Уже год живем как из мемуаров о Серебряном веке – читаем где-то вслух рассказы, ходим друг к другу на публичные лекции, собираем у себя друзей на домашние концерты, стоим вместе всенощную, едим конфеты под Рождество, тревожно смотрим на запад.
Рада, что есть и другое: играем в лапту, кидаем друг другу мемы, болтаем о ерунде, сплетничаем, сами надо всем этим смеемся.
Прочла рассказ «Канонерский-2» на Большой читке. Испугалась (ну еще бы, Коваленко пихнул меня сразу после Левенталя), но все равно: было – было.
Рада, что есть и другое: играем в лапту, кидаем друг другу мемы, болтаем о ерунде, сплетничаем, сами надо всем этим смеемся.
Прочла рассказ «Канонерский-2» на Большой читке. Испугалась (ну еще бы, Коваленко пихнул меня сразу после Левенталя), но все равно: было – было.
Прости мой опустошенный вид, пустые слова мои. Они не от меня, а от нервности.
Андрей Белый в письме к Александру Блоку, 17 февраля 1905 года
Андрей Белый в письме к Александру Блоку, 17 февраля 1905 года
Комарово
Вещи — влажные от вчерашнего комаровского дождя, и значит время итогов.
Провела три дня с художниками на берегу Финского залива, в Доме писателей, захваченном байкерами. Каждый день наблюдала за пейзажем. Очень удобно, сидишь в темноте, смотришь, кто-нибудь подходит, говоришь ему: «Я наблюдаю за пейзажем», и это легитимное право не вести диалог.
Изучала свои отношения с одиночеством. Смотрела, как гаснет светлая полоска над Финским заливом и наступает шторм. Вымокла под дождем. Вымокла под дождем снова. Шла в темноте к могиле Ахматовой. Шла к могиле Ахматовой утром. Смотрела на северное сияние. Слушала стихи у костра. Читала дневники. Бродила по экотропе. Делала глинтвейн на газовой горелке. Ела арбуз и дыню на берегу.
Поговорили в электричке, что интеллектуально перетрудились: писали по три предложения за день, обсуждали пейзаж три часа, час говорили за обедом, что есть искусство.
Наблюдение: поначалу люди в пейзаже раздражали, мне хотелось, чтобы они уважали мое право на статичный пейзаж, исчезли. А потом, в гостиной шла тусовка, я вышла на улицу, сидела в темноте и смотрела на деревья. И пейзаж обретал смысл, только когда я слышала голоса и смех, обернувшись, видела, как падает свет из окон. Третье наблюдение вела на кладбище. Там было солнечно и тихо. Что есть история таких мест, как не память без боли? Думала, как Ахматова бродила здесь, как к ней приезжал Бродский, как Стругацкие читали вслух написанные страницы, как всякое было и всякое будет; узнавала, что жизнь, как у Хайдеггера, это история.
Ночью лежали в номере, слушали 11-ый 8-минутный андеграунд трек, из огромных окон падал свет от фонаря, все лежали в темноте и почти не разговаривали, и потом заиграл Сплин: в огне твоих расширенных зрачков исчезнут города и океаны. Я не дослушала, ушла. Точка истории была там, хотя история продолжилась следующим утром.
Катя сказала, что после разговоров ты, думавший, что размышлениями не с кем поделиться, достигаешь точки, где понимаешь, что не один. Путь к этой точке и есть искусство. Сама эта точка, видимо, его итог.
Вещи — влажные от вчерашнего комаровского дождя, и значит время итогов.
Провела три дня с художниками на берегу Финского залива, в Доме писателей, захваченном байкерами. Каждый день наблюдала за пейзажем. Очень удобно, сидишь в темноте, смотришь, кто-нибудь подходит, говоришь ему: «Я наблюдаю за пейзажем», и это легитимное право не вести диалог.
Изучала свои отношения с одиночеством. Смотрела, как гаснет светлая полоска над Финским заливом и наступает шторм. Вымокла под дождем. Вымокла под дождем снова. Шла в темноте к могиле Ахматовой. Шла к могиле Ахматовой утром. Смотрела на северное сияние. Слушала стихи у костра. Читала дневники. Бродила по экотропе. Делала глинтвейн на газовой горелке. Ела арбуз и дыню на берегу.
Поговорили в электричке, что интеллектуально перетрудились: писали по три предложения за день, обсуждали пейзаж три часа, час говорили за обедом, что есть искусство.
