Из 58 лет жизни Сунь Ятсен провёл за пределами Китая по меньшей мере 16 лет. В течение всего этого времени он в основном занимался поиском средств для осуществления очередного восстания в Китае, контактируя с представителями самых разных стран.
США в этом ряду стоят особняком – хотя бы в силу того факта, что Сунь Ятсен в своё время смог получить американское гражданство и принимал присягу в качестве «временного президента» Китайской Республики, имея в кармане американский паспорт.
Этот забавный факт следует считать доказанным – вплоть до того, что документы, свидетельствующие об этом, выставлялись в 2001 году на выставке в Тайбэе, которую открывал глава острова Ма Инцзю.
Впрочем, обретение американского гражданства произошло при довольно примечательных обстоятельствах:
Хорошо известно, что в возрасте 13 лет Сунь Ятсен переехал в Гонолулу, где проживал его старший брат Сунь Мэй. Там он задержался на четыре года, худо-бедно выучил английский язык, заинтересовался христианством. Однако, на тот момент Гавайи были формально независимы.
Когда в 1904 году обстоятельства политэмиграции вынудили Сунь Ятсена вновь обратить внимание на Гавайи, они были уже частью США, и с въездом Сунь Ятсена по китайскому паспорту возникли проблемы.
Во-первых, в США действовал дискриминационный «Акт об исключении китайцев», в соответствии с которым миграция из Китая строго ограничивалась.
Во-вторых, китайские власти официально разыскивали Сунь Ятсена как мятежника, так что китайский консул в Гонолулу мог воспрепятствовать въезду.
Выход нашёл брат. Было решено привлечь двух "свидетелей", которые под присягой подтвердили, что на самом деле Сунь Ятсен родился не в Китае, а на Гавайских островах — причём не в 1866, как утверждалось ранее, а в 1870 году (зачем Суню пришлось делать себя на четыре года моложе, историки до сих пор так и не выяснили).
На основании этих показаний он получил свидетельство о рождении, а потом и паспорт, что позволило ему свободно въезжать в США.
Впрочем, "американский период" оказался не слишком удачным для Сунь Ятсена.
Американское общество относилось к китайцам сквозь призму расовых предрассудков. У находившегося в тот момент у власти президента Теодора Рузвельта слово «китаец» было ругательным (о чём имеются исторические свидетельства).
И даже проникновенная брошюра "The True solution of the Chinese question" (1904 год), не помогла.
Брошюра, между тем, написана была небесталанно. Заинтересованные лица могут и сейчас при желании использовать, надо лишь заменять слово «Китай» на что-нибудь другое.
Например:
«Спасение Китая с начала и до конца является нашей собственной задачей. Однако в последнее время этот вопрос связан с судьбами всего мира. Поэтому для того, чтобы быть уверенным в успехе, облегчить нашу задачу, избежать лишних жертв, мы должны обратиться с призывом к народам всего цивилизованного мира, и в особенности – к народу США, оказать нам моральную и материальную поддержку. Вы – провозвестники западной цивилизации в Японии, вы – христианская нация. Создавая наше новое правительство, мы намерены взять ваше в качестве образца. Наконец, вы – борцы за свободу и демократию. Поэтому мы надеемся найти среди вас многих Лафайетов!»
(Цит. по: Крюковы. Неизвестный Сунь Ятсен. М., 2023. Т. 1. С. 174-175).
Отдельные Лафайеты в США всё же нашлись. Например, финансовый авантюрист Джеймс Бут, заключивший с Сунем контракт о создании «синдиката» с бюджетом 3 630 000 долларов для формирования Временного правительства и перераспределения концессий.
Или автор публицистических брошюр о военной стратегии Гомер Ли (помимо прочего, важно упомянуть, что он был инвалидом детства и ни дня не воевал), называвший себя «генералом» и разработавший план вооружённого восстания на юге Китая — так, впрочем, и нереализованный по причине абсолютного дилетантства, что признавали даже соратники Сунь Ятсена.
Но в целом американские воротилы перспективы Сунь Ятсена не оценили. Пусть и современная тайваньская историография старается акцентировать внимание на связях "Отца Нации" именно с США, а не Японией.
США в этом ряду стоят особняком – хотя бы в силу того факта, что Сунь Ятсен в своё время смог получить американское гражданство и принимал присягу в качестве «временного президента» Китайской Республики, имея в кармане американский паспорт.
