Я в автобусе еду по Парижу: в самом обычном синем автобусе за 2.10 евро. Только что я впервые в жизни видела Эйфелеву башню - шел ураган из мороси, ветром вырывало зонт из рук, веки невозможно было разлепить от дождя, даже ресницы намокли.
Башня мне очень понравилась: она мощная, она необычная, она - эпоха. Я люблю эту эпоху: рубеж веков, утонченный стиль модерн, пришедший на смену заунывной классике. Удобство и красота, гармония стекла и бетона, революция в камне. Я люблю эту революцию: ту, что культурная, а не ту, что кровавая.
Автобус пересекает Сену, и мы едем вдоль Елисейских полей, мимо моста Александра III и дома Инвалидов, мимо Гран-пале и Пти-пале, мимо египетского обелиска. Это самое сердце Парижа, это пульсирующий культурный код Европы, это ожившие картинки из учебников.
Когда-то девочка из российской глубинки с прической “под горшок”, в старых джинсах, купленных на год, в комнате с давно отвалившимся куском обоев читала о Париже в книгах классиков и учебниках истории. За окном были невыносимая мокро-надрывная провинциальная осень с грязью по колено, лужами вместо асфальта и небом стального цвета. А здесь, под мерно жужжащей лампочкой был Париж! С модными платьями и стильными парижанками, с аккуратными металлическими балкончиками и Нотрдам-де-Пари, с утренним кофе и хрустящими круассанами.
Девочка не знала ничего о круассанах, зато знала все о макаронных изделиях по 20 рублей за кг. Она знала, что в варенном виде они превращались в один большой, бесцветный, слипшийся комок. Она помнила: если растворить кубик “Магги” в кипятке, и обильно этим кипятком полить макароны, то на мгновение они размокнут, и можно успеть протолкнуть их поскорее внутрь, в самый желудок, минуя чувствительные вкусовые рецепторы. Растущему организму нужны были калории, пусть и не в круассанах.
Сегодня эта девочка впервые в жизни пробует лягушачьи лапки. В панировке и с французским майонезом они невероятно вкусные. Тающее куриное бедро в белом винном соусе и пюре - на второе, шоколадный фондан с мороженым в графе “компот”. Все самое вкусное, красивое, изысканное в маленьком уютном ресторанчике в самом центре Парижа. Как полагается, исключительно по предварительной резервации. Девочка теперь заказывает все, что хочет. Она больше не обязана доедать, если не вкусно, даже если дорого. Она давно не помнит, сколько стоят яйца в магазине. И она почти не стесняется рассказать это вслух. Дорога из ее комнаты в Париж заняла шестнадцать лет. Ровно целую ее, этой девочки, еще одну жизнь.
Я наслаждаюсь закатом в садах Тюильри. Дождь кончился, и солнце заваливается спать где-то за Эйфелевой башней. Я всего полтора дня в Париже, и даже не мечтаю “все успеть”. А мне и не хочется больше торопиться: мне хочется прямо здесь и сейчас насладиться. И порадоваться. И похвалить. Похвалить ту девочку за ее выборы, за ВСЕ ее выборы, которые привели ее сюда. И даже за тот, самый сложный. Ей было легко убежать из комнаты с переваренными макаронами, и очень сложно выйти из любимой квартиры с японскими гравюрами XIX века. Но сегодня она в Париже, а завтра едет домой в Лондон. И все это для нее больше не сказка: это ее автофикшн.
Я в автобусе еду по Парижу: в самом обычном синем автобусе за 2.10 евро. Только что я впервые в жизни видела Эйфелеву башню - шел ураган из мороси, ветром вырывало зонт из рук, веки невозможно было разлепить от дождя, даже ресницы намокли.
Башня мне очень понравилась: она мощная, она необычная, она - эпоха. Я люблю эту эпоху: рубеж веков, утонченный стиль модерн, пришедший на смену заунывной классике. Удобство и красота, гармония стекла и бетона, революция в камне. Я люблю эту революцию: ту, что культурная, а не ту, что кровавая.