Наблюдение: поначалу люди в пейзаже раздражали, мне хотелось, чтобы они уважали мое право на статичный пейзаж, исчезли. А потом, в гостиной шла тусовка, я вышла на улицу, сидела в темноте и смотрела на деревья. И пейзаж обретал смысл, только когда я слышала голоса и смех, обернувшись, видела, как падает свет из окон. Третье наблюдение вела на кладбище. Там было солнечно и тихо. Что есть история таких мест, как не память без боли? Думала, как Ахматова бродила здесь, как к ней приезжал Бродский, как Стругацкие читали вслух написанные страницы, как всякое было и всякое будет; узнавала, что жизнь, как у Хайдеггера, это история.
Ночью лежали в номере, слушали 11-ый 8-минутный андеграунд трек, из огромных окон падал свет от фонаря, все лежали в темноте и почти не разговаривали, и потом заиграл Сплин: в огне твоих расширенных зрачков исчезнут города и океаны. Я не дослушала, ушла. Точка истории была там, хотя история продолжилась следующим утром.
Катя сказала, что после разговоров ты, думавший, что размышлениями не с кем поделиться, достигаешь точки, где понимаешь, что не один. Путь к этой точке и есть искусство. Сама эта точка, видимо, его итог.
… на протяжении долгих веков описание выполняло эстетическую функцию. Уже в античности к двум открыто функциональным жанрам красноречия, судебному и политическому, очень рано прибавился третий, эпидейктический, — жанр торжественной речи, имеющей целью вызвать у слушателя восхищение (а не убедить их в чем-либо); независимо от ритуальных правил его употребления, будь то восхваление героя или надгробное слово, в нем содержалась в зародыше сама идея эстетической целенаправленности языка. В александрийской неориторике (II в. н. э.) культивировался экфрасис – жанр блестящего обособленного отрывка, самоценного, не зависящего от какой-либо функции в рамках целого и посвященного описанию места, времени, тех или иных лиц или произведений искусства. Такая традиция сохранялась на всем протяжении средних веков; в эту эпоху, как хорошо показал Курциус, описание не подчиняется никакому реалистическому заданию; мало существенна его правдивость, даже правдоподобие; львов и оливы можно с легкостью помещать в страны Севера – существенны одни лишь нормы описательного жанра. Правдоподобие имеет здесь не референциальный, а открыто дискурсивный характер, все определяется правилами данного типа речи.
Р. Барт «Эффект реальности»
Р. Барт «Эффект реальности»
Мне не хватает нежности в стихах, а я хочу, чтоб получалась нежность — как неизбежность или как небрежность. И я тебя целую впопыхах.
В Севкабеле заканчивается выставка, посвященная Борису Рыжему. Скандальная, ну да неважно, сказали про нее много слов, а главного – не сказали почему-то. Эту выставку неправильно позиционируют: она вообще не выставка и никакая не интерактивная. Это диалог художников (Ричарда Семашкова, Даниила Романова, Лизы Минаевой, Дмитрия Провоторова и Алисы Юфа) с поэзией Рыжего. К этому диалогу мерки выставки в принципе не могут быть применимы. Нельзя подчинить диалог практике экспонирования.
Они говорят с Рыжим и с поэзией Рыжего именно так, как нужно — нежно, ласково, по-детски, сентиментально, топосом его города, строчками его стихотворений. Вообще-то, диалог с поэтом художников – привычная европейская практика (ну и, наверное, не только европейская).
Они показывают на несколько голосов образ ласкового мальчика, родившегося в счастливой семье, влюбленного в девушку, которая умерла, талантливого поэта, смешного ученого, наследника золотого века русской литературы. Минаеву бесконечно обвиняют, что до выставки она не знала, кто есть Рыжий, но это же класс; вообще, упреки к этой выставке содержат суть всего лучшего в ней: не следует знать, кто такой Рыжий, нужно прочитать его стихотворения – и всё, не надо никаких тонн справочных материалов, достаточно голоса отца в трубке, достаточно фотографий Екатеринбурга, достаточно –
Мне дал Господь не розовое море,
не силы, чтоб с врагами поквитаться –
возможность плакать от чужого горя,
любя, чужому счастью улыбаться.
В Севкабеле заканчивается выставка, посвященная Борису Рыжему. Скандальная, ну да неважно, сказали про нее много слов, а главного – не сказали почему-то. Эту выставку неправильно позиционируют: она вообще не выставка и никакая не интерактивная. Это диалог художников (Ричарда Семашкова, Даниила Романова, Лизы Минаевой, Дмитрия Провоторова и Алисы Юфа) с поэзией Рыжего. К этому диалогу мерки выставки в принципе не могут быть применимы. Нельзя подчинить диалог практике экспонирования.
Они говорят с Рыжим и с поэзией Рыжего именно так, как нужно — нежно, ласково, по-детски, сентиментально, топосом его города, строчками его стихотворений. Вообще-то, диалог с поэтом художников – привычная европейская практика (ну и, наверное, не только европейская).
