Помните, как у Пастернака?
ФевральДекабрь…
Достать чернилНажать на play и плакать…
Февраль
Достать чернил
198.
Бояре тоже люди. Умозаключение спорное – скажут некоторые, но против фактов не попрешь.
Хромосомы, кожа, прочие генетические и фенотипические признаки показывают схожесть бояр с прочими. Это еще Дарвин заметил.
Но Дарвин был англичанин, он сути глубины не понимал. Понимал ее Салтыков-Щедрин, Ключевский понимал. Иногда даже Пушкин. Но лучше всех, конечно, Ленин Владимир Ильич, поэтому он и смог то, что другие пытались, но до конца не смогли.
Не смог Грозный Иван, не смог Петр Великий, остальные тоже были в целом иноземцы, как Дарвин.
«А что смог-то?» – закричал кто-то в задних рядах прокуренного зала библиотеки совхоза «Великий путь».
Лектор встрепенулся: «Ну как что, голубчик, напугали прям меня, ну как что: вернуть потерянное с веками ощущение, подаренное когда то Ордой. Чувство единения со степью и ветром. С луной и водой».
«Во загибает, прям как Троцкий,» – крикнули опять с задних скамеек.
Это было уже серьезно.
Попахивало персональным делом.
Лектор замолчал, как-то весь ссутулился. Быстро свернул свои наглядные пособия и быстро зашагал прочь.
А колхозники еще долго смотрели туда, куда он скрылся. Их обдувала воля.
Завтра опять пойдут они в поле собирать колоски, а лектор будет уже далеко.
И никто никогда не узнает – где.
Бояре тоже люди. Умозаключение спорное – скажут некоторые, но против фактов не попрешь.
Хромосомы, кожа, прочие генетические и фенотипические признаки показывают схожесть бояр с прочими. Это еще Дарвин заметил.
Но Дарвин был англичанин, он сути глубины не понимал. Понимал ее Салтыков-Щедрин, Ключевский понимал. Иногда даже Пушкин. Но лучше всех, конечно, Ленин Владимир Ильич, поэтому он и смог то, что другие пытались, но до конца не смогли.
Не смог Грозный Иван, не смог Петр Великий, остальные тоже были в целом иноземцы, как Дарвин.
«А что смог-то?» – закричал кто-то в задних рядах прокуренного зала библиотеки совхоза «Великий путь».
Лектор встрепенулся: «Ну как что, голубчик, напугали прям меня, ну как что: вернуть потерянное с веками ощущение, подаренное когда то Ордой. Чувство единения со степью и ветром. С луной и водой».
«Во загибает, прям как Троцкий,» – крикнули опять с задних скамеек.
Это было уже серьезно.
Попахивало персональным делом.
Лектор замолчал, как-то весь ссутулился. Быстро свернул свои наглядные пособия и быстро зашагал прочь.
А колхозники еще долго смотрели туда, куда он скрылся. Их обдувала воля.
Завтра опять пойдут они в поле собирать колоски, а лектор будет уже далеко.
И никто никогда не узнает – где.
199.
Бояре прям вот с ума как будто посходили.
Очередное заседание, как-то случившееся после каких/то праздников, превратило думу прям в буйную.
Одни бояре требовали равенства, другие справедливости, а третьи свободы.
А один пошел дальше всех и попросил справедливости, хотя бы для своей семьи – у него, говорят, какая-то тяжба была с соседом. Запутанное дело. Межу не поделили – не иначе.
Старший боярин, хоть и князь, а дюже умный был. Он всех орущих унял и предложил объяснить, чем равенство отличается от братства, а свобода от справедливости, и тогда, говорит, примем любые решения на основе четких формулировок.
Что тут началось! Брызги и удары, удары и брызги. Пот струился по телам бравых властителей судеб. Они определяли и снова переопределяли. Глубокой ночью, когда все устали и извелись, старший боярин закрыл заседание под мирное сопение участников ментальной битвы.
Перенесли на осень. Или на весну.
Никто теперь и не помнит, даже старики.
Бояре прям вот с ума как будто посходили.
Очередное заседание, как-то случившееся после каких/то праздников, превратило думу прям в буйную.
Одни бояре требовали равенства, другие справедливости, а третьи свободы.
А один пошел дальше всех и попросил справедливости, хотя бы для своей семьи – у него, говорят, какая-то тяжба была с соседом. Запутанное дело. Межу не поделили – не иначе.
Старший боярин, хоть и князь, а дюже умный был. Он всех орущих унял и предложил объяснить, чем равенство отличается от братства, а свобода от справедливости, и тогда, говорит, примем любые решения на основе четких формулировок.
Что тут началось! Брызги и удары, удары и брызги. Пот струился по телам бравых властителей судеб. Они определяли и снова переопределяли. Глубокой ночью, когда все устали и извелись, старший боярин закрыл заседание под мирное сопение участников ментальной битвы.
Перенесли на осень. Или на весну.