Этот забавный факт следует считать доказанным – вплоть до того, что документы, свидетельствующие об этом, выставлялись в 2001 году на выставке в Тайбэе, которую открывал глава острова Ма Инцзю.
Впрочем, обретение американского гражданства произошло при довольно примечательных обстоятельствах:
Хорошо известно, что в возрасте 13 лет Сунь Ятсен переехал в Гонолулу, где проживал его старший брат Сунь Мэй. Там он задержался на четыре года, худо-бедно выучил английский язык, заинтересовался христианством. Однако, на тот момент Гавайи были формально независимы.
Когда в 1904 году обстоятельства политэмиграции вынудили Сунь Ятсена вновь обратить внимание на Гавайи, они были уже частью США, и с въездом Сунь Ятсена по китайскому паспорту возникли проблемы.
Во-первых, в США действовал дискриминационный «Акт об исключении китайцев», в соответствии с которым миграция из Китая строго ограничивалась.
Во-вторых, китайские власти официально разыскивали Сунь Ятсена как мятежника, так что китайский консул в Гонолулу мог воспрепятствовать въезду.
Выход нашёл брат. Было решено привлечь двух "свидетелей", которые под присягой подтвердили, что на самом деле Сунь Ятсен родился не в Китае, а на Гавайских островах — причём не в 1866, как утверждалось ранее, а в 1870 году (зачем Суню пришлось делать себя на четыре года моложе, историки до сих пор так и не выяснили).
На основании этих показаний он получил свидетельство о рождении, а потом и паспорт, что позволило ему свободно въезжать в США.
Впрочем, "американский период" оказался не слишком удачным для Сунь Ятсена.
Американское общество относилось к китайцам сквозь призму расовых предрассудков. У находившегося в тот момент у власти президента Теодора Рузвельта слово «китаец» было ругательным (о чём имеются исторические свидетельства).
И даже проникновенная брошюра "The True solution of the Chinese question" (1904 год), не помогла.
Брошюра, между тем, написана была небесталанно. Заинтересованные лица могут и сейчас при желании использовать, надо лишь заменять слово «Китай» на что-нибудь другое.
Например:
«Спасение Китая с начала и до конца является нашей собственной задачей. Однако в последнее время этот вопрос связан с судьбами всего мира. Поэтому для того, чтобы быть уверенным в успехе, облегчить нашу задачу, избежать лишних жертв, мы должны обратиться с призывом к народам всего цивилизованного мира, и в особенности – к народу США, оказать нам моральную и материальную поддержку. Вы – провозвестники западной цивилизации в Японии, вы – христианская нация. Создавая наше новое правительство, мы намерены взять ваше в качестве образца. Наконец, вы – борцы за свободу и демократию. Поэтому мы надеемся найти среди вас многих Лафайетов!»
(Цит. по: Крюковы. Неизвестный Сунь Ятсен. М., 2023. Т. 1. С. 174-175).
Отдельные Лафайеты в США всё же нашлись. Например, финансовый авантюрист Джеймс Бут, заключивший с Сунем контракт о создании «синдиката» с бюджетом 3 630 000 долларов для формирования Временного правительства и перераспределения концессий.
Или автор публицистических брошюр о военной стратегии Гомер Ли (помимо прочего, важно упомянуть, что он был инвалидом детства и ни дня не воевал), называвший себя «генералом» и разработавший план вооружённого восстания на юге Китая — так, впрочем, и нереализованный по причине абсолютного дилетантства, что признавали даже соратники Сунь Ятсена.
Но в целом американские воротилы перспективы Сунь Ятсена не оценили. Пусть и современная тайваньская историография старается акцентировать внимание на связях "Отца Нации" именно с США, а не Японией.
Друзья, уже несколько дней я делюсь с вами различными сюжетами из биографии Сунь Ятсена, почерпнутыми мной в замечательной книге отца и сына Крюковых "Неизвестный Сунь Ятсен".
Судя по отзывам, многое из того, что я сейчас пересказываю, в новинку даже коллегам-китаистам. И это неудивительно, учитывая, что Крюковы публикуют почерпнутые в источниках сведения, которые вразрез с тем "официозным" портретом Сунь Ятсена из китайской и советской пропагандой.
Но вот что любопытно — если отдельные страницы бурной биографии Сунь Ятсена мало кому известны, то само его имя, его визуальный образ знают плюс-минус все.
