Городская яранга: дача, летняя кухня и "третье место" среднего класса
_______
Продолжаю рассказ о традиционном жилище народов Чукотки в XXI веке.
Анадырь — столичный город. Здесь самые высокие зарплаты в стране, а самая распространенные профессия: чиновник или менеджер. Казалось бы, ну какая тут этно-специфика: ярангу можно встретить только в музее. Но это если плохо искать: на окраине города, в Тавайвааме, вы увидите целый ряд яранг, расположившихся на первой линии моря. Это не туристический комплекс и не временная кочевье оленеводов, это — летние кухни, дачи и беседки: своего рода лофт!
Кухня национальных блюд
Представители городского среднего класса используют ярангу в качестве пространства для летнего отдыха. Мне посчастливилось попасть в гости к научным сотрудникам: они собираются с коллегами пить чай после работы, обсуждают сплетни, новости, шутят — словом, занимаются всем тем, для чего жителю российского мегаполиса нужна кухня. Но в яранге! Помимо чая, в ход идут национальные блюда из оленя, рыбы и кита — причем готовят их прям тут же, на очаге. В квартире это совершенно невозможно — вкус будет не тот, да и запахи, которые можно себе позволить в “традиционном жилище”, не представимы в многоэтажке.
Пространство альтернативных запахов
Вообще, отличия ольфакторного ландшафта яранги от принятого в урбанизированном среднем классе требует от людей дополнительной инфраструктуры. Возле яранг стоят балки-раздевалки: сарайчики, в которых люди хранят “яранговую одежду”, здесь же можно переодеться, чтобы твой “городской костюм” не пропах костром и запахом китового жира. В эти же балки складывают ярангу на зиму. Тут же лежат покрытия из оленьих шкур, которые люди держат больше как память — городские яранги покрыты брезентом, внутри может быть установлена обычная палатка с надувным матрасом, а для освещения используют светодиодные лампы.
Семейное наследие
Но соображения памяти очень важны — кому-то яранга перешла в наследство от предков, кто-то специально едет из города в сёла покупать историческую конструкцию. Потемневшие от копоти и просмоленные жиром жерди — гордость хозяина. Впрочем, я знаком и с анадырцем, собравшим себе ярангу с нуля: горожанин в третьем поколении, он только недавно решил научиться народному зодчеству, для чего специально консультировался с бабушками. Установка яранги — отдельный праздник. Сделать это в одиночку очень сложно, и люди зовут коллег и друзей себе в помощь. Так постепенно распространяется умение, без всяких инструкций на Ютубе, а буквально через опыт, как встарь. Строительство яранги — еще и повод вспомнить связанные с этим ритуалы и слова из чукотского языка: и отдых, и образование, и укрепление идентичности.
Объект городского планирования
Главная прелесть дачной яранги для чукотского горожанина — свобода. За лучшие в городе видовые места отдыха ничего не надо платить, впрочем, согласовать место установки все равно придётся: с пожарниками, ведь в яранге будет гореть костер. Но Тавайваам — особая зона. По факту, это район города Анадырь, но де юре — национальное село в его составе. Здесь расположена единственная в городе зона традиционного рыболовства, позволяющая коренным жителям ловить сетями даже красную рыбу без пошлин и лицензий. Здесь на государственному уровне отмечают все национальные праздники. Поэтому место под ярангу здесь согласуют почти где угодно. Много вы еще знаете в России городов с официально выделенными этническими районами?
Сегодня это принято скрывать, но антропологи обожают культурные различия. Они вечно норовят уехать куда подальше, в какое-нибудь удаленное племя.
Но самое невероятное под носом, среди себе подобных — думал я, попивая чай в анадырской яранге, любуясь на морские волны, и недоумевая, почему до сих таким прекрасным этно-глэмпингом владеет еще не каждый горожанин.
_______
Продолжаю рассказ о традиционном жилище народов Чукотки в XXI веке.
