Прикладываю статью Штегеманна.

Несколько вопросов из области семейного права

Недавно мне пришлось покопаться в семейном праве. Пара интересных моментов привлекла моё внимание, хотел бы их с цивилистической точки зрения обсудить.

I. Недействительность брака

Я далёк от мысли, что брак – это сделка. Воля и консенсус необходимы как его предпосылки, однако само существо брака не составляют. Скорее, брак – это союз (хотелось бы добавить ещё и omnis vitae), а бракосочетание – акт государственной власти по изменению статуса брачующихся при соблюдении ряда предпосылок (ведь статус лежит вне частной автономии (п. 3 ст. 22 ГК)).

Но сейчас не об этом. Дело в том, что зная недействительность брака наш Кодекс не знает разделения порочных браков (как звучит-то) на ничтожные и оспоримые. А ведь это может сыграть очень злую шутку с правопорядком. Давайте на конкретном примере.

Супруг распоряжается совместным имуществом в пользу третьего лица. Супруга об этом узнаёт и обращается с иском об оспаривании сделки. Спрашивается, может ли в качестве возражения ответчик по делу ссылаться на недействительность брака? Ведь раз брака нет, нет права оспаривания.

В пользу того, что не может, говорит будто бы исчерпывающий (?) список лиц, которые вправе требовать признания брака недействительным (ст. 28 СК). Из ряда формулировок понятно, что перечисляя в ст. 28 СК управомоченных лиц, СК хотел ограничить круг таких субъектов. Т.е., будто бы, оспоримость.

Однако это можно опровергнуть следующим. В абз. 2 п. 3 ст. 166 ГК так же ограничивается круг лиц, имеющих право требовать признания сделки недействительной – только те, кто имеет законный интерес. Однако речь в абз. 2 п. 3 ст. 166 ГК идёт только об иске о признании, но не о возражении о ничтожности. Стало быть, ссылаться на ничтожность может каждое лицо в правопорядке, ограничение касается лишь начала процесса по такому заявлению. В принципе, ровно тот же подход мог бы быть распространён по аналогии на ст. 28 СК: у перечисленных в ней субъектов есть право на иск, а все остальные могут защищаться возражением.

Особенность вносит п. 4 ст. 29 СК, который будто бы проводит градацию оснований недействительности. Есть семь не таких важных, которые утрачивают значение после расторжения брака (тоже интересно, с какой стати?), а есть два таких, из-за которых брак может быть признан недействительным даже после расторжения – нарушение принципа единобрачия и кровосмешение. Нельзя ли заключить, что Кодекс таким образом выделяет два важных основания, как бы придавая им силу сделать брак ничтожным, а остальные основания – только по заявлению уполномоченных лиц?

Эта идея привлекательна, и скорее всего именно она имеет наибольшие шансы устоять на практике. Но из этого следует, например, что действительны (пусть и оспоримы): 1) брак, который был заключён без воли одного из супругов (vis absoluta); 2) брак между усыновителем и усыновлённым (по идее, ситуация тождественна браку между родителем и ребёнком); 3) фиктивный брак (та же ситуация отсутствия воли); 4) брак недееспособного. Будто бы так быть не должно. Все эти основания тоже должны влечь ничтожность.

В общем, надо бы хорошо подумать над этой проблемой. А желательно сделать ясное и недвусмысленное указание на то, что брак в каких-то случаях ничтожный, в каких-то оспоримый. И оснований ничтожности, навскидку, будет больше. М.В. Антокольская пишет, что признание брака недействительным – это оспаривание сделки; но с этим нельзя согласиться, ведь если это так, управомоченное лицо может отказаться от права на оспаривание и брак сохранится – так можно и полигамию устроить, и браки с незаконной степенью родства действительными сделать, что явно против смысла Кодекса будет.

P.S. И да. Как задачку-то решить с возражением стороны оспариваемой сделки без разделения на ничтожность и оспоримость?

