Вряд ли на свете есть что-либо более отвратительное, чем месяцами наблюдать за непрерывными потоками перемещающихся по улицам отрядов мужчин в разнообразной униформе, как их рассортировали, подобно связкам сосисок, на хаки, резервистов, голубых, бледно-зеленых, для ускорения процесса еще и водрузив это мясо на колеса, и толкают в огромную мясорубку, предназначенную для перемалывания кретинов. Все это ни на секунду не останавливается, тут слышно пение, там квасят, потоки растягиваются в длину, кровоточат, снова кто-то квасит, скулит, вопит, в воздухе ощущается запах гнили, начинает моросить дождь и наконец появляются первые всходы пшеницы, а тем временем новую партию придурков подвозят на корабле, который нетерпеливо гудит, спешит всех высадить, лавирует на воде, как огромный дельфин, поворачивается кормой, великолепный корабль в окружении бурлящих водоворотов, и вот уже он, рассекая разлетающиеся на мириады брызг волны, устремляется забирать других… А придурки всем довольны, у них всегда праздничное настроение. Что ж, чем больше их утилизуют, тем лучше будут расти цветы, я считаю. Без дерьма не было бы и хорошего вина. Пей до дна!

Луи-Фердинанд Селин. "Война", 1930-е. Рукопись романа была найдена в 2021 году и опубликована посмертно в мае 2022 года. Русский перевод: 2023.

Проект “Избиение младенцев” (2025) норвежского художника Пера Барклая превращает заброшенную церковь Сан-Барбатьяно в Болонье в пространство визуального напряжения. В центре композиции – перевёрнутая вверх ногами репродукция одноимённой картины Гвидо Рени (1611), подвешенная над чёрной лужей. Эта чёрная вязкая субстанция – метафора природных ресурсов как источника богатства и разрушения. Искажённая оптика ("нормальное" отражение картины видно только в чёрной луже) и аллюзии на барочную жестокость заставляют переосмыслить уязвимость тела, материи и памяти. Эта работа – приглашение к размышлению в месте, где сакральное пересекается с современностью.

Оптика. На крыльях мухи вида Goniurellia tridens как-будто изображены жучки с лапками и антеннами, очень похожие на муравьев. По одной из версий такие узоры ей нужны для того, чтобы защищаться от хищников. Когда муха начинает быстро махать крыльями, возникает визуальный эффект "муравьиной стаи". Это сбивает с толку хищников, ведь многие из них боятся укусов муравьев.

Краткое содержание выступления в 2 часа ночи

В эфире моя еженедельная рубрика "Труп выходного дня". Каждое воскресенье я выкладываю здесь произведения искусства с анатомическим или патологоанатомическим сюжетом. На фото – “праздничный скелет” из коллекции Музея науки в Лондоне – римский larva convivialis I века н.э. Его выносили гостям во время шашлыков застолий, чтобы кусок в горле застрял – с застывшей ухмылкой он “танцевал” и вертелся на шарнирах, напоминая о конце жизни. Подобные сцены описаны у Петрония, где скелет – не столько символ смерти, сколько воплощение неотвратимости Хаоса (что прекрасно подтверждается и самим экспонатом, на котором за каким-то хером вместо правой ноги – левая рука). Анатомическая точность игнорировалась: танцующий трупак был скорее напоминанием, нежели учебным пособием – мы все будем такими, когда поганый Оркус утащит нас в темноту. Обнимаю вас этим трупом!

Сегодня молодые коллеги потроллили старого падре за его многолетнюю приверженность к еженедельной рубрике "Труп выходного дня". Обнимаю вас этим трупом!

Ничего лишнего на застолье словацких цыган, Чехословакия, 1970-е годы.

В Сан-Франциско есть храм Святителя Григория Нисского, принадлежащий Епископальной Церкви. В этом храме находится огромная фреска под названием "Танец святых", изображающая более 90 святых и праведников, ведомых Христом Воскресшим в священном танце.

Среди танцующих -- философ Симона Вейль, художник Каспар Давид Фридрих, поэт и драматург Уильям Шекспир, средневековая феминистка Кристина Пизанская, конь леди Годивы, писатель Федор Достоевский, чернокожий Моисей, философ Гипатия, поэт-визионер Уильям Блейк, джазмен Джон Колтрейн, натуралист Чарльз Дарвин, св. Франциск с волком и св. Серафим Саровский с мишенькой.

Кураторов среди праведников нет.

Кураторский значок. Всем чмоки!

На фото – работа голландского фотографа Ричарда Полака “Художник и его модель” (1914 г.), один из ранних примеров стратегии “постправды”. Художник воссоздаёт мир голландской живописи XVII века – от Вермеера до Яна Стена. Персонажи в аутентичных интерьерах, собранных с почти музейной дотошностью (внимание на котика!) – всё работает на эффект достоверности, которую сам художник и подрывает.