Никто теперь и не помнит, даже старики.
200.
Как-то раз боярин Морозов, на дровнях обновляя путь, решил уехать из города в глушь, в Саратов, но перебрал слегка в трактире придорожном, и кони понесли его бог знает куда.
Он в забытьи под шубами заснул и грезил, грезил, как он правит не лошадьми, а целою державой.
Народ весь обожает так его, что рукоплещет каждому слову. А он купается в купели и указует всем перстами, что делать и как жить.
И все живут, не помня себя от счастья, и пьют его из родников.
И ласточки летают, и свирели звучат из плодородных тех краев.
Но холод в сердце пробирается его. Все кажется ему ненастоящим.
И слышит он издалека чьи-то голоса в тревоге: «Вот вроде отогрели мы его, вот вроде оживает».
Он открывает глаз. Страшный закопченый потолок.
Он открывает уж другой. И видит он себя в избе. Лежит на лавке, и бабы растирают его медвежьим салом – вонь чудовищная доходит до него.
«Где я?» - сипит он, разомкнув уста.
Деревня рядом с Тверью.
Не Саратов – думает он и опять проваливается в сон. Не получил, видно, царства. Ну и ладно.
Последняя мысль под храп богатырский покидает его.
Как-то раз боярин Морозов, на дровнях обновляя путь, решил уехать из города в глушь, в Саратов, но перебрал слегка в трактире придорожном, и кони понесли его бог знает куда.
Он в забытьи под шубами заснул и грезил, грезил, как он правит не лошадьми, а целою державой.
Народ весь обожает так его, что рукоплещет каждому слову. А он купается в купели и указует всем перстами, что делать и как жить.
И все живут, не помня себя от счастья, и пьют его из родников.
И ласточки летают, и свирели звучат из плодородных тех краев.
Но холод в сердце пробирается его. Все кажется ему ненастоящим.
И слышит он издалека чьи-то голоса в тревоге: «Вот вроде отогрели мы его, вот вроде оживает».
Он открывает глаз. Страшный закопченый потолок.
Он открывает уж другой. И видит он себя в избе. Лежит на лавке, и бабы растирают его медвежьим салом – вонь чудовищная доходит до него.
«Где я?» - сипит он, разомкнув уста.
Деревня рядом с Тверью.
Не Саратов – думает он и опять проваливается в сон. Не получил, видно, царства. Ну и ладно.
Последняя мысль под храп богатырский покидает его.
201.
В думе боярской прошли слушания «Итоги и уроки Куликовской битвы».
Слушания были открытыми, с приглашением экспертов и общественников.
От экспертов были печенеги и половцы, заявлялись еще хазары, но у них там какие-то накладки с шелковым путем случились, снялись они в последний момент.
Вместо них пришлось приглашать варягов, хотя их бояре и не любили.
От общественности были гусляры, скоморохи и глашатаи. А также странники, ну куда же без них – зови не зови все равно придут, ибо ходоки они и есть ходоки.
С докладом выступил дьяк посольского приказа, большой знаток истории и автор бестселлера «Поруганные овцы : кто они».
Принимали хорошо, много раз зал взрывался овациями. После выступления оратора завалили полевыми цветами. Модными в ту осень.
Эксперты тоже говорили складно, а варяга, пытавшегося сказать, что как бы после обсуждаемого события, как бы победителей как бы наказали опять, проигравшие освистали и прогнали прочь.
Правда, потом приватно просили зла не держать , так надо было перед публикой.
Ну, понятно боялись, что вернется с варягами другими. Зачем кому-то такие заморочки.
Потом общественность. Тоже не прокачала. Скоморохи шутили, гусляры прославляли, а странники ходили взад-вперед и что то неразборчиво бубнили.
Старшие бояре оценили мероприятие на «отлично». Дьяку дали грамоту и пошли скорее в палаты, гам уже давно стыла медовуха и жарились овцы.
Жизнь текла своим чередом.
В думе боярской прошли слушания «Итоги и уроки Куликовской битвы».
Слушания были открытыми, с приглашением экспертов и общественников.
От экспертов были печенеги и половцы, заявлялись еще хазары, но у них там какие-то накладки с шелковым путем случились, снялись они в последний момент.
Вместо них пришлось приглашать варягов, хотя их бояре и не любили.
От общественности были гусляры, скоморохи и глашатаи. А также странники, ну куда же без них – зови не зови все равно придут, ибо ходоки они и есть ходоки.
С докладом выступил дьяк посольского приказа, большой знаток истории и автор бестселлера «Поруганные овцы : кто они».
Принимали хорошо, много раз зал взрывался овациями. После выступления оратора завалили полевыми цветами. Модными в ту осень.
Эксперты тоже говорили складно, а варяга, пытавшегося сказать, что как бы после обсуждаемого события, как бы победителей как бы наказали опять, проигравшие освистали и прогнали прочь.
Правда, потом приватно просили зла не держать , так надо было перед публикой.