Анадырь — столичный город. Здесь самые высокие зарплаты в стране, а самая распространенные профессия: чиновник или менеджер. Казалось бы, ну какая тут этно-специфика: ярангу можно встретить только в музее. Но это если плохо искать: на окраине города, в Тавайвааме, вы увидите целый ряд яранг, расположившихся на первой линии моря. Это не туристический комплекс и не временная кочевье оленеводов, это — летние кухни, дачи и беседки: своего рода лофт!
Кухня национальных блюд
Представители городского среднего класса используют ярангу в качестве пространства для летнего отдыха. Мне посчастливилось попасть в гости к научным сотрудникам: они собираются с коллегами пить чай после работы, обсуждают сплетни, новости, шутят — словом, занимаются всем тем, для чего жителю российского мегаполиса нужна кухня. Но в яранге! Помимо чая, в ход идут национальные блюда из оленя, рыбы и кита — причем готовят их прям тут же, на очаге. В квартире это совершенно невозможно — вкус будет не тот, да и запахи, которые можно себе позволить в “традиционном жилище”, не представимы в многоэтажке.
Пространство альтернативных запахов
Вообще, отличия ольфакторного ландшафта яранги от принятого в урбанизированном среднем классе требует от людей дополнительной инфраструктуры. Возле яранг стоят балки-раздевалки: сарайчики, в которых люди хранят “яранговую одежду”, здесь же можно переодеться, чтобы твой “городской костюм” не пропах костром и запахом китового жира. В эти же балки складывают ярангу на зиму. Тут же лежат покрытия из оленьих шкур, которые люди держат больше как память — городские яранги покрыты брезентом, внутри может быть установлена обычная палатка с надувным матрасом, а для освещения используют светодиодные лампы.
Семейное наследие
Но соображения памяти очень важны — кому-то яранга перешла в наследство от предков, кто-то специально едет из города в сёла покупать историческую конструкцию. Потемневшие от копоти и просмоленные жиром жерди — гордость хозяина. Впрочем, я знаком и с анадырцем, собравшим себе ярангу с нуля: горожанин в третьем поколении, он только недавно решил научиться народному зодчеству, для чего специально консультировался с бабушками. Установка яранги — отдельный праздник. Сделать это в одиночку очень сложно, и люди зовут коллег и друзей себе в помощь. Так постепенно распространяется умение, без всяких инструкций на Ютубе, а буквально через опыт, как встарь. Строительство яранги — еще и повод вспомнить связанные с этим ритуалы и слова из чукотского языка: и отдых, и образование, и укрепление идентичности.
Объект городского планирования
Главная прелесть дачной яранги для чукотского горожанина — свобода. За лучшие в городе видовые места отдыха ничего не надо платить, впрочем, согласовать место установки все равно придётся: с пожарниками, ведь в яранге будет гореть костер. Но Тавайваам — особая зона. По факту, это район города Анадырь, но де юре — национальное село в его составе. Здесь расположена единственная в городе зона традиционного рыболовства, позволяющая коренным жителям ловить сетями даже красную рыбу без пошлин и лицензий. Здесь на государственному уровне отмечают все национальные праздники. Поэтому место под ярангу здесь согласуют почти где угодно. Много вы еще знаете в России городов с официально выделенными этническими районами?
Сегодня это принято скрывать, но антропологи обожают культурные различия. Они вечно норовят уехать куда подальше, в какое-нибудь удаленное племя.
Но самое невероятное под носом, среди себе подобных — думал я, попивая чай в анадырской яранге, любуясь на морские волны, и недоумевая, почему до сих таким прекрасным этно-глэмпингом владеет еще не каждый горожанин.