P.P.S. Немного компаративистики: в Австрии есть специальный закон о браке (Ehegesetz), где основаниями для ничтожности признаются:

1) порок формы (например, неявка супруга при регистрации – близнеца отправили вместо супруга на церемонию);
2) специальная фиктивность брака (если брак заключён с тем, чтобы жена могла пользоваться фамилией мужа или приобрести его гражданство);
3) другой брак одного из брачующихся;
4) кровное родство брачующихся (независимо от брачного / внебрачного рождения).

А оспоримость будет в случаях:
1) отсутствия согласия законного представителя при несовершеннолетии брачующегося;
2) если брачующийся при бракосочетании не понимал, что заключает брак, или заблуждался в личности другого супруга;
3) если брачующийся при бракосочетании заблуждался в характере обстоятельств, касающихся личности другого, и при знании этих обстоятельств он бы не вступил в брак с учётом верной оценки существа брака (bei richtiger Würdigung des Wesens der Ehe – оговорка видимо против ошибки в состоятельности);
4) если брачующийся был обманут относительно каких-либо обстоятельств, если при знании этих обстоятельств он бы не вступил в брак с учётом верной оценки существа брака (тут прямая оговорка, что нельзя из-за ошибки в состоятельности оспаривать; плюс обман третьего лица не подходит);
5) если брак заключён под влиянием противоправной угрозы.

III. Обязательство по уплате алиментов

Здесь проблема следующая. Наш Кодекс, по-видимому, исходит из того, что алиментарное обязательство возникает из судебного решения или из соглашения, а не из самого факта родства. Это следует из ст. 107 ГК РФ, согласно которой для недоговорного взыскания алиментов есть два режима:

1) взыскание за будущие периоды – абз. 1 п. 2 ст. 107 СК, по которому присуждаются алименты с даты обращения в суд;

2) взыскание за прошедшие периоды – абз. 2 п. 2 ст. 107 СК, по которому присуждаются алименты только за последние три года, если принимались меры по получению алиментов, но плательщик уклонялся от их уплаты.

В чём проблема?

Во-первых, нет никаких препятствий для того, чтобы обязательство об уплате алиментов считать возникающим из самого факта родства. Что опять за стремление всё подвязать под официальный штамп в частном праве? Тот факт, что размер обязательства не определён, а только определим, никак не мешает этому.

Во-вторых, если алиментарное обязательство возникает только из судебного решения (а иначе не обосновать, в чём различие взыскания за прошедшие и за будущие периоды), то что из себя представляет абз. 2 п. 2 ст. 107 СК? Если обязательства не было до судебного решения (литис контестации, раз уж на то пошло), то какое основание у этих платежей?

В-третьих, я прошу прощения, а что за произвольная постановка обязательства под условие напоминания? Если кредитор не напомнил об обязательстве, должник всё, не должен исполнять? У нас само понятие обязательства в п. 1 ст. 307 начинается с момента долга даже, а не права требования – так что должник не может сидеть на месте и говорить, мол, раз кредитор не потребовал, я и исполнять ничего не должен, а как потребует, так я сразу. Разумеется, никакого юридического значения напоминание иметь не должно – должник должен сам инициативно стараться исполнить обязательство. Если так случилось, что должник не знает об обязательстве (например, о том, что ребёнок родился, отцу не сказали), он может быть освобождён от ответственности (следует из п. 2 ст. 312 ГК), но никак не от самого обязательства.

В-четвёртых, откуда появился трёхлетний пресекательный (?) срок вместо обычной исковой давности? Если плательщик прямо признаёт свой долг за прошедшие периоды, с него нельзя взыскать за них? Опять же, зачем это? Есть разработанный институт исковой давности, который содержит в себе много тонких настроек, например, деление давности на объективную и субъективную. Если мать не знала, кто отец ребёнка, а потом его обнаружила и сразу же обратилась в суд, не вижу причин, по которым алименты не должны быть взысканы за последние 10 лет (п. 2 ст. 197 ГК и п. 1 ст. 200 ГК), а не за 3 года.

