Я сижу на шкафу. Уже давно. Пыль, как невидимый мох, медленно прорастает в мои швы. Когда-то я был царём этого мира — её мирка, сверкающего теплом, смехом и липкими пальцами, которыми она сжимала меня так крепко, будто я был якорем её маленькой вселенной. Теперь я просто пыльный плюшевый кот, забытый в тенях потолка. Смотрю вниз. Она там, на полу, окружена странными, холодными игрушками. Они пищат, гудят, мигают. Пластик и металл. Они говорят с ней на языке, которого я не понимаю, и она отвечает им, не глядя наверх. Раньше она рассказывала мне всё. О своих страхах и мечтах, о монстрах под кроватью и о том, как она хочет стать космонавтом и русалкой. Я знал все её секреты. Мы сражались с темнотой, и я всегда побеждал, просто потому что был рядом, мягкий и тёплый. Теперь темнота — это экран её лэптопа, светится синим пламенем, в нём нет ни монстров, ни чудес, только бесконечный поток чужих голосов. Её пальцы больше не липкие, они ловкие и быстрые, танцуют по клавишам и тачу. Иногда мне кажется, что она всё ещё помнит. Что вот-вот поднимет голову, посмотрит вверх и увидит меня — исцарапанного, с запавшим боком и выцветшими глазами. Но она не поднимает. Только экран и механические игрушки. Я слышу, как в темноте на шкафу за моей спиной что-то шуршит. Это старый плюшевый заяц — когда-то её любимчик до меня. Он давно потерял голос, его пищалка сломалась ещё в ту пору, когда мы оба были героями её сказок. Мы с ним не разговариваем, но я знаю, что он чувствует то же самое — растущую пустоту. Иногда я воображаю, как спрыгиваю со шкафа, приземляюсь тихо, как кошка, и иду к ней. Протягиваю ей лапу, напомнить, что я здесь, что я всё ещё её друг. Но я не двигаюсь. Я плюшевый. Мне не положено двигаться. Я жду. Жду, когда она снова увидит меня, когда поймёт, что даже в мире роботов и экранов есть вещи, которые нельзя заменить. Может, однажды. А пока — я сижу на шкафу и смотрю вниз. И жду.
Я сижу на шкафу. Уже давно. Пыль, как невидимый мох, медленно прорастает в мои швы. Когда-то я был царём этого мира — её мирка, сверкающего теплом, смехом и липкими пальцами, которыми она сжимала меня так крепко, будто я был якорем её маленькой вселенной. Теперь я просто пыльный плюшевый кот, забытый в тенях потолка. Смотрю вниз. Она там, на полу, окружена странными, холодными игрушками. Они пищат, гудят, мигают. Пластик и металл. Они говорят с ней на языке, которого я не понимаю, и она отвечает им, не глядя наверх. Раньше она рассказывала мне всё. О своих страхах и мечтах, о монстрах под кроватью и о том, как она хочет стать космонавтом и русалкой. Я знал все её секреты. Мы сражались с темнотой, и я всегда побеждал, просто потому что был рядом, мягкий и тёплый. Теперь темнота — это экран её лэптопа, светится синим пламенем, в нём нет ни монстров, ни чудес, только бесконечный поток чужих голосов. Её пальцы больше не липкие, они ловкие и быстрые, танцуют по клавишам и тачу. Иногда мне кажется, что она всё ещё помнит. Что вот-вот поднимет голову, посмотрит вверх и увидит меня — исцарапанного, с запавшим боком и выцветшими глазами. Но она не поднимает. Только экран и механические игрушки. Я слышу, как в темноте на шкафу за моей спиной что-то шуршит. Это старый плюшевый заяц — когда-то её любимчик до меня. Он давно потерял голос, его пищалка сломалась ещё в ту пору, когда мы оба были героями её сказок. Мы с ним не разговариваем, но я знаю, что он чувствует то же самое — растущую пустоту. Иногда я воображаю, как спрыгиваю со шкафа, приземляюсь тихо, как кошка, и иду к ней. Протягиваю ей лапу, напомнить, что я здесь, что я всё ещё её друг. Но я не двигаюсь. Я плюшевый. Мне не положено двигаться. Я жду. Жду, когда она снова увидит меня, когда поймёт, что даже в мире роботов и экранов есть вещи, которые нельзя заменить. Может, однажды. А пока — я сижу на шкафу и смотрю вниз. И жду.
BY 🙀 Mur0 v0.2
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Stocks closed in the red Friday as investors weighed upbeat remarks from Russian President Vladimir Putin about diplomatic discussions with Ukraine against a weaker-than-expected print on U.S. consumer sentiment. Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.” Despite Telegram's origins, its approach to users' security has privacy advocates worried. Now safely in France with his spouse and three of his children, Kliuchnikov scrolls through Telegram to learn about the devastation happening in his home country. Channels are not fully encrypted, end-to-end. All communications on a Telegram channel can be seen by anyone on the channel and are also visible to Telegram. Telegram may be asked by a government to hand over the communications from a channel. Telegram has a history of standing up to Russian government requests for data, but how comfortable you are relying on that history to predict future behavior is up to you. Because Telegram has this data, it may also be stolen by hackers or leaked by an internal employee.
from us