Они показывают на несколько голосов образ ласкового мальчика, родившегося в счастливой семье, влюбленного в девушку, которая умерла, талантливого поэта, смешного ученого, наследника золотого века русской литературы. Минаеву бесконечно обвиняют, что до выставки она не знала, кто есть Рыжий, но это же класс; вообще, упреки к этой выставке содержат суть всего лучшего в ней: не следует знать, кто такой Рыжий, нужно прочитать его стихотворения – и всё, не надо никаких тонн справочных материалов, достаточно голоса отца в трубке, достаточно фотографий Екатеринбурга, достаточно –
Мне дал Господь не розовое море,
не силы, чтоб с врагами поквитаться –
возможность плакать от чужого горя,
любя, чужому счастью улыбаться.
У Бориса Рыжего – день рождения. Люблю про него четыре истории:
Когда у маленького Бори спрашивали, кем работает папа, тот отвечал: «Царем». Отца, директора местной Академии наук, возила на работу служебная черная «Волга».
На фестивале Poetry International у Рыжего спросили, какова его жизненная цель. Он ответил: «Я хочу быть лучшим русским поэтом».
На красной кирпичной балконной стене Рыжий маркером золотого цвета с 1996 по 2001 год писал стихи – Заболоцкого, Блока, Вяземского, Мандельштама, Ахматовой и собственные. Всего – 44 штуки.
В июне 1997 году Евтушенко прилетел в Екатеринбург на концерт. После концерта за сценой собралась компания, Рыжий прочел свои стихи и спросил: «Евгений Александрович, вам не кажется, что здесь только два поэта — вы и я?». Евтушенко подумал и ответил: «Да, наверное».
Да, наверное, сын царя, уральский чародей, язва и нежный мальчик. Положим, лучшим русским поэтом – не стал, но русским поэтом – точно. И это уже очень много.
Я ушел навсегда, но вернусь однозначно —
мы поедем с тобой к золотым берегам.
Когда у маленького Бори спрашивали, кем работает папа, тот отвечал: «Царем». Отца, директора местной Академии наук, возила на работу служебная черная «Волга».
На фестивале Poetry International у Рыжего спросили, какова его жизненная цель. Он ответил: «Я хочу быть лучшим русским поэтом».
На красной кирпичной балконной стене Рыжий маркером золотого цвета с 1996 по 2001 год писал стихи – Заболоцкого, Блока, Вяземского, Мандельштама, Ахматовой и собственные. Всего – 44 штуки.
В июне 1997 году Евтушенко прилетел в Екатеринбург на концерт. После концерта за сценой собралась компания, Рыжий прочел свои стихи и спросил: «Евгений Александрович, вам не кажется, что здесь только два поэта — вы и я?». Евтушенко подумал и ответил: «Да, наверное».
Да, наверное, сын царя, уральский чародей, язва и нежный мальчик. Положим, лучшим русским поэтом – не стал, но русским поэтом – точно. И это уже очень много.
Я ушел навсегда, но вернусь однозначно —
мы поедем с тобой к золотым берегам.
5 октября в 17:00 прочту в Библиотеке Маяковского лекцию ко Дню Учителя – об уроках и наставниках династии Романовых. Поговорим о том, чему Великих князей учили, а чему так и не сумели научить.
Регистрация по ссылке:
https://tsentralnaya-events.timepad.ru/event/3033776/
Регистрация по ссылке:
https://tsentralnaya-events.timepad.ru/event/3033776/
tsentralnaya-events.timepad.ru
Учитель для цесаревича: как воспитывали представителей Романовых / События на TimePad.ru
Лекция в рамках клуба «Письмо и текст»
В четверг приезжал Алексей С. Люблю в нем манеру прервать диалог и начать читать стихи. Не люблю – опоздания на завтрак. Гуляли по городу. Ели скрембл (отдельно друг от друга). Ни разу не попили кофе (глупость и дикость). Я знала, что он собирается к Кате в Находку. Передала с ним открытку. Сегодня она уже у адресата. Какая же большая у нас страна. Как я люблю, что мы вместе.
Причитали с Алексеем весь день, что этим летом у нас не было Крыма. Закрываю глаза и вижу: жаркий поезд лениво тащится, переваливаются вагончики, мы стоим на перроне, дует морской освежающий ветер, впереди – Крымский мост, неделя у моря, сапы и дельфины, тексты и тексты, низкая крымская ночь, голая крымская пустыня. Как мне всего этого не хватает, сколько в этом было важного и настоящего.
