Можно не верить во всевозможные конспирологические "теории заговоров", но факт налицо: некоторая часть западных элит, направляемых Збигневом Бжезинским и его самой знаменитой на постсоветском пространстве книгой «Великая шахматная доска», все-таки сумели убедить российское руководство в невозможности существования России, как одного из мировых геополитических центров без поглощения Украины.
Вряд ли это было просто совпадение, ведь начиная с рубежа 90-х (при том, что книга Бжезинского была опубликована в 1997 г.), российская "мягкая сила" в Украине (экономическое поглощение секторов энергетики, телекоммуникаций, металлургии, банковской сферы и пр., а также формирование мощных политических сил, ориентированных на Россию и продвижение ее интересов), до этого времени абсолютно эффективная и достигшая значительных успехов, вдруг сменилась на Hard Power.
Украинские элиты, изначально и так ориентированные на тезисы "Украина не Россия" и "Прочь от Москвы!", почувствовали угрозу и начали противодействовать этим попыткам. Российской "soft power" начали противодействовать, в некоторых случаях весьма успешно. Более того, Запад включил свои инструменты продвижения и Украина превратилась в поле битвы западных и российских нарративов.
И эта "украиномания" стала приносить свои закономерные "плоды": "Коса Тузла", "Оранжевая революция", "Газовые [шоколодные, карамельные и т.п.] войны". Закончилось все "Евромайданом" и всем тем, что за этим последовало.
В результате, теория Бжезинского превратилась в "самосбывающееся пророчество", причем трагедия заключается в том, что Россия, в значительной степени утерявшая свое влияние в 90-е и мучительно восстанавливавшая ее в нулевые, банально потеряла время для "переигровки проигранной партии" и перешла к новому раунду лишь тогда, когда было уже почти "поздно"…
Можно не верить во всевозможные конспирологические "теории заговоров", но факт налицо: некоторая часть западных элит, направляемых Збигневом Бжезинским и его самой знаменитой на постсоветском пространстве книгой «Великая шахматная доска», все-таки сумели убедить российское руководство в невозможности существования России, как одного из мировых геополитических центров без поглощения Украины.
Вряд ли это было просто совпадение, ведь начиная с рубежа 90-х (при том, что книга Бжезинского была опубликована в 1997 г.), российская "мягкая сила" в Украине (экономическое поглощение секторов энергетики, телекоммуникаций, металлургии, банковской сферы и пр., а также формирование мощных политических сил, ориентированных на Россию и продвижение ее интересов), до этого времени абсолютно эффективная и достигшая значительных успехов, вдруг сменилась на Hard Power.
Украинские элиты, изначально и так ориентированные на тезисы "Украина не Россия" и "Прочь от Москвы!", почувствовали угрозу и начали противодействовать этим попыткам. Российской "soft power" начали противодействовать, в некоторых случаях весьма успешно. Более того, Запад включил свои инструменты продвижения и Украина превратилась в поле битвы западных и российских нарративов.
И эта "украиномания" стала приносить свои закономерные "плоды": "Коса Тузла", "Оранжевая революция", "Газовые [шоколодные, карамельные и т.п.] войны". Закончилось все "Евромайданом" и всем тем, что за этим последовало.
В результате, теория Бжезинского превратилась в "самосбывающееся пророчество", причем трагедия заключается в том, что Россия, в значительной степени утерявшая свое влияние в 90-е и мучительно восстанавливавшая ее в нулевые, банально потеряла время для "переигровки проигранной партии" и перешла к новому раунду лишь тогда, когда было уже почти "поздно"…
BY Украина не Россия❓
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform. Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. But Kliuchnikov, the Ukranian now in France, said he will use Signal or WhatsApp for sensitive conversations, but questions around privacy on Telegram do not give him pause when it comes to sharing information about the war. "Your messages about the movement of the enemy through the official chatbot … bring new trophies every day," the government agency tweeted. Telegram has gained a reputation as the “secure” communications app in the post-Soviet states, but whenever you make choices about your digital security, it’s important to start by asking yourself, “What exactly am I securing? And who am I securing it from?” These questions should inform your decisions about whether you are using the right tool or platform for your digital security needs. Telegram is certainly not the most secure messaging app on the market right now. Its security model requires users to place a great deal of trust in Telegram’s ability to protect user data. For some users, this may be good enough for now. For others, it may be wiser to move to a different platform for certain kinds of high-risk communications.
from us