В общем, тоже всё напутано жутко.

Выводы.

Большое преимущество всех дискуссий, которые можно было бы устроить вокруг семейного права – это хотя бы отсутствие такого большого накала страстей по поводу того, что семейное право – это часть гражданского. Так что можно обсуждать вопросы по существу, а не тратить время на опровержение разного рода «ядро семейно-правовых отношений составляют их духовность…», «семейное право в отличие от гражданского несёт большую воспитательную нагрузку, выполняет воспитательную миссию по отношению к самым широким слоям населения…» (это реальные аргументы в пользу самостоятельности отрасли, принадлежат они А.М. Нечаевой).

Так что было бы замечательно, если бы пара цивилистически подкованных умов села и очень критически на наш Семейный кодекс бы посмотрела. Благо, вопросы супружеского имущества обсуждаются людьми такого уровня, как Андрей Владимирович. Но и помимо имущества есть вопросы, как видите. И самое главное, как и в трудовом праве, применение цивилистических наработок идёт лишь на пользу тем, кого по идее законодатель хочет защищать как слабую сторону.

В разразившейся банкротной баталии мне ближе позиция Андрея Владимировича.)) Сам я не банкротчик, так что могу рассудить только по общим принципам.

Банкротство – это способ равномерно удовлетворить интересы кредиторов, которые попали в ситуацию, когда имущества на всех не хватает. Точка. Помимо этого гражданское право не может ничего в это определение добавить. Рабочие места, общественное благо от сохранения бизнеса и т.д. – это не гражданское право и не имеет никакого отношения к цивилистике. Это политика. И ладно бы это было за счёт государства (ведь оно должно принимать во внимание общественное благо!), но ведь это хотят делать за счёт кредиторов. А так нельзя.

Каждое лицо в правопорядке имеет право быть эгоистом. И эгоизм может простираться вплоть до границ, которые очерчены законом и добрыми нравами. Так вот, кредитор, который не хочет жалеть должника и требует конкурса – поступает эгоистично, но правомерно. Ссылка на то, что в силу реабилитации кредитор может получить больше, не меняет сути дела: 10 сегодня и 100 через год – это два разных товара, и каждый сам для себя выбирает, что ему лучше. Если кредиторы решили, что 100 через год лучше (желательно, единогласно) – ради Бога, их интерес. Но если кто-то не согласен, его не должна затрагивать реабилитация, пусть либо в его отношении выплачивается его предполагаемая доля, либо сами кредиторы оплачивают долг перед ним.

Что же до принципа формального равенства… Не думаю, что он здесь относится к сути дела. Права требования к должнику – это субъективные права кредиторов, должник не имеет никакого слова в том, как кредитору с этими права распоряжаться, давать ли по ним отсрочку или нет. Условно, если в мой дом придёт непонятный человек с улицы и потребует дать ему пару квадратных метров в кладовке поспать, а я его выгоню, он не может жаловаться, что как это у моей воли безусловный приоритет! Ведь принцип же формального равенства! И всё потому, что тут речь о моём праве. Вот также с кредиторами.

