).
С учётом того, что большинство современных текстов по темпу сильно превосходят условную классику и даже книги, выпущенные, скажем, 50 лет назад, предположу, что многие классические тексты сегодняшние издатели отправили бы на доработку — тут ускорить, там усилить, здесь накрутить и добавить движа.
Выводов не будет, но любопытно.
С учётом того, что большинство современных текстов по темпу сильно превосходят условную классику и даже книги, выпущенные, скажем, 50 лет назад, предположу, что многие классические тексты сегодняшние издатели отправили бы на доработку — тут ускорить, там усилить, здесь накрутить и добавить движа.
Выводов не будет, но любопытно.
Начинала «Псоглавцев», надеясь на деревенский хоррор, а это оказался триллер о попытках подчинить прошлое и вычеркнуть то, что не вписывается в современную парадигму.
Сначала текст казался просто нормальным приключенческим романом с элементами магреализма: герои едут в забытую богом деревню, сталкиваются с древними культом где ужасы, оживший святой с собачьей головой и скрытые тёмные силы. Но по мере развития сюжета стало понятно, что мистика выступает по большей части фоном для конфликта между современностью и глубокой архаикой, цивилизацией и дикостью, рациональным и иррациональным.
Три дэнжеролога, работа которых заключается в поиске опасных культурных артефактов, едут в заброшенную деревню Калитино снимать заколдованную фреску, которая, по слухам, связана с древним культом и несёт в себе разрушительную силу. Всё кажется предсказуемым — в миссии по изъятию опасного артефакта на первый взгляд нет ничего необычного. Но как только денджерологи оказываются в Калитино, вокруг сгущается адовая хтонь. Местные жители, которые по ощущениям приросли к земле, встречают прибывших не просто с недоверием, а с агрессией и почти первобытным страхом. Калитино отторгает всё чуждое, цепляется за свои архаичные корни, как за единственную защиту от враждебного мира за его пределами. Но полные гонора москвичи уверены, что вот они-то сейчас научат калитинцев жизни.
По мере того как дэнжерологи приближаются к фреске, та начинает обрастать новыми смыслами, не поддающимися рациональному объяснению. Становится очевидно, что изображение Псоглавца — не просто культовый артефакт, а символ сопротивления, который деревня охраняет от внешнего мира. Калитино втягивает москвичей в свой чёрный водоворот, а местное общество пытается подавить всё, что не укладывается в его привычную картину мира.
Иванов мастерски проводит через этот хтонический лабиринт, где все новое воспринимается как угроза, а борьба с внешним миром превращается в акт отчаяния.
Текст захватывающий и довольно бодрый, хотя поначалу это неочевидно. Иванов, будучи историком, филигранно вписывает вымысел в реальную историю. Гарантированно узнаете много нового о церковном расколе, старообрядцах и их разоренных во время реформ Никона тайных скитах, о русской инквизиции и иконописи. Очень крутая вещь.
Будем, кстати, читать «Псоглавцев» в рамках зимнего сезона клуба, но об этом еще напишу.
#чтопочитать
Сначала текст казался просто нормальным приключенческим романом с элементами магреализма: герои едут в забытую богом деревню, сталкиваются с древними культом где ужасы, оживший святой с собачьей головой и скрытые тёмные силы. Но по мере развития сюжета стало понятно, что мистика выступает по большей части фоном для конфликта между современностью и глубокой архаикой, цивилизацией и дикостью, рациональным и иррациональным.
Три дэнжеролога, работа которых заключается в поиске опасных культурных артефактов, едут в заброшенную деревню Калитино снимать заколдованную фреску, которая, по слухам, связана с древним культом и несёт в себе разрушительную силу. Всё кажется предсказуемым — в миссии по изъятию опасного артефакта на первый взгляд нет ничего необычного. Но как только денджерологи оказываются в Калитино, вокруг сгущается адовая хтонь. Местные жители, которые по ощущениям приросли к земле, встречают прибывших не просто с недоверием, а с агрессией и почти первобытным страхом. Калитино отторгает всё чуждое, цепляется за свои архаичные корни, как за единственную защиту от враждебного мира за его пределами. Но полные гонора москвичи уверены, что вот они-то сейчас научат калитинцев жизни.
По мере того как дэнжерологи приближаются к фреске, та начинает обрастать новыми смыслами, не поддающимися рациональному объяснению. Становится очевидно, что изображение Псоглавца — не просто культовый артефакт, а символ сопротивления, который деревня охраняет от внешнего мира. Калитино втягивает москвичей в свой чёрный водоворот, а местное общество пытается подавить всё, что не укладывается в его привычную картину мира.
Иванов мастерски проводит через этот хтонический лабиринт, где все новое воспринимается как угроза, а борьба с внешним миром превращается в акт отчаяния.
Текст захватывающий и довольно бодрый, хотя поначалу это неочевидно. Иванов, будучи историком, филигранно вписывает вымысел в реальную историю. Гарантированно узнаете много нового о церковном расколе, старообрядцах и их разоренных во время реформ Никона тайных скитах, о русской инквизиции и иконописи. Очень крутая вещь.
Будем, кстати, читать «Псоглавцев» в рамках зимнего сезона клуба, но об этом еще напишу.
#чтопочитать