Немалая заслуга в этом принадлежит его внешности, харизме и... большому числу сохранившихся фотографий "Отца Нации".
Действительно: фотографий с изображением Сунь Ятсена много. Гораздо больше, чем других известных политиков рубежа 19-20 веков.
Слово авторам книги: "У Сунь Ятсена была своего рода слабость, преодолеть которую он не мог всю свою жизнь. Он очень любил фотографироваться. Причём всегда <позировал>, придав лицу предельно серьёзное выражение. Снимки, на которых он улыбается, составляют редчайшие исключения". (Крюковы. Т. 1, С. 71)
С любовью д-ра Суня к собственным фотографиям связан один драматический эпизод в начале его политической биографии, едва не завершившийся для молодого революционера фатально. Впрочем, с присущим ему чутьём на пиар он смог его обратить себе в пользу.
Не будет преувеличением сказать, что мировая слава Сунь Ятсена началась с этого эпизода.
А было дело так...
(читайте ниже)
Судя по отзывам, многое из того, что я сейчас пересказываю, в новинку даже коллегам-китаистам. И это неудивительно, учитывая, что Крюковы публикуют почерпнутые в источниках сведения, которые вразрез с тем "официозным" портретом Сунь Ятсена из китайской и советской пропагандой.
Но вот что любопытно — если отдельные страницы бурной биографии Сунь Ятсена мало кому известны, то само его имя, его визуальный образ знают плюс-минус все.
Немалая заслуга в этом принадлежит его внешности, харизме и... большому числу сохранившихся фотографий "Отца Нации".
Действительно: фотографий с изображением Сунь Ятсена много. Гораздо больше, чем других известных политиков рубежа 19-20 веков.
Слово авторам книги: "У Сунь Ятсена была своего рода слабость, преодолеть которую он не мог всю свою жизнь. Он очень любил фотографироваться. Причём всегда <позировал>, придав лицу предельно серьёзное выражение. Снимки, на которых он улыбается, составляют редчайшие исключения". (Крюковы. Т. 1, С. 71)
С любовью д-ра Суня к собственным фотографиям связан один драматический эпизод в начале его политической биографии, едва не завершившийся для молодого революционера фатально. Впрочем, с присущим ему чутьём на пиар он смог его обратить себе в пользу.
Не будет преувеличением сказать, что мировая слава Сунь Ятсена началась с этого эпизода.
А было дело так...
(читайте ниже)
После провала Кантонского восстания 1894 года 28-летний Сунь Ятсен, обвинённый властями в его подготовке, ретировался в политэмиграцию.
Ненадолго задержавшись в Японии, Сунь Ятсен оказался в Сан-Франциско. Здесь он зашёл в первую попавшуюся фотостудию, чтобы запечатлеть себя в новом облике — с европейской причёской, в сюртуке и галстуке. Результат оказался столь удачен, что, давая интервью корреспонденту одной из местных газет, д-р Сунь не удержался и передал одно из своих фото для публикации. С этого и начались все последующие неприятности.
Фотография попала в руки сотрудников китайского посольства в США, "государственный преступник" был опознан, и за ним была установлена слежка.
Когда 23 сентября 1896 года Сунь Ятсен взошёл по трапу лайнера "Маджестик", китайский посланник в США информировал своего коллегу в Лондоне о том, что Сунь отбыл в Англию.
В Англии тоже приготовились. И, когда 11 октября 1896 года Сунь Ятсен оказался в здании китайского консульства (был ли он похищен или пришёл туда добровольно, представившись другим именем, — вопрос дискуссионный), он был немедленно задержан и помещён под фактический арест.
Договора о взаимной выдаче преступников между Англией и Цинской империей не было, так что революционера было решено вывезти на родину для суда тайно.
Всего Сунь Ятсен провёл в здании миссии 12 дней, постепенно готовясь к неизбежному — насильственному возвращению в Китай с последующей казнью.
Но бесспорно и другое: оказавшись в западне, он начал предпринимать отчаянные попытки связаться с кем-либо за пределами здания миссии. Прежде всего, со своим бывшим учителем Джеймсом Кентли, который был ему знаком по периоду жизни в Гонконге, а сейчас проживал в Лондоне.
Он своего добился. Записки о положении Сунь Ятсена через британских служащих посольства дошли до Кэнтли, и он поднял на ушли буквально весь город.