Если серьёзно про реабилитацию, то я не разделяю восторгов, которые тут зазвучали. Прямо фанфары. Реабилитация, ура и всё такое. Объясню позицию
Реабилитация нужна для того, чтобы кредиторы получили больше, чем при моментальной реализации активов. Причём с очень уверенной вероятностью больше, а не на глаз. Понятно, что по факту всё может быть по-другому, но важна уверенность именно в момент принятия решения о реабилитации.
Все остальные мотивы - особенно публичного толка - вызывают у меня вопросы.
Давайте не продавать активы, сохраним рабочие места и т.п. Погодите, если активы будут проданы, их же не съедят, не разрежут на металлолом (по логике их берут, чтобы продолжать бизнес). Условно, покупается трактор. Он зачем покупается? Чтобы утопить его в реке? Или чтобы на нём дядя какой-то работал? Если дядя, то вот вам и трудоустройство. Да, трактор может уехать в другой регион и на нём будет работать другой дядя (был Вася, стал Федя). ну, что тут поделать?
Неужели, наше желание, чтобы на тракторе работал именно Вася, перевешивает интересы кредиторов, которые хотят продажи трактора? Давайте представим, что им срочно нужны деньги. И им сейчас придётся идти брать кредит, чтобы пополнить ликвидность. Это ради чего они делают? Ради Васи? Правда? А надо? Может, о Васе сам пусть заботится? Или государство, на худой конец? Устраивает программу переселения трактористов в другой регион (к нам в СНТ как раз нужен, кстати! Пусть приезжает))
Почему мы держим в уме, что кредиторы всегда банки, которым строго говоря наплевать, чуть больше или меньше у них денег в конкретный момент времени?
Ну, если так, давайте тогда для банков реабилитацию делать? Или слабо? ))
А когда обычные кредиторы - вот я, например, мне за лекцию не заплатили, я детям в оливье на новый год не положу необходимый элемент какой-нибудь и т.п. Мне это не нравится )) - для них давайте пожёстче к должнику? А?

Что мне напоминают все эти истории про сохранение рабочих мест? Помните "нерабочие дни" в ковид? История, когда работодателям всей страны сказали - ребята, вы оплачиваете нерабочие дни своих сотрудников. И это не отпуска. Люди дома, а вы им платите. Не мы (бюджет), а вы, работодатели. Что это было? Это был налог завуалированный такой. Или сбор. А больше похоже на новую подать, уж извините.
И анекдот : заходит Байден в паб и говорит, всем пива! За счёт заведения! Помним же его? ))

И вот то же самое рождается в банкротстве. Уж осознанно или не осознанно, я не знаю. Но рождается. Сохранение рабочих мест как основание, почему кредиторам надо "потерпеть". Ну-ну.
Короче, я категорически против. Или за, но для банков (лучший способ похоронить эту идею, да )))

Поэтому единственное основание - объективное неухудшение положения кредиторов ввиду отсрочки. Чтобы кредитор, который сейчас мог бы получить 80% своих требований, не ждал 3 года и получал опять 80%. Это означает, что у него отняли, а не дали столько же. Уж извините, это подмена жестокая, если мы будем думать, что он получает столько же. Он должен получить 80% + нормальную процентную ставку.
И тогда мы ещё можем объяснить, почему его воля игнорируется. Ему говорят - ну, извини, друг. Мы о тебе позаботились тоже, хотя и хотим помочь должнику выкарабкаться. Если тебе срочно нужны деньги, бери кредит сейчас, должник компенсирует тебе все или большую часть этих процентов.

А то я читаю аргументы по делу Захаровой и слышу там: тебе же 60 % дают!! Ты с ума сошёл, отказываешься?? обычно народ 7% получает ("в среднем по больнице"), а тебе 60% дают, о ты хочешь больше... Сказку о золотой рыбке читал?!! Вообще берега теряет народ... Потерпи 40% в рассрочку на 3 года, ничего страшного .
Мне кажется, каждый судья должен на себя примерять - готов он потерпеть 40% своего оклада в рассрочку на 3 года?