Сходил к дорогому Аркадию @gre4ark на Живой Гвоздь, рассказать об уроках чукотского проекта Абрамовича. Много ещё буду об этом писать (даже целую диссертацию) но если вы вдруг любитель сумбурных рассказов голосом — слушайте:)
https://www.youtube.com/live/wewr6a0uS1Q?si=HuJNQ6Ept0FUz-3M
https://www.youtube.com/live/wewr6a0uS1Q?si=HuJNQ6Ept0FUz-3M
YouTube
Чукотка — как сохранить жизнь в вымирающих городах и сёлах. Здесь живут люди / 14.11.24
Поддержать Живой гвоздь:
с карт иностранных банков https://www.donationalerts.com/r/zhivgvozd
Boosty: https://boosty.to/zhivoygvozd
Криптокошелёк: bc1qmdt96xvsun9a8qxvgakfx9gqy4x72penx5rm2p
Trust Wallet: https://link.trustwallet.com/send?address=bc1qmdt9…
с карт иностранных банков https://www.donationalerts.com/r/zhivgvozd
Boosty: https://boosty.to/zhivoygvozd
Криптокошелёк: bc1qmdt96xvsun9a8qxvgakfx9gqy4x72penx5rm2p
Trust Wallet: https://link.trustwallet.com/send?address=bc1qmdt9…
Возрождённый ман'тыг'ак': кинематограф на службе у этнографии, или как воскресить народную архитектуру
__
Это, вероятно, последний пост в моей серии о том, какую роль традиционная архитектура коренных народов Чукотки играет в их современной жизни. Ранее я писал о яранге чукчей (1, 2), а теперь — об эскимосах.
Эскимосы — оседлый народ, причем осевший давно. Например, село Сиреник — ровесник Дербента (≈2000 лет). За века сибирские юпики разработали уникальное архитектурное сооружение: ман’тыг’ак’ — просторные цилиндрические дома с каменными стенами и купольной кровлей. Каркас выполнялся из дерева и китовых ребер, крыша покрывалась шкурами. В отличии от тундровых кочевников, китобои с побережья не испытывали недостатка в строительном материале: запасы плавника постоянно пополняло океанское течение.
Но судьба эскимосского зодчества оказалась не так радужна, как у чукотской яранги, которая живее всех живых. 50-е и 60-е, годы коллективизации, обернулись настоящей катастрофой для эскимосов: древнейшие поселения закрывались, людей переселяли в укрупненные поселки, где вместо мантыгак их ждали обычные избы. Очень быстро архитектурная традиция стала археологическим памятником.
И все же, советская власть не была однородной: перед тем, как разрушить, она успела и посозидать. В 20-30-е годы, до насильственной коллективизации и перевода коренных народов на “европейские стандарты жизни” важной целью политики была коренизация: воспитание национальных элит. В том числе для этих целей этнограф-народник Богораз создал в Ленинграде Институт Народов Севера. И именно туда из села Кивак поехал учиться молодой эскимос, Юрий Ачиргин, ставший юристом. Там он познакомился со своей женой, чуванкой Еленой Бонадаревой, одной из первых чукотских педагогов. Отучившись, оба вернулись на Чукотку: так в конце 30-х годов новый институт объединил двух талантливых людей и создал интеллигентскую семью. Вскоре политика власти изменится, древнее эскимосское село Кивак будет насильно расселено. Мантыгак, в котором родился и вырос Юрий, превратится в руины. Но семья его уроженца останется.
Спустя 70 лет мне посчастливилось познакомиться с наследником этой семьи, внуком Юрия, Алексеем Вахрушевым, режиссёром, этнографом и пассионарием. Рядом с посёлком Алексей строит этнопарк Нуналихтак, и это потрясающий пример того, как этнография, археология, архитектура и кинематограф могут работать вместе. Алексей задумал снять исторический фэнтэзи о приключениях эскимосов, но хоть это и игровое кино, антураж для съемок создают максимально достоверным: в этом академическая задача художественного фильма. Вместо декораций, режиссёр-этнограф решил воссоздать настоящий эскимосский посёлок таким, каким он был во времена молодости своего деда. И воскресить практически утраченную технологию строительства мантыгак. Для этого Вахрушев изучал фотографии начала XX века, работы археологов и этнографов, говорил со стариками, осматривал руины упраздненных селений.
Из современной техники на стройплощадке разве что тачка да стремянка: возводятся мантыгак под Эгвекинотом практически как встарь, вручную. Камни таскает и сам режиссёр, рады подработать и местные школьники. При этом команда проекта решает сложную задачу: баланс между аутентичностью и долговечностью. По задумке автора, после съемок фильма этнопарк должен приносить деньги: жилища можно будет арендовать на ночь. Поэтому кровлю покрывают искусственными шкурами. Помимо возрождения народной архитектуры, проект способствует и сохранению эскимосского языка: для 600 актёров (местных жителей!) создали языковые курсы.