Дело дошло до Форин-офис. В это ведомство был вызван на беседу мистер Маккартни, подданный Соединённого Королевства, работавший в китайской дипмиссии секретарём. В кругу соотечественников Маккартни, ранее предпринявший активные действия по установлению слежки за Сунь Ятсеном, отпираться не стал и во всём признался.
В итоге китайскому посланнику была направлена официальная нота министра иностранных дел Великобритании с требованием освобождения Сунь Ятсена.
Информация просочилась в прессу, и уже на следующее утро возле китайского посольства собралась большая толпа журналистов.
Впрочем, в первых репортажах доминировали скептические нотки. Газета Globe писала:
"В этом заговоре нет ничего необычного. Провинция Гуандун — это рассадник подрывной деятельности. Помимо прочего, все жители китайского Юга от природы рождаются пиратами, и захват заложников — их профессия и искусство. Тот факт, что один из похитителей был похищен в Лондоне, — это не более чем зловещий пример китайского юмора".
(Цит. по: Крюковы. Т. 1. С. 104).
Однако, когда вечером того же дня Сунь Ятсена таки освободили, журналисты обратили внимание на два обстоятельства, их немало удививших. "Похищенный" был хорош собой, одет на европейский манер и, помимо прочего, "говорил медленно, но на хорошем английском языке". Это всё было совсем непохоже на образ "восточного заговорщика". Зато хорошо вписывалось в дихотомию "свой (цивилизованный) — чужой (варварский)".
Лондонская пресса начала шумно радоваться освобождению китайского оппозиционера, всячески превознося его достоинства. Сунь Ятсена стали узнавать на улицах, писали ему письма с просьбой дать автограф, приглашали на званые обеды.
Кульминацией стало издание три месяца спустя брошюры под названием "Сунь Ятсен. Похищен в Лондоне" (Sun Yat-sen. Kidnapped in London), которая стала бестселлером.
Обстоятельства задержания Сунь Ятсена, изложенные в книге, на многие годы стали канонической версией событий — хотя изучение источников позволяет усомниться едва ли не в каждом из ключевых тезисов книги.
Но важнее оказалось другое. О Сунь Ятсене узнали по всему миру.
Ничего не напоминает?..
А началось-то всё с нескромной любви Сунь Ятсена к эффектным фотографиям...
Ненадолго задержавшись в Японии, Сунь Ятсен оказался в Сан-Франциско. Здесь он зашёл в первую попавшуюся фотостудию, чтобы запечатлеть себя в новом облике — с европейской причёской, в сюртуке и галстуке. Результат оказался столь удачен, что, давая интервью корреспонденту одной из местных газет, д-р Сунь не удержался и передал одно из своих фото для публикации. С этого и начались все последующие неприятности.
Фотография попала в руки сотрудников китайского посольства в США, "государственный преступник" был опознан, и за ним была установлена слежка.
Когда 23 сентября 1896 года Сунь Ятсен взошёл по трапу лайнера "Маджестик", китайский посланник в США информировал своего коллегу в Лондоне о том, что Сунь отбыл в Англию.
В Англии тоже приготовились. И, когда 11 октября 1896 года Сунь Ятсен оказался в здании китайского консульства (был ли он похищен или пришёл туда добровольно, представившись другим именем, — вопрос дискуссионный), он был немедленно задержан и помещён под фактический арест.
Договора о взаимной выдаче преступников между Англией и Цинской империей не было, так что революционера было решено вывезти на родину для суда тайно.
Всего Сунь Ятсен провёл в здании миссии 12 дней, постепенно готовясь к неизбежному — насильственному возвращению в Китай с последующей казнью.
Но бесспорно и другое: оказавшись в западне, он начал предпринимать отчаянные попытки связаться с кем-либо за пределами здания миссии. Прежде всего, со своим бывшим учителем Джеймсом Кентли, который был ему знаком по периоду жизни в Гонконге, а сейчас проживал в Лондоне.
Он своего добился. Записки о положении Сунь Ятсена через британских служащих посольства дошли до Кэнтли, и он поднял на ушли буквально весь город.
Дело дошло до Форин-офис. В это ведомство был вызван на беседу мистер Маккартни, подданный Соединённого Королевства, работавший в китайской дипмиссии секретарём. В кругу соотечественников Маккартни, ранее предпринявший активные действия по установлению слежки за Сунь Ятсеном, отпираться не стал и во всём признался.