Ну, понятно боялись, что вернется с варягами другими. Зачем кому-то такие заморочки.
Потом общественность. Тоже не прокачала. Скоморохи шутили, гусляры прославляли, а странники ходили взад-вперед и что то неразборчиво бубнили.
Старшие бояре оценили мероприятие на «отлично». Дьяку дали грамоту и пошли скорее в палаты, гам уже давно стыла медовуха и жарились овцы.
Жизнь текла своим чередом.
202.
Как-то раз отдыхали бояре в гостях у хазар. Сидели по-над речкою и пили квас и пиво, и еще что-то, уже никто не помнил что.
И хазары им в какой-то вот очень веселый момент (наверное, после выступления ансамбля "Березка") и говорят.
А дайте, дескать, нам концессию на мысли! Удивились бояре, но виду не подали.
Почем, спрашивают? И каков механизм предлагается? Будете за скорость брать или за отсутствие?
Да нет, говорят хазары. Вы примите закон, запрещающий думать плохо о царе и о боярах. А дальше мы сами. А вам с того в год миллион. Золотом. Ну, или как захотите. В эквиваленте.
Призадумались бояре. Нам бы доложить надо. Посоветоваться. Согласовать. Подъезжайте через месяцок. Дорешаем.
Вот только еще вопрос. А как с доказательной базой? Как вы узнаете мысли?
Засмеялись хазары. Ну вы прям как дети, говорят. Это ж проще простого. Кто ж о вас хорошо думает-то? Особенно из тех, кто хорошо про вас говорит.
Бояре как-то оторопели слегка от услышанного. А вернувшись, больше о хазарах не вспоминали. Да и они тоже.
У всех дел-то за гланды.
Как-то раз отдыхали бояре в гостях у хазар. Сидели по-над речкою и пили квас и пиво, и еще что-то, уже никто не помнил что.
И хазары им в какой-то вот очень веселый момент (наверное, после выступления ансамбля "Березка") и говорят.
А дайте, дескать, нам концессию на мысли! Удивились бояре, но виду не подали.
Почем, спрашивают? И каков механизм предлагается? Будете за скорость брать или за отсутствие?
Да нет, говорят хазары. Вы примите закон, запрещающий думать плохо о царе и о боярах. А дальше мы сами. А вам с того в год миллион. Золотом. Ну, или как захотите. В эквиваленте.
Призадумались бояре. Нам бы доложить надо. Посоветоваться. Согласовать. Подъезжайте через месяцок. Дорешаем.
Вот только еще вопрос. А как с доказательной базой? Как вы узнаете мысли?
Засмеялись хазары. Ну вы прям как дети, говорят. Это ж проще простого. Кто ж о вас хорошо думает-то? Особенно из тех, кто хорошо про вас говорит.
Бояре как-то оторопели слегка от услышанного. А вернувшись, больше о хазарах не вспоминали. Да и они тоже.
У всех дел-то за гланды.
203.
Совокупная сила бояр была такова, что ничто не могло сравниться с ней, ибо никто не сравнивал.
Но вера в ее огромное количество придавала сил боярскому сословию и ограждала их от нападок князей всяких и других разных воевод, купцов и стрелецких полковников.
Вот такие они были, бояре.
Тут, правда, была одна тайна, которую знали все – по одному они не стоили ничего. Поэтому, когда наступали трудные времена, они старались не расходиться и работали в круглосуточном режиме.
Страх сплачивал их еще неимовернее. Казалось, из них можно было класть стены кремля, и не было бы кремля прочнее.
И не было бы его белее. Ибо белыми были их помыслы. Чистыми были их чувства.
В такие времена сплочения неоднократно пытались на базе думы обосновать монастырь. Но не успевали.
Трудности проходили. Небеса становились солнечными, и бояре расходились по своим теремам, бежали купаться на речку или катались на шубах с горок накатанных.
Это уже зависело от времени года и тяжести прошедшего морока.
Отличные были люди. От других.
Совокупная сила бояр была такова, что ничто не могло сравниться с ней, ибо никто не сравнивал.
Но вера в ее огромное количество придавала сил боярскому сословию и ограждала их от нападок князей всяких и других разных воевод, купцов и стрелецких полковников.
Вот такие они были, бояре.
Тут, правда, была одна тайна, которую знали все – по одному они не стоили ничего. Поэтому, когда наступали трудные времена, они старались не расходиться и работали в круглосуточном режиме.
Страх сплачивал их еще неимовернее. Казалось, из них можно было класть стены кремля, и не было бы кремля прочнее.
И не было бы его белее. Ибо белыми были их помыслы. Чистыми были их чувства.
В такие времена сплочения неоднократно пытались на базе думы обосновать монастырь. Но не успевали.
Трудности проходили. Небеса становились солнечными, и бояре расходились по своим теремам, бежали купаться на речку или катались на шубах с горок накатанных.
Это уже зависело от времени года и тяжести прошедшего морока.
Отличные были люди. От других.