Автобус пересекает Сену, и мы едем вдоль Елисейских полей, мимо моста Александра III и дома Инвалидов, мимо Гран-пале и Пти-пале, мимо египетского обелиска. Это самое сердце Парижа, это пульсирующий культурный код Европы, это ожившие картинки из учебников.
Когда-то девочка из российской глубинки с прической “под горшок”, в старых джинсах, купленных на год, в комнате с давно отвалившимся куском обоев читала о Париже в книгах классиков и учебниках истории. За окном были невыносимая мокро-надрывная провинциальная осень с грязью по колено, лужами вместо асфальта и небом стального цвета. А здесь, под мерно жужжащей лампочкой был Париж! С модными платьями и стильными парижанками, с аккуратными металлическими балкончиками и Нотрдам-де-Пари, с утренним кофе и хрустящими круассанами.
Девочка не знала ничего о круассанах, зато знала все о макаронных изделиях по 20 рублей за кг. Она знала, что в варенном виде они превращались в один большой, бесцветный, слипшийся комок. Она помнила: если растворить кубик “Магги” в кипятке, и обильно этим кипятком полить макароны, то на мгновение они размокнут, и можно успеть протолкнуть их поскорее внутрь, в самый желудок, минуя чувствительные вкусовые рецепторы. Растущему организму нужны были калории, пусть и не в круассанах.
Сегодня эта девочка впервые в жизни пробует лягушачьи лапки. В панировке и с французским майонезом они невероятно вкусные. Тающее куриное бедро в белом винном соусе и пюре - на второе, шоколадный фондан с мороженым в графе “компот”. Все самое вкусное, красивое, изысканное в маленьком уютном ресторанчике в самом центре Парижа. Как полагается, исключительно по предварительной резервации. Девочка теперь заказывает все, что хочет. Она больше не обязана доедать, если не вкусно, даже если дорого. Она давно не помнит, сколько стоят яйца в магазине. И она почти не стесняется рассказать это вслух. Дорога из ее комнаты в Париж заняла шестнадцать лет. Ровно целую ее, этой девочки, еще одну жизнь.
Я наслаждаюсь закатом в садах Тюильри. Дождь кончился, и солнце заваливается спать где-то за Эйфелевой башней. Я всего полтора дня в Париже, и даже не мечтаю “все успеть”. А мне и не хочется больше торопиться: мне хочется прямо здесь и сейчас насладиться. И порадоваться. И похвалить. Похвалить ту девочку за ее выборы, за ВСЕ ее выборы, которые привели ее сюда. И даже за тот, самый сложный. Ей было легко убежать из комнаты с переваренными макаронами, и очень сложно выйти из любимой квартиры с японскими гравюрами XIX века. Но сегодня она в Париже, а завтра едет домой в Лондон. И все это для нее больше не сказка: это ее автофикшн.
BY Дочь Достоевского | Елена Тимохина
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The regulator said it has been undertaking several campaigns to educate the investors to be vigilant while taking investment decisions based on stock tips. Oh no. There’s a certain degree of myth-making around what exactly went on, so take everything that follows lightly. Telegram was originally launched as a side project by the Durov brothers, with Nikolai handling the coding and Pavel as CEO, while both were at VK. Multiple pro-Kremlin media figures circulated the post's false claims, including prominent Russian journalist Vladimir Soloviev and the state-controlled Russian outlet RT, according to the DFR Lab's report. "We're seeing really dramatic moves, and it's all really tied to Ukraine right now, and in a secondary way, in terms of interest rates," Octavio Marenzi, CEO of Opimas, told Yahoo Finance Live on Thursday. "This war in Ukraine is going to give the Fed the ammunition, the cover that it needs, to not raise interest rates too quickly. And I think Jay Powell is a very tepid sort of inflation fighter and he's not going to do as much as he needs to do to get that under control. And this seems like an excuse to kick the can further down the road still and not do too much too soon." In February 2014, the Ukrainian people ousted pro-Russian president Viktor Yanukovych, prompting Russia to invade and annex the Crimean peninsula. By the start of April, Pavel Durov had given his notice, with TechCrunch saying at the time that the CEO had resisted pressure to suppress pages criticizing the Russian government.
from us
