Аркадий Малер

<продолжение предыдущей темы> Любая активная заинтересованность какими-либо нецерковными идеями и темами может оказаться существенной преградой на пути к спасению, если в какой-то момент они встают на место самого спасения, подменяют христианский смысл жизни человека нехристианскими смыслами, целями и ценностями. И хотя эта подмена смыслов могла происходить всегда и везде, только в романтизме XIX века она получила свое интеллектуальное обоснование. Напомню, что романтизм возник как глобальная культурная реакция на проект Просвещения, но поскольку эта реакция была в большей степени психологической и эмоциональной, романтики реагировали на Просвещение “пакетным” образом, то есть не различая истинного от ложного, богоугодное от небогоугодного. И поэтому романтики по умолчанию принимали некоторые оценочные постулаты Просвещения, только лишь меняя расставленные просвещенцами знаки “плюс” на знаки “минус”, или наоборот. Прежде всего, это касалось отношения к религии, которую просвещенцы редуцировали к чисто иррациональному началу в человеке, к сфере чистых чувств, лишенных разума, а романтики, в свою очередь, как будто бы согласились с этой редукцией, но только для них это низведение религиозного к чувственному оказалось не уничижительным, а возвышающим. Иными словами, романтики как будто бы утверждали: “да, наша религиозность иррациональна и чувственна, и чем больше в ней иррационального и чувственного, тем больше в ней религиозного”. Но поскольку романтизм стал первой глобальной фазой консервативной реакции по всей Европе, то романтическое понимание религии, культуры, политики, нации, государства и т.д. основательно сказалось на всей консервативной мысли до наших времен. И в частности, до сих пор не изжито вот это просвещенческо-романтическое отождествление религиозного и иррационального, религиозного и чувственного.

На практике это романтическое восприятие религии воплотилось, прежде всего, в глубокой уверенности очень многих современных людей в том, что главным и почти единственным критерием проверки истинности какой-либо религии являются их личные, субъективные, сиюминутные ощущения. Самый частый пример – это когда какой-нибудь человек оценивает благодатность какой-либо Церкви по субъективно воспринимаемой “благодатности” ее храмов и священников. Приходит такой человек в некий храм и чувствует, что ему здесь “благодатно”, а вот в другом храме “неблагодатно”. Вот от этого батюшки, по его ощущениям, “исходит благодать”, а от того батюшки, “не исходит благодать”. Стоит ли говорить, что и саму Благодать Божию такой человек понимает как исключительно личное психофизическое состояние, и ему даже в голову не придет, что у этого состояния могут быть какие-то иные, весьма обыденные объяснимые причины, начиная с приятного завтрака и заканчивая банальным самовнушением.

www.group-telegram.com/us/arkadymaler.com/1063

3.0K viewsАркадий Малер, Sep 19 at 15:26

<продолжение предыдущей темы> Любая активная заинтересованность какими-либо нецерковными идеями и темами может оказаться существенной преградой на пути к спасению, если в какой-то момент они встают на место самого спасения, подменяют христианский смысл жизни человека нехристианскими смыслами, целями и ценностями. И хотя эта подмена смыслов могла происходить всегда и везде, только в романтизме XIX века она получила свое интеллектуальное обоснование. Напомню, что романтизм возник как глобальная культурная реакция на проект Просвещения, но поскольку эта реакция была в большей степени психологической и эмоциональной, романтики реагировали на Просвещение “пакетным” образом, то есть не различая истинного от ложного, богоугодное от небогоугодного. И поэтому романтики по умолчанию принимали некоторые оценочные постулаты Просвещения, только лишь меняя расставленные просвещенцами знаки “плюс” на знаки “минус”, или наоборот. Прежде всего, это касалось отношения к религии, которую просвещенцы редуцировали к чисто иррациональному началу в человеке, к сфере чистых чувств, лишенных разума, а романтики, в свою очередь, как будто бы согласились с этой редукцией, но только для них это низведение религиозного к чувственному оказалось не уничижительным, а возвышающим. Иными словами, романтики как будто бы утверждали: “да, наша религиозность иррациональна и чувственна, и чем больше в ней иррационального и чувственного, тем больше в ней религиозного”. Но поскольку романтизм стал первой глобальной фазой консервативной реакции по всей Европе, то романтическое понимание религии, культуры, политики, нации, государства и т.д. основательно сказалось на всей консервативной мысли до наших времен. И в частности, до сих пор не изжито вот это просвещенческо-романтическое отождествление религиозного и иррационального, религиозного и чувственного.

На практике это романтическое восприятие религии воплотилось, прежде всего, в глубокой уверенности очень многих современных людей в том, что главным и почти единственным критерием проверки истинности какой-либо религии являются их личные, субъективные, сиюминутные ощущения. Самый частый пример – это когда какой-нибудь человек оценивает благодатность какой-либо Церкви по субъективно воспринимаемой “благодатности” ее храмов и священников. Приходит такой человек в некий храм и чувствует, что ему здесь “благодатно”, а вот в другом храме “неблагодатно”. Вот от этого батюшки, по его ощущениям, “исходит благодать”, а от того батюшки, “не исходит благодать”. Стоит ли говорить, что и саму Благодать Божию такой человек понимает как исключительно личное психофизическое состояние, и ему даже в голову не придет, что у этого состояния могут быть какие-то иные, весьма обыденные объяснимые причины, начиная с приятного завтрака и заканчивая банальным самовнушением.

BY Аркадий Малер