Поэтому в деле Захаровой не хватает цифровых доказательств. Нет данных, которые позволили бы поверить в правильность решения. нет анализа, СКОЛЬКО получили бы кредиторы при моментальной реализации активов. Какие были активы, почему их нельзя было продать? Только квартира или ещё

В государстве даже минимально развитом суверен не может единолично отправлять свою верховную власть, и тем более это невозможно тогда, когда суверенитет принадлежит юридической фикции. В связи с этим отдельные лица — государственные органы — наделяются полномочиями – т.е. возможностью отправлять часть верховной власти от имени самого суверена, так что воля, являющаяся или считающаяся их волей, считалась бы волей самого суверена. Например, в Германии решения выносятся «im Namen des Volkes», что точнее нашего «именем Российской Федерации». И если суверен решит (в собственном лице или в лице своих органов), что он не желает передавать тем или иным лицам полномочия действовать от своего имени (например, в порядке люстраций) или что он желает отозвать полномочия у какого-либо органа, это не будет ответственностью так же, как ответственностью не является отмена доверенности в гражданском праве.

Как и полномочия в рамках граждаского права, полномочия публичного права в большинстве случаев ограничены . Полномочия в рамках их пределов принято называть компетенцией. Волеизъявление, совершённое за пределами полномочий, не влечёт юридических последствий, поскольку государственный орган имеет власть только постольку, поскольку он наделён ею сувереном. Решение, принятое за рамками компетенции, является ничтожным решением, недействительным ipso iure и ex tunc.

Полномочия государственных органов могут при дозволении суверена передоверены или в более привычной терминологии государственного права делегированы при соблюдении принципа nemo plus iuris transferre potest, quam ipse habet. Так, например, если Правительству дано полномочие по подготовке проекта закона о бюджете, оно может делегировать его Министерству финансов. Полномочием может быть наделено ни одно лицо, а двое совместно, так что потребуется совместное волеизъявление двух лиц для его реализации (например, английская средневековая фигура King-in-Parliament, которая предполагала совместные действия Короля, Общин и Лордов). Действие волеизъявления может быть поставлено под условие получения согласия другого лица (например, институт контрасигнатуры). Даже простой гражданин может становиться представителем суверена и органом государственной власти, когда, например, участвует в выборах.

Но полномочие как таковое ещё не влечёт юридический эффект, только волеизъявление, совершаемое в пределах полномочий, произведёт последствие. Сами волеизъявления могут иметь форму закона или индивидуального решения, бездействия (например, воздержание Верхней Палаты Парламента от рассмотрения законопроекта, которое считается молчаливым одобрением), конклюдентных действий (например, задержание полицией, ведение войны). Все эти волеизъявления доступны лишь суверену, совершающему им через представителей, но не доступны частным лицам.

Такова система государственных полномочий и публично-правовых волеизъявлений. Можно ли называть это другими терминами? Пожалуй. Можно говорить об административных актах, о властных действиях, компетенциях и так далее, и в целом даже не слишком сильно искажать суть дела. Но употребление верных терминов, позволяет в точности уяснить существо вопроса и, что куда важнее, использовать разработанное гражданским правом учение о воле. Исторически так получилось, что цивилистика более всего преуспела в юриспруденции и разработала множество понятий, выходящих за её пределы – например, понятие лица, источника права, недействительности и т.д. Волеизъявление и полномочия – одни из них; а заодно и толкование со всеми его правилами.

Разумеется, у публично-правовых волеизъявлений есть свои особенности. Так, например, в силу формализации волеизъявлений ограничен механизм оспаривания в связи с пороками воли. И то, он далеко не исключён – скажем, в Венской конвенции о праве международных договоров прямо предусмотрен механизм оспаривания волеизъявлений государств. Но это скорее исключение – чем ниже в государственной иерархии орган, тем менее значима подлинная воля по сравнению с изявлением, хотя её значение не уничтожается совсем (ср., например, общий институт толкования, возможность суда исправления опечаток).

Что я бы хотел подчеркнуть на данном этапе – изложенное выше является моим видением догмы государственного права, то есть логики, независимой от политики, экономики и т.д. Представление это одинаково применимо к абсолютной монархии и демократической республике, ибо обе основаны на суверенитете и системе распределённых полномочий, которая и зовётся государством.