Инсценировка здесь – не фикция, а метод: документальность уступает место правдоподобию, а реальность – реконструкции. Это фото – жест, где изображение становится симулякром эпохи, которая прочно закрепилась в коллективной визуальной памяти. Синди Шерман, Джефф Уолл и прочие нейросети кусают локти от зависти. Из коллекции Музея Виктории и Альберта.

Дискуссии об ИИ и нейросетях сводятся, по сути, к одному вопросу: ограничивается ли их деятельность формальной манипуляцией символами без понимания значений этих операций – или всё же может быть признана когнитивной? Под когнитивностью здесь понимается способность алгоритмических агентов к интерпретации, выбору и принятию решений, то есть способность создавать значения. Ключевым моментом этих обсуждений становится отказ (или неспособность отказа) от антропоцентричной парадигмы, согласно которой значением считается только то значение, которое создано или воспринято человеком. Известный пример: Рудольф Зарипов, один из пионеров в области алгоритмической музыкальной композиции, давал слушать академикам АН СССР пьесы, написанные машиной, задавая лишь один вопрос: “Это написано человеком – или нет?”
 
Мне кажется, что ландшафт искусства мог бы радикально измениться при соблюдении трёх условий. Во-первых, если бы мы перестали оценивать произведения, созданные ИИ и нейросетями, по степени их похожести на произведения искусства, созданные человеком. Во-вторых, если бы мы обратили внимание на то, что в киборгианском ассамбляже “человек-и-машина” не участвует никакое знание (и, поэтому, мысль), но только конкретика телесного действия. И в-третьих, если бы мы сменили наши установки: не подстраиваться под типовые визуальности, которые диктуют нам нейросети, а трясти, ускорять и дестабилизировать ИИ, сталкивая его с самой материальностью. Пусть неисчислимость (и способы её производства) станет нашим опознавательным знаком – и посмотрим, что выйдет. Уверен, это сработает. Ведь чем больше исчисляется, тем больше создается бессистемной информации, а значит – произвольности, которая открывает возможности изменения основанных на правилах функций. И тогда неповторимость проектов стала бы практическим итогом таких экспериментов.

Deep media studies. Коммунизм = советская власть + электрификация всей страны

Робот Электрон, собранный группой учащихся ГПТУ-9 г. Калининграда под руководством инженера-электротехника Бориса Василенко. Робот мог вальсировать, играть в шахматы и был способен выполнить около двухсот команд.

На фото: Робот Электрон на волне “народного окультуривания” приобщается к советским квасным ценностям. Калининград, 1966 год. Фото из коллекции Рубена Ходжетта, Мельбурн, Австралия.

Саджид Ваджид Шейх (Индия). Авторский дизайн смартфона. 2025 г. Модный.

В моей личной истории искусства Альфред Барр – куратор и первый директор МоМА – занимает особое место. Именно он в 1936 году предложил известному художнику и фотографу Эдварду Штайхену сделать персональную выставку, посвященную т.н. “генетическому искусству”. Используя колхицин – вещество, изменяющее генетическую структуру растений – Штайхен выводил дельфиниумы, радикально отличавшиеся от тех, что существовали ранее. Эти цветы были впервые представлены в MoMA как произведения био-арта.

А десятилетием ранее Барр посещает СССР – в относительно благополучные 1927-1928 годы, до разгула террора и уничтожения авангарда. Вместе с коллегой Джерри Эбботом он смотрит новое кино, посещает театры и музеи, встречается с Татлиным, Родченко, Лисицким, Тышлером. Все впечатления фиксируются в дневниках. И сегодня, почти век спустя, этот архив заговорил: я держу в руках только что изданную книгу “Русский дневник: 1927-1928” Барра и Эббота – настоящий документ эпохи и находку для тех, кто интересуется искусством. Рекомендую!

Сергей Меркуров. Первый вариант скульптурной группы “Смерть вождя”, 1927. Композиция была представлена на выставке произведений к десятилетию Октября. Выставку закрыли уже через несколько дней из-за цензурного скандала. Сама скульптурная группа была демонтирована по решению Политбюро в связи с тем, что все десять фигур рабочих, несущих тело Ленина, были обнажёнными. Кошмар!

На фото – проект итальянского художника Микеле Спанджеро "Ad Libitum", 2016 г. Это звуковая скульптура / инсталляция, которая объединяет аппарат для искусственной вентиляции лёгких с металлическими трубами органа. Работа музыкального инструмента согласована с ритмом человеческого дыхания, представляя собой звучащие аккорды – фрагменты из Немецкого реквиема (Ein deutsches Requiem) Иоганнеса Брамса. Тексты этой ставшей классической заупокойной мессы опираются на Откровение Иоанна Богослова ("Отныне блаженны мёртвые").

Когда Альфред Барр, куратор и первый директор МоМА, решил соединить судьбу со своей будущей супругой, он написал родителям письмо примерно такого содержания: "Если вы откроете на такой-то странице "Историю Итальянского Возрождения" Френка Мэзера, то увидите портрет предка девушки, на которой я намереваюсь жениться". Вот он, кураторский подход к свадьбе - исключительно по каталожным данным. Учитесь, нищеброды!