Пожалуй, это самый вдохновляющий для меня архитектурный (и научный) проект за годы! Возрождение народного зодчества из руин ведёт прямой потомок этого народа, параллельно запуская целую индустрию оживления эскимосской культуры. Но меня здесь занимает еще вот какой парадокс: без модернистской политики советской власти всё это, возможно, было бы живо и не требовало бы воскрешения. С другой стороны, и те, кто сейчас всё это воскрешает — дети созданных этой же властью институтов.
__
Это, вероятно, последний пост в моей серии о том, какую роль традиционная архитектура коренных народов Чукотки играет в их современной жизни. Ранее я писал о яранге чукчей (1, 2), а теперь — об эскимосах.
Эскимосы — оседлый народ, причем осевший давно. Например, село Сиреник — ровесник Дербента (≈2000 лет). За века сибирские юпики разработали уникальное архитектурное сооружение: ман’тыг’ак’ — просторные цилиндрические дома с каменными стенами и купольной кровлей. Каркас выполнялся из дерева и китовых ребер, крыша покрывалась шкурами. В отличии от тундровых кочевников, китобои с побережья не испытывали недостатка в строительном материале: запасы плавника постоянно пополняло океанское течение.
Но судьба эскимосского зодчества оказалась не так радужна, как у чукотской яранги, которая живее всех живых. 50-е и 60-е, годы коллективизации, обернулись настоящей катастрофой для эскимосов: древнейшие поселения закрывались, людей переселяли в укрупненные поселки, где вместо мантыгак их ждали обычные избы. Очень быстро архитектурная традиция стала археологическим памятником.
И все же, советская власть не была однородной: перед тем, как разрушить, она успела и посозидать. В 20-30-е годы, до насильственной коллективизации и перевода коренных народов на “европейские стандарты жизни” важной целью политики была коренизация: воспитание национальных элит. В том числе для этих целей этнограф-народник Богораз создал в Ленинграде Институт Народов Севера. И именно туда из села Кивак поехал учиться молодой эскимос, Юрий Ачиргин, ставший юристом. Там он познакомился со своей женой, чуванкой Еленой Бонадаревой, одной из первых чукотских педагогов. Отучившись, оба вернулись на Чукотку: так в конце 30-х годов новый институт объединил двух талантливых людей и создал интеллигентскую семью. Вскоре политика власти изменится, древнее эскимосское село Кивак будет насильно расселено. Мантыгак, в котором родился и вырос Юрий, превратится в руины. Но семья его уроженца останется.
Спустя 70 лет мне посчастливилось познакомиться с наследником этой семьи, внуком Юрия, Алексеем Вахрушевым, режиссёром, этнографом и пассионарием. Рядом с посёлком Алексей строит этнопарк Нуналихтак, и это потрясающий пример того, как этнография, археология, архитектура и кинематограф могут работать вместе. Алексей задумал снять исторический фэнтэзи о приключениях эскимосов, но хоть это и игровое кино, антураж для съемок создают максимально достоверным: в этом академическая задача художественного фильма. Вместо декораций, режиссёр-этнограф решил воссоздать настоящий эскимосский посёлок таким, каким он был во времена молодости своего деда. И воскресить практически утраченную технологию строительства мантыгак. Для этого Вахрушев изучал фотографии начала XX века, работы археологов и этнографов, говорил со стариками, осматривал руины упраздненных селений.
Из современной техники на стройплощадке разве что тачка да стремянка: возводятся мантыгак под Эгвекинотом практически как встарь, вручную. Камни таскает и сам режиссёр, рады подработать и местные школьники. При этом команда проекта решает сложную задачу: баланс между аутентичностью и долговечностью. По задумке автора, после съемок фильма этнопарк должен приносить деньги: жилища можно будет арендовать на ночь. Поэтому кровлю покрывают искусственными шкурами. Помимо возрождения народной архитектуры, проект способствует и сохранению эскимосского языка: для 600 актёров (местных жителей!) создали языковые курсы.
