Вадим Васильев: Я очень серьёзно отношусь к любви. Для меня это смысл жизни, честно вам скажу. И это большая загадка для меня. Я только одно знаю точно: она связана с преданностью, и тут любовь не разбрасывается, она всегда концентрирована. И для меня это слишком важная вещь, чтобы я мог ответить беспристрастно. Это основа моего существования. И я не в силах её до конца проанализировать.
Дмитрий Волков: Любовь — это глубокая привязанность одного человека к другому, в какой-то мере необоснованное выделение одного человека из всего универсума других людей. «Необоснованное» в смысле «объективно не обоснованное», а субъективно может быть даже очень обоснованное. Любовь — это также возможность смотреть, хотя и временно, на мир глазами другого человека.
Маркус Габриэль: Любовь — это своего рода отношение. Это, конечно, не значит, что если вы влюблены, то у вас должны быть отношения; я имею в виду, что, чисто логически, «любовь» есть вид отношений, и это особый вид отношений, которые вы можете изучать только изнутри. Так что я не думаю, что можно дать адекватное определение любви. Чтобы дать определение, нужно изучить, что это за отношение, каковы его особенности. Но скоро вы столкнетесь с проблемой, что разные люди имеют разные взгляды на то, что такое любовь. Из-за этого порой и случаются расставания.
Фёдор Гиренок: Любовь в любых смыслах — это использование абсурда, это механизм парализации ума. Ум должен быть парализован, блокирован, разрушен. С тем, чтобы освободить пространство для моего чувства. Я хочу любить. И это желание любви имеет шанс на успех в случае, если ум парализован, блокирован. А блокирует его абсурд. Поэтому там, где любовь, там абсурд, открывающий возможность чувству. Поэтому любить — это, фактически, проходить через ситуации абсурдные, нелепые. Чувство любви чудом открывается. Современный человек не может любить, он потерял эту способность, он слишком много занимался деабсурдизацией мира и самого себя, настолько продвинулся в этой работе, что его интеллект (не самая главная характеристика человека) доминирует, закрывает возможность для освобождения чувств. А человек есть освобожденное чувство, а не интеллект. Интеллект — это то, что может делать любая машина. Сознание и интеллект абсолютно различны. Они не имеют никакого отношения друг другу. Интеллект — враг сознания так же, как он враг чувства. Сознание там, где любовь, а не там, где интеллект.
Филипп Гофф: Это сложный вопрос. Если вы верите в объективное благо, то в любви есть что-то важное. Я не могу сказать больше, хотя мне нравится любовь.
Дмитрий Зайцев: В свое время Армстронг или кто-то другой из великих музыкантов сказал, что если вы спрашиваете меня, что такое джаз, то я думаю, что вы никогда в жизни не поймете, что такое джаз. Это не потому, что все остальные ущербны, а Армстронг такой хороший; или я такой хороший, я знаю, что такое любовь, но вам не скажу. Не в этом дело. Чувство это очень личное, есть много разных любовей: к существу того же пола, другого пола, к Родине, к животным. Наверное, стоит как-то все эти ощущения любви разными субъектами каким-то образом собрать вместе и посмотреть, что в них общего. На мой взгляд, этого сделать практически невозможно.
Энди Кларк: Любовь — это что-то вроде безусловной преданности чему-то или кому-то. Или почти безусловной. Скажем так: любовь настолько близка к безусловной преданности кому-то или чему-то, насколько это в принципе разумно.
Анна Костикова: Я уверена, что любовь в принципе возможна только на основании свободы воли. И в этом смысле и свобода абсолютна, и любовь абсолютна. Но любовь, выстроенная на свободе воли, может ограничить в определенном смысле то, что мы понимаем под беспредельностью воли.
Вадим Васильев: Я очень серьёзно отношусь к любви. Для меня это смысл жизни, честно вам скажу. И это большая загадка для меня. Я только одно знаю точно: она связана с преданностью, и тут любовь не разбрасывается, она всегда концентрирована. И для меня это слишком важная вещь, чтобы я мог ответить беспристрастно. Это основа моего существования. И я не в силах её до конца проанализировать.
Дмитрий Волков: Любовь — это глубокая привязанность одного человека к другому, в какой-то мере необоснованное выделение одного человека из всего универсума других людей. «Необоснованное» в смысле «объективно не обоснованное», а субъективно может быть даже очень обоснованное. Любовь — это также возможность смотреть, хотя и временно, на мир глазами другого человека.