В итоге китайскому посланнику была направлена официальная нота министра иностранных дел Великобритании с требованием освобождения Сунь Ятсена.
Информация просочилась в прессу, и уже на следующее утро возле китайского посольства собралась большая толпа журналистов.
Впрочем, в первых репортажах доминировали скептические нотки. Газета Globe писала:
"В этом заговоре нет ничего необычного. Провинция Гуандун — это рассадник подрывной деятельности. Помимо прочего, все жители китайского Юга от природы рождаются пиратами, и захват заложников — их профессия и искусство. Тот факт, что один из похитителей был похищен в Лондоне, — это не более чем зловещий пример китайского юмора".
(Цит. по: Крюковы. Т. 1. С. 104).
Однако, когда вечером того же дня Сунь Ятсена таки освободили, журналисты обратили внимание на два обстоятельства, их немало удививших. "Похищенный" был хорош собой, одет на европейский манер и, помимо прочего, "говорил медленно, но на хорошем английском языке". Это всё было совсем непохоже на образ "восточного заговорщика". Зато хорошо вписывалось в дихотомию "свой (цивилизованный) — чужой (варварский)".
Лондонская пресса начала шумно радоваться освобождению китайского оппозиционера, всячески превознося его достоинства. Сунь Ятсена стали узнавать на улицах, писали ему письма с просьбой дать автограф, приглашали на званые обеды.
Кульминацией стало издание три месяца спустя брошюры под названием "Сунь Ятсен. Похищен в Лондоне" (Sun Yat-sen. Kidnapped in London), которая стала бестселлером.
Обстоятельства задержания Сунь Ятсена, изложенные в книге, на многие годы стали канонической версией событий — хотя изучение источников позволяет усомниться едва ли не в каждом из ключевых тезисов книги.
Но важнее оказалось другое. О Сунь Ятсене узнали по всему миру.
Ничего не напоминает?..
А началось-то всё с нескромной любви Сунь Ятсена к эффектным фотографиям...
Та самая "удачная фотография из Сан-Франциско", перекочевавшая даже на обложку брошюры "Сунь Ят-сен. Похищен в Лондоне" (1897 год)
Тот случай, когда пиар — всем пиарам пиар.
И, кстати, именно благодаря этой книге, раскрутившей за рубежом имя Сунь Ятсена, он там под ним и остался известен.
Тогда как в Китае, где эту книгу, написанную на английском языке английскими друзьями Суня, не знали, — и поэтому чаще использовали другие имена политика. Сначала Сунь Вэнь, затем Сунь Чжуншань.
Тот случай, когда пиар — всем пиарам пиар.
И, кстати, именно благодаря этой книге, раскрутившей за рубежом имя Сунь Ятсена, он там под ним и остался известен.
Тогда как в Китае, где эту книгу, написанную на английском языке английскими друзьями Суня, не знали, — и поэтому чаще использовали другие имена политика. Сначала Сунь Вэнь, затем Сунь Чжуншань.
У лидеров российской революции с конспирацией всё обстояло намного лучше. Поэтому и фото остались в основном из полицейских архивов и не самого высокого качества.
Хотя тоже при желании найдётся чем похвастать.
На знаменитой фотографии 1901 года Коба Джугашвили выглядит так, как будто в одной руке у него лавандовый раф, а в другой тринадцатый айфон.
С тем же набором вполне можно представить и молодых Дзержинского с Молотовым.
Хотя будущий Железный Феликс, конечно, дерзковат. Такого шуайгэ и в рюмочной "Сын маминой подруги" можно представить с настойками (брусничка, малина-кардамон и сливочный лимончелло), и во втором высшем разряде "Усачёвских бань".
Хотя тоже при желании найдётся чем похвастать.
На знаменитой фотографии 1901 года Коба Джугашвили выглядит так, как будто в одной руке у него лавандовый раф, а в другой тринадцатый айфон.
С тем же набором вполне можно представить и молодых Дзержинского с Молотовым.
Хотя будущий Железный Феликс, конечно, дерзковат. Такого шуайгэ и в рюмочной "Сын маминой подруги" можно представить с настойками (брусничка, малина-кардамон и сливочный лимончелло), и во втором высшем разряде "Усачёвских бань".