Пожалуй, это самый вдохновляющий для меня архитектурный (и научный) проект за годы! Возрождение народного зодчества из руин ведёт прямой потомок этого народа, параллельно запуская целую индустрию оживления эскимосской культуры. Но меня здесь занимает еще вот какой парадокс: без модернистской политики советской власти всё это, возможно, было бы живо и не требовало бы воскрешения. С другой стороны, и те, кто сейчас всё это воскрешает — дети созданных этой же властью институтов.
Moonhousе: уже через месяц человечество возведёт первое архитектурное сооружение на другой планете
_
Свою чукотскую серию я вынужден прервать в связи со срочными новостями. Дело в том, что примерно через месяц, в январе 2025 года, произойдет самое знаменательное событие в истории архитектуры со времен изобретения ордера. На Луне будет возведено первое здание: архитектура покинет пределы Земли! И первым сооружением на другой планете станет не футуристичная база из sci-fi фильма, а обыкновенный шведский деревянный домик.
Ну, если быть точным, его модель — миниатюрная фигурка в масштабе 1 к 100. Первый космический архитектор — швед Микаэль Генберг. На лунную поверхность его работу Moonhouse в уже собранном виде доставит люксембургский(!) луноход Tenacious японской миссии Hakuto-R M2 на американской ракете Falcon-9. Да, первая космическая архитектура будет шведской — но работает на её строительство, объединившись, всё человечество: кто бы мог подумать, что Вавилонская башня будет такой маленькой и гостеприимной.
Покрытые красной охрой стены, белые рамы, теплый свет окон: идея поместить самое уютное, что есть на Земле, в холодную безжизненную лунную пустыню, пришла автору в 1999 году. Вероятно, этому домику предстоит стать самым старым сооружением, которое переживет род людской и все земные строения.
Есть что-то прекрасное и справедливое в том, что пришельцы, прилетев с опозданием на миллион лет в Солнечную систему и не застав в живых нашу цивилизацию, ничего не узнают о Пантеоне, небоскребах, Палладио и Корбюзье, о пирамидах и капроме. Единственным архитектурным наследием, по которому инопланетные критики смогут судить о зодчестве нашего вида — будет законсервированный в лунном вакууме нетленный красный деревенский домик. Что ж, приятное, должно быть, мы оставим впечатление.
Жаль разве только, что не изба.
_
Свою чукотскую серию я вынужден прервать в связи со срочными новостями. Дело в том, что примерно через месяц, в январе 2025 года, произойдет самое знаменательное событие в истории архитектуры со времен изобретения ордера. На Луне будет возведено первое здание: архитектура покинет пределы Земли! И первым сооружением на другой планете станет не футуристичная база из sci-fi фильма, а обыкновенный шведский деревянный домик.
Ну, если быть точным, его модель — миниатюрная фигурка в масштабе 1 к 100. Первый космический архитектор — швед Микаэль Генберг. На лунную поверхность его работу Moonhouse в уже собранном виде доставит люксембургский(!) луноход Tenacious японской миссии Hakuto-R M2 на американской ракете Falcon-9. Да, первая космическая архитектура будет шведской — но работает на её строительство, объединившись, всё человечество: кто бы мог подумать, что Вавилонская башня будет такой маленькой и гостеприимной.
Покрытые красной охрой стены, белые рамы, теплый свет окон: идея поместить самое уютное, что есть на Земле, в холодную безжизненную лунную пустыню, пришла автору в 1999 году. Вероятно, этому домику предстоит стать самым старым сооружением, которое переживет род людской и все земные строения.
Есть что-то прекрасное и справедливое в том, что пришельцы, прилетев с опозданием на миллион лет в Солнечную систему и не застав в живых нашу цивилизацию, ничего не узнают о Пантеоне, небоскребах, Палладио и Корбюзье, о пирамидах и капроме. Единственным архитектурным наследием, по которому инопланетные критики смогут судить о зодчестве нашего вида — будет законсервированный в лунном вакууме нетленный красный деревенский домик. Что ж, приятное, должно быть, мы оставим впечатление.
Жаль разве только, что не изба.