Маркус Габриэль: Любовь — это своего рода отношение. Это, конечно, не значит, что если вы влюблены, то у вас должны быть отношения; я имею в виду, что, чисто логически, «любовь» есть вид отношений, и это особый вид отношений, которые вы можете изучать только изнутри. Так что я не думаю, что можно дать адекватное определение любви. Чтобы дать определение, нужно изучить, что это за отношение, каковы его особенности. Но скоро вы столкнетесь с проблемой, что разные люди имеют разные взгляды на то, что такое любовь. Из-за этого порой и случаются расставания.
Фёдор Гиренок: Любовь в любых смыслах — это использование абсурда, это механизм парализации ума. Ум должен быть парализован, блокирован, разрушен. С тем, чтобы освободить пространство для моего чувства. Я хочу любить. И это желание любви имеет шанс на успех в случае, если ум парализован, блокирован. А блокирует его абсурд. Поэтому там, где любовь, там абсурд, открывающий возможность чувству. Поэтому любить — это, фактически, проходить через ситуации абсурдные, нелепые. Чувство любви чудом открывается. Современный человек не может любить, он потерял эту способность, он слишком много занимался деабсурдизацией мира и самого себя, настолько продвинулся в этой работе, что его интеллект (не самая главная характеристика человека) доминирует, закрывает возможность для освобождения чувств. А человек есть освобожденное чувство, а не интеллект. Интеллект — это то, что может делать любая машина. Сознание и интеллект абсолютно различны. Они не имеют никакого отношения друг другу. Интеллект — враг сознания так же, как он враг чувства. Сознание там, где любовь, а не там, где интеллект.
Филипп Гофф: Это сложный вопрос. Если вы верите в объективное благо, то в любви есть что-то важное. Я не могу сказать больше, хотя мне нравится любовь.
Дмитрий Зайцев: В свое время Армстронг или кто-то другой из великих музыкантов сказал, что если вы спрашиваете меня, что такое джаз, то я думаю, что вы никогда в жизни не поймете, что такое джаз. Это не потому, что все остальные ущербны, а Армстронг такой хороший; или я такой хороший, я знаю, что такое любовь, но вам не скажу. Не в этом дело. Чувство это очень личное, есть много разных любовей: к существу того же пола, другого пола, к Родине, к животным. Наверное, стоит как-то все эти ощущения любви разными субъектами каким-то образом собрать вместе и посмотреть, что в них общего. На мой взгляд, этого сделать практически невозможно.
Энди Кларк: Любовь — это что-то вроде безусловной преданности чему-то или кому-то. Или почти безусловной. Скажем так: любовь настолько близка к безусловной преданности кому-то или чему-то, насколько это в принципе разумно.
Анна Костикова: Я уверена, что любовь в принципе возможна только на основании свободы воли. И в этом смысле и свобода абсолютна, и любовь абсолютна. Но любовь, выстроенная на свободе воли, может ограничить в определенном смысле то, что мы понимаем под беспредельностью воли.
BY Моральная крыса
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
In view of this, the regulator has cautioned investors not to rely on such investment tips / advice received through social media platforms. It has also said investors should exercise utmost caution while taking investment decisions while dealing in the securities market. The next bit isn’t clear, but Durov reportedly claimed that his resignation, dated March 21st, was an April Fools’ prank. TechCrunch implies that it was a matter of principle, but it’s hard to be clear on the wheres, whos and whys. Similarly, on April 17th, the Moscow Times quoted Durov as saying that he quit the company after being pressured to reveal account details about Ukrainians protesting the then-president Viktor Yanukovych. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders. "We're seeing really dramatic moves, and it's all really tied to Ukraine right now, and in a secondary way, in terms of interest rates," Octavio Marenzi, CEO of Opimas, told Yahoo Finance Live on Thursday. "This war in Ukraine is going to give the Fed the ammunition, the cover that it needs, to not raise interest rates too quickly. And I think Jay Powell is a very tepid sort of inflation fighter and he's not going to do as much as he needs to do to get that under control. And this seems like an excuse to kick the can further down the road still and not do too much too soon." He said that since his platform does not have the capacity to check all channels, it may restrict some in Russia and Ukraine "for the duration of the conflict," but then reversed course hours later after many users complained that Telegram was an important source of information.
from us