Завершить сагу о биографии Сунь Ятсена (смотрите от сих и до сих) хотелось бы мудрыми словами самих авторов книги "Неизвестный Сунь Ятсен", написанными в заключении:
"Главный вопрос, который волнует сегодня соотечественников Сунь Ятсена: был ли Отец Государства патриотом или же, домогаясь помощи со стороны великих держав, он был готов торговать своей Родиной?
Почти двадцать пять веков тому назад древнекитайский философ Мэнцзы встретился однажды с неким жителем царства Сун, который рассказал ему о своих сокровенных патриотических планах. Выслушав собеседника, Мэнцзы сказал ему:
— Ваша цель, учитель, благородна. Вот только средства, которые Вы намерены использовать для её осуществления, никуда не годятся!
По нашему мнению, данное высказывание вполне может служить ответом на заданный выше вопрос.
Сунь Ятсен несколько раз заявлял, что он уходит из политики, но в политику он вновь и вновь возвращался. Он не мыслил своей жизни вне политики, а она значила для него только одно — служение революции. Революция требовала жертв, и он был готов принести любую жертву на алтарь — отдать спонсорам часть территории своей страны, нарушить некогда данное слово, сказать явную неправду...
Сунь Ятсен, с детства привыкший считать себя вторым Хун Сюцюанем, искренне верил в то, что революция может победить только под его руководством. А его руководство означало постоянные поиски за границей денег и оружия, и Сунь Ятсен не считал зазорным домогаться помощи одновременно у двух враждующих стран, как это было во время Первой мировой войны, когда он получил деньги и от Японии, и от Германии. <...>
В своих сочинениях Сунь Ятсен повествовал как о разрушительном, так и о созидательном этапе революции. Но в своей политической деятельности все силы он отдавал только первому. <...>
Таков был реальный, а не мифологизированный Сунь Ятсен, официальный портрет которого стал иконой, объектом поклонения, но утратил черты, органически свойственные д-ру Суню при жизни. Мы постарались освободить этот портрет от этих позднейших наслоений.
С этим связан ещё один вывод, к которому мы пришли в результате изучения жизни и деятельности Сунь Ятсена, — превращать живую личность в предмет культа одинаково вредно как для поклонников героя, так и для самого героя. В наши дни этот вывод не только не утратил своего смысла, но обрёл ещё большую, чем раньше, злободневность.
Мы отдаём себе отчёт в том, что кто-то из читателей наверняка не согласится с выводами книги. Мы приветствуем критические замечания в свой адрес, но с одним условием: оппоненты должны основывать свои возражения не на чеховском "Этого не может быть, потому что не может быть никогда!", а на анализе текста первоисточников.
Мы всецело за продолжение творческой дискуссии, ибо, как говаривали древние, "в споре рождается истина".
(Крюковы. М., 2023. Т. 2., С. 509-511).
"Главный вопрос, который волнует сегодня соотечественников Сунь Ятсена: был ли Отец Государства патриотом или же, домогаясь помощи со стороны великих держав, он был готов торговать своей Родиной?
Почти двадцать пять веков тому назад древнекитайский философ Мэнцзы встретился однажды с неким жителем царства Сун, который рассказал ему о своих сокровенных патриотических планах. Выслушав собеседника, Мэнцзы сказал ему:
— Ваша цель, учитель, благородна. Вот только средства, которые Вы намерены использовать для её осуществления, никуда не годятся!
По нашему мнению, данное высказывание вполне может служить ответом на заданный выше вопрос.
Сунь Ятсен несколько раз заявлял, что он уходит из политики, но в политику он вновь и вновь возвращался. Он не мыслил своей жизни вне политики, а она значила для него только одно — служение революции. Революция требовала жертв, и он был готов принести любую жертву на алтарь — отдать спонсорам часть территории своей страны, нарушить некогда данное слово, сказать явную неправду...
Сунь Ятсен, с детства привыкший считать себя вторым Хун Сюцюанем, искренне верил в то, что революция может победить только под его руководством. А его руководство означало постоянные поиски за границей денег и оружия, и Сунь Ятсен не считал зазорным домогаться помощи одновременно у двух враждующих стран, как это было во время Первой мировой войны, когда он получил деньги и от Японии, и от Германии. <...>
В своих сочинениях Сунь Ятсен повествовал как о разрушительном, так и о созидательном этапе революции. Но в своей политической деятельности все силы он отдавал только первому. <...>
Таков был реальный, а не мифологизированный Сунь Ятсен, официальный портрет которого стал иконой, объектом поклонения, но утратил черты, органически свойственные д-ру Суню при жизни. Мы постарались освободить этот портрет от этих позднейших наслоений.