«Дует юго-западный ветер. Завтра прилетаешь ты».
https://www.group-telegram.com/zinurova_es/511
Причитали с Алексеем весь день, что этим летом у нас не было Крыма. Закрываю глаза и вижу: жаркий поезд лениво тащится, переваливаются вагончики, мы стоим на перроне, дует морской освежающий ветер, впереди – Крымский мост, неделя у моря, сапы и дельфины, тексты и тексты, низкая крымская ночь, голая крымская пустыня. Как мне всего этого не хватает, сколько в этом было важного и настоящего.
«Дует юго-западный ветер. Завтра прилетаешь ты».
https://www.group-telegram.com/zinurova_es/511
Telegram
Екатерина Зинурова | стихи и прочее
Дорогая Яна прислала открытку. Из Санкт-Петербурга, минуя Москву, прямо до Находки! Люблю такие сближения! Спасибо!
Завтра на экраны должен был выйти фильм «Рыжий». Этот текст мы делали к дате премьеры. Но теперь, как говорится, кина не будет. Зато Рыжий – будет.
https://blog.okko.tv/articles/uralskii-carevich-chto-nuzhno-znat-o-poete-borise-ryzhem
https://blog.okko.tv/articles/uralskii-carevich-chto-nuzhno-znat-o-poete-borise-ryzhem
blog.okko.tv
Уральский царевич: Что нужно знать о поэте Борисе Рыжем
12 сентября в российском прокате должен был появиться фильм «Рыжий» — байопик об уральском поэте Борисе Рыжем. 8 сентября ему могло бы исполниться 50 лет. Рассказываем, что нужно знать о Рыжем, если планируете смотреть фильм. А если не планируете — тем более.
Снежный ветер утих: неясная луна
выявилась на дальнем небе,
опорожнённом от вихрей и туч,
на небе,
которое было так пустынно,
что допускало вечную свободу,
и так жутко,
что для свободы нужна была дружба.
Фраза из «Котлована», разбитая филологом Юрием Левиным на строки
выявилась на дальнем небе,
опорожнённом от вихрей и туч,
на небе,
которое было так пустынно,
что допускало вечную свободу,
и так жутко,
что для свободы нужна была дружба.
Фраза из «Котлована», разбитая филологом Юрием Левиным на строки
«Саша, привет!»
Затянувшееся питерское лето страшно меня расхолаживает. Хочется лежать на солнце и читать книги, а больше ничего не хочется. С «Саша, привет!» удивительная вещь. Такая приятная книга, а во мне абсолютно ничего не оставила. Ни одной фразы, ни одной эмоции, ни одной идеи. Помню только, как главный герой с раввином обсуждал футбол. И шутку про Липки.
Затянувшееся питерское лето страшно меня расхолаживает. Хочется лежать на солнце и читать книги, а больше ничего не хочется. С «Саша, привет!» удивительная вещь. Такая приятная книга, а во мне абсолютно ничего не оставила. Ни одной фразы, ни одной эмоции, ни одной идеи. Помню только, как главный герой с раввином обсуждал футбол. И шутку про Липки.
Таврида АРТ выпустила сборник новых сказок народов России с очень-очень красивыми иллюстрациями, шрифтами и оформлением.
Моя сказка о столкновении народа ханты с цивилизацией нефти еще и открывает его. Картинки — восторг.
Пользуясь случаем, передаю привет Наде Алексеевой, Ане Бабиной, Вове Коваленко и Марку Лешкевичу, чьи сказки тоже есть рядышком! И моей сестре, у которой я в свое время позаимствовала сюжет «Богини солнца» 😅
Моя сказка о столкновении народа ханты с цивилизацией нефти еще и открывает его. Картинки — восторг.
Пользуясь случаем, передаю привет Наде Алексеевой, Ане Бабиной, Вове Коваленко и Марку Лешкевичу, чьи сказки тоже есть рядышком! И моей сестре, у которой я в свое время позаимствовала сюжет «Богини солнца» 😅
Написал большой пост о последней прочитанной книге, стёр его. Скажу единственное: роман "Презумпция вины" – лучшее, что выходило из-под пера Анны Бабиной. Удивительная вещь, пронзительная и чистая. Не хочется замусоливать её лишними словами.
https://www.group-telegram.com/mirkovladi/1250
https://www.group-telegram.com/gorodetsky_vlad/918
https://www.group-telegram.com/mirkovladi/1250
https://www.group-telegram.com/gorodetsky_vlad/918
Forwarded from Levental.live
Написал большой пост о последней прочитанной книге, стёр его. Скажу единственное: "Империализм как высшая стадия капитализма" – лучшее, что выходило из-под пера Ленина. Удивительная вещь, пронзительная и чистая. Не хочется замусоливать её лишними словами.
https://www.group-telegram.com/gorodetsky_vlad/918
https://www.group-telegram.com/gorodetsky_vlad/918