Bookовски

​​Открывшие для себя все литературные направления двадцатого века в один момент, современные китайские писатели довольно причудливо сочетают в своих произведениях черты модернизма, постмодернизма и всякого разного реализма. С одной стороны, авторам хочется обличать пороки, указывать на несовершенства общественной и политической систем и даже преобразовывать реальность с помощью своего творчества, с другой, делать это они нередко предпочитают с помощью абсурда, фантастических элементов и использования в качестве рассказчиков крайне ненадёжных товарищей, играющих с читателями или откровенно водящих их за нос.

В своём шестнадцатом романе «Когда солнце погасло» Янь Лянькэ предлагает нам понаблюдать за жителями Гаотяна, на долю которых выпала эпидемия сомнамбулизма. Одним «обёрнутым душной жарой» вечером засыпающие люди вместо того, чтобы мирно посапывать в кроватях или на циновках, не только продолжали, как ни в чём ни бывало ходить и говорить, но и стали совершать то, что в состоянии бодрствования вряд ли решились. Хроникёром массового лунатизма, в результате которого только в одной деревне погибло более пяти сотен человек, стал четырнадцатилетний Ли Няньнянь, прозванный односельчанами Дурачком Няньнянем. В своей особенной повествовательной манере, с многочисленными повторами, сбивчивой хронологией и подражаниями любимому писателю (конечно же, Янь Лянькэ) мальчик пересказал всё произошедшее за ночь, чтобы столкнувшийся с творческим кризисом обожаемый автор (конечно же, Яль Лянькэ) смог воплотить это в новом романе.

Свои произведения сам Лянькэ называет «сверхъестественным реализмом», отмечая в первую очередь достоверное отображение действительности. «Жить в Китае в 2018 году – значит жить в реальности, которая заставляет вас сомневаться в самой природе этой реальности» как-то сказал он обозревательнице The New Yorker Цзян Фан, намекая на то, что абсурдность и фантасмагоричность вовсе не излюбленные авторские приёмы, а просто часть жизни любого жителя КНР. Сюжет «Когда солнце погасло» полностью построен на одной метафоре: при Си Дзиньпине китайцы живут так, словно к их лицу приложили смоченную хлороформом тряпочку. Внезапные эмоциональные порывы, как и потаённые желания, спрятаны так глубоко, что жители деревень и городов походят на однообразных зомби, обработанных коммунистической пропагандой.

Янь Лянькэ друг за другом описывает сцены насилия и мародёрства, показывая, как низко могут пасть люди, чьим дурным порывам наконец-то нашлось снимающее с них вину оправдание. Примерно на середине хочется остановить повествование и сказать, что ты и так уже всё понял: тлен и безысходность – лучшие друзья китайского общества, а девиз «грабь, убивай, еби гусей» мог бы стать подзаголовком романа. Эту деревенскую снобродческую вакханалию здорово оживляет конфликт между отцом и дядей рассказчика, который постепенно перерастает из внутрисемейного или этического в политический: последний управляет крематорием и помимо зарабатывания денег на сжигании трупов, богатеет ещё и за счёт того, что продаёт человеческий жир, в то время как его зять считает использование останков делом совершенно неприемлемым. Мысль, что сильные мира всего используют нас и в хвост, и в гриву не только живых, но и мёртвых, не только рифмует роман со «Снами деревни Динчжуан» (там людей использовали как доноров крови, а позже, заразив всю деревню ВИЧ, зарабатывали на продаже гробов), но и делает его мрачным напоминанием о разобщённости общества и неутолимом желании наживы, которое преследует всех, кто получает доступ к власти на любом, даже самом низком уровне.

www.group-telegram.com/us/bookovski.com/819

3.0K viewsMay 21, 2024 at 12:40

​​Открывшие для себя все литературные направления двадцатого века в один момент, современные китайские писатели довольно причудливо сочетают в своих произведениях черты модернизма, постмодернизма и всякого разного реализма. С одной стороны, авторам хочется обличать пороки, указывать на несовершенства общественной и политической систем и даже преобразовывать реальность с помощью своего творчества, с другой, делать это они нередко предпочитают с помощью абсурда, фантастических элементов и использования в качестве рассказчиков крайне ненадёжных товарищей, играющих с читателями или откровенно водящих их за нос.

В своём шестнадцатом романе «Когда солнце погасло» Янь Лянькэ предлагает нам понаблюдать за жителями Гаотяна, на долю которых выпала эпидемия сомнамбулизма. Одним «обёрнутым душной жарой» вечером засыпающие люди вместо того, чтобы мирно посапывать в кроватях или на циновках, не только продолжали, как ни в чём ни бывало ходить и говорить, но и стали совершать то, что в состоянии бодрствования вряд ли решились. Хроникёром массового лунатизма, в результате которого только в одной деревне погибло более пяти сотен человек, стал четырнадцатилетний Ли Няньнянь, прозванный односельчанами Дурачком Няньнянем. В своей особенной повествовательной манере, с многочисленными повторами, сбивчивой хронологией и подражаниями любимому писателю (конечно же, Янь Лянькэ) мальчик пересказал всё произошедшее за ночь, чтобы столкнувшийся с творческим кризисом обожаемый автор (конечно же, Яль Лянькэ) смог воплотить это в новом романе.

Свои произведения сам Лянькэ называет «сверхъестественным реализмом», отмечая в первую очередь достоверное отображение действительности. «Жить в Китае в 2018 году – значит жить в реальности, которая заставляет вас сомневаться в самой природе этой реальности» как-то сказал он обозревательнице The New Yorker Цзян Фан, намекая на то, что абсурдность и фантасмагоричность вовсе не излюбленные авторские приёмы, а просто часть жизни любого жителя КНР. Сюжет «Когда солнце погасло» полностью построен на одной метафоре: при Си Дзиньпине китайцы живут так, словно к их лицу приложили смоченную хлороформом тряпочку. Внезапные эмоциональные порывы, как и потаённые желания, спрятаны так глубоко, что жители деревень и городов походят на однообразных зомби, обработанных коммунистической пропагандой.

Янь Лянькэ друг за другом описывает сцены насилия и мародёрства, показывая, как низко могут пасть люди, чьим дурным порывам наконец-то нашлось снимающее с них вину оправдание. Примерно на середине хочется остановить повествование и сказать, что ты и так уже всё понял: тлен и безысходность – лучшие друзья китайского общества, а девиз «грабь, убивай, еби гусей» мог бы стать подзаголовком романа. Эту деревенскую снобродческую вакханалию здорово оживляет конфликт между отцом и дядей рассказчика, который постепенно перерастает из внутрисемейного или этического в политический: последний управляет крематорием и помимо зарабатывания денег на сжигании трупов, богатеет ещё и за счёт того, что продаёт человеческий жир, в то время как его зять считает использование останков делом совершенно неприемлемым. Мысль, что сильные мира всего используют нас и в хвост, и в гриву не только живых, но и мёртвых, не только рифмует роман со «Снами деревни Динчжуан» (там людей использовали как доноров крови, а позже, заразив всю деревню ВИЧ, зарабатывали на продаже гробов), но и делает его мрачным напоминанием о разобщённости общества и неутолимом желании наживы, которое преследует всех, кто получает доступ к власти на любом, даже самом низком уровне.

BY Bookовски