С этим связан ещё один вывод, к которому мы пришли в результате изучения жизни и деятельности Сунь Ятсена, — превращать живую личность в предмет культа одинаково вредно как для поклонников героя, так и для самого героя. В наши дни этот вывод не только не утратил своего смысла, но обрёл ещё большую, чем раньше, злободневность.
Мы отдаём себе отчёт в том, что кто-то из читателей наверняка не согласится с выводами книги. Мы приветствуем критические замечания в свой адрес, но с одним условием: оппоненты должны основывать свои возражения не на чеховском "Этого не может быть, потому что не может быть никогда!", а на анализе текста первоисточников.
Мы всецело за продолжение творческой дискуссии, ибо, как говаривали древние, "в споре рождается истина".
(Крюковы. М., 2023. Т. 2., С. 509-511).
Я же в заключение импровизированной "недели Сунь Ятсена" ещё бы добавил, что идеальная подборка для изучения истории Китая ХХ века сквозь призму биографий должна, на мой взгляд, выглядеть вот так.
Будем ждать, когда новые поколения исследователей продолжат "серию", и у нас появятся русскоязычные биографии Цзян Цзэминя, Ли Пэна. Может быть, Чжу Жунцзи.
Одно нужно отметить — Крюковы и Панцов задали такую высокую планку с точки зрения глубины исследования и качества текста, что повторить её будет очень тяжело. И это точно дело, которое не терпит спешки.
Будем ждать, когда новые поколения исследователей продолжат "серию", и у нас появятся русскоязычные биографии Цзян Цзэминя, Ли Пэна. Может быть, Чжу Жунцзи.
Одно нужно отметить — Крюковы и Панцов задали такую высокую планку с точки зрения глубины исследования и качества текста, что повторить её будет очень тяжело. И это точно дело, которое не терпит спешки.
Forwarded from Неконфуцианская Корея
Сегодня как всегда утром в понедельник наслаждался просмотром новостей из родного Владивостока, и мой глаз не могла не зацепить новость про фейки о северокорейских сардаукарах, терроризирующих местное население.
https://www.group-telegram.com/newsvlc/50497
Я не знаю, на кого была направлена эта пропаганда, но явно не на жителей Приморья, которые годами нанимали северокорейских специалистов для ремонта своих квартир. Более дисциплинированных и законопослушных работников найти в принципе сложно. Поэтому избивающий кого-то северокорейский солдат на российской территории – это какой-то сюжет из параллельной реальности.
Но ещё круче смотрелось сообщение о размещении табличек на корейском языке. У нас года с 2016-го во всём городе есть надписи на корейском языке из-за небывалого наплыва ЮЖНОкорейских туристов!
В общем, с нетерпением жду продолжения фантазий от неизвестных авторов в духе «В детских садах Приморья в борщ начали добавлять кимчхи» или «Корейское мыло промывает мозги жителям Дальнего Востока».
https://www.group-telegram.com/newsvlc/50497
Я не знаю, на кого была направлена эта пропаганда, но явно не на жителей Приморья, которые годами нанимали северокорейских специалистов для ремонта своих квартир. Более дисциплинированных и законопослушных работников найти в принципе сложно. Поэтому избивающий кого-то северокорейский солдат на российской территории – это какой-то сюжет из параллельной реальности.
Но ещё круче смотрелось сообщение о размещении табличек на корейском языке. У нас года с 2016-го во всём городе есть надписи на корейском языке из-за небывалого наплыва ЮЖНОкорейских туристов!
В общем, с нетерпением жду продолжения фантазий от неизвестных авторов в духе «В детских садах Приморья в борщ начали добавлять кимчхи» или «Корейское мыло промывает мозги жителям Дальнего Востока».
На этой неделе в Москве пройдёт книжная выставка/ярмарка интеллектуальной литературы "Нон-фикшн" — крупнейшая на постсоветском пространстве и в Восточной Европе.
Даты: с 5 по 8 декабря (с четверга по воскресенье)
Место: Гостиный двор. Это 100 метров от Красной площади, ближайшие станции метро: «Охотный Ряд», «Театральная», «Площадь Революции» и «Китай-город»
Параллельно с продажей книг нон-стопом будут проводиться различные презентации, лекции и встречи с читателями. Зацените программу: https://moscowbookfair.ru/programma-non/fiction26/
(для посещения необходимо купить билет)
8 декабря (воскресенье) в 17.15-18.00 пройдёт и презентация, посвящённая моей книги "Китай в эпоху Си Цзиньпина".
Площадка: Лекторий (это название зала).
Для тех, кто хочет совместить посещение нашей презентации с другими мероприятиями — чуть позже в Литературном кафе начнётся презентация "Трактата о чае эпох Тан и Сун" в переводе Юлии Дрейзис (с участием владельца клубов "Чайная высота" Виктора Енина); в Зале № 1 будет дискуссия "Образ России настоящего" с участием Захара Прилепина и Алексея Волынца, а с 16.00 до 16.45 в Зале № 2 пройдёт лекция Елены Хохловой "Как смотреть и понимать корейское искусство".
В общем, будет интересно. Приходите.
Презентация — отличная возможность пообщаться с автором и получить автограф.
Даты: с 5 по 8 декабря (с четверга по воскресенье)
Место: Гостиный двор. Это 100 метров от Красной площади, ближайшие станции метро: «Охотный Ряд», «Театральная», «Площадь Революции» и «Китай-город»
Параллельно с продажей книг нон-стопом будут проводиться различные презентации, лекции и встречи с читателями. Зацените программу: https://moscowbookfair.ru/programma-non/fiction26/
(для посещения необходимо купить билет)
8 декабря (воскресенье) в 17.15-18.00 пройдёт и презентация, посвящённая моей книги "Китай в эпоху Си Цзиньпина".
Площадка: Лекторий (это название зала).
Для тех, кто хочет совместить посещение нашей презентации с другими мероприятиями — чуть позже в Литературном кафе начнётся презентация "Трактата о чае эпох Тан и Сун" в переводе Юлии Дрейзис (с участием владельца клубов "Чайная высота" Виктора Енина); в Зале № 1 будет дискуссия "Образ России настоящего" с участием Захара Прилепина и Алексея Волынца, а с 16.00 до 16.45 в Зале № 2 пройдёт лекция Елены Хохловой "Как смотреть и понимать корейское искусство".
В общем, будет интересно. Приходите.
Презентация — отличная возможность пообщаться с автором и получить автограф.
И ещё одно объявление, которое адресовано как тем, кто интересуется Китаем и китайской культурой, так и тем, кто просто ценит прекрасное.
12 декабря (четверг) в 18:30 в Первой московской галерее восточной живописи (Москва, Малый Кисельный переулок, 3 с 2) состоится концерт классической китайской музыки "Вечерняя беседа у заснеженного окна".
Нина Старостина, композитор и исполнитель, представит программу из классических пьес для гуциня XV-XIX вв. и композиций собственного сочинения.
Гуцинь (古琴; буквально — древний цинь; также цинь, 琴; юйцинь, 玉琴 – яшмовый цинь и др.) — китайский семиструнный щипковый инструмент, история которого насчитывает около 3000 лет. Самые ранние упоминания о пяти-струнном цине встречаются в «Ши-цзине", а также в главе «Канон Шуня» в «Шу-цзине".
Концерт пройдёт в рамках выставки традиционного китайского пейзажа "За пределами видимого".
Билеты и дополнительная информация здесь: https://mos.gallery/events/2566/
12 декабря (четверг) в 18:30 в Первой московской галерее восточной живописи (Москва, Малый Кисельный переулок, 3 с 2) состоится концерт классической китайской музыки "Вечерняя беседа у заснеженного окна".
Нина Старостина, композитор и исполнитель, представит программу из классических пьес для гуциня XV-XIX вв. и композиций собственного сочинения.
Гуцинь (古琴; буквально — древний цинь; также цинь, 琴; юйцинь, 玉琴 – яшмовый цинь и др.) — китайский семиструнный щипковый инструмент, история которого насчитывает около 3000 лет. Самые ранние упоминания о пяти-струнном цине встречаются в «Ши-цзине", а также в главе «Канон Шуня» в «Шу-цзине".
Концерт пройдёт в рамках выставки традиционного китайского пейзажа "За пределами видимого".
Билеты и дополнительная информация здесь: https://mos.gallery/events/2566/