В Новом Свете на удивление сложно с гастрономическими изысками. Ах, какие мидии были в Судаке! Какую уху готовили на Тавриде! А тут...

А тут больше получаешь удовольствие от того, что фрукты и овощи — настоящие, свежие, не пластмассовые, как в Москве.

И этого, по сути, уже хватает — особенно на фоне расчудесной погоды, тёплого и чистого моря, домика в лесу и почти пустынного пляжа.

В одном из своих ранних эссе Захар Прилепин писал, что мужчине для пропитания в день вполне хватает одного варёного яйца, да и то — не всего, а половинки (всё остальное — жене и детям). Ну и, может быть, кружки пива. Это, действительно, так. Проверял на себе неоднократно.

И Новый Свет скорее к этой аскезе ведёт.

Отдельное удивление — алкогольные эксперименты. Вчера нашли с Олегом Тарасовым 4-хлетний коньяк «Коктебель» (кто не в курсе, обычно на прилавках стоит 3-х, 5-ти и 7-милетние). До этого сам постиг аперитив «Чайная роза» — тоже коньячный, на дистилятах «Коктебеля».

Но всё это не сравнится с граппой и чачей из Судака!.. На разлив!.. Вот как: вроде один, скажем так, город или городской округ, всего-то и делов — махнуть по серпантину через гору Сокол, а вот поди ж ты — очень разные селения!

По приезде неожиданно понял (вспомнил), что здесь, в Новом Свете), совсем юный Лёнька Губанов гулевал — ровно 60 лет назад! — и вместе с близким другом и Евгением Евтушенко делил ведро технического спирта от завода шампанских вин (или что-то типа того).

И даже — Губанов чуть не утонул, его сносило течением в открытое море, подальше от берега, но спас друг. А я вот ныряю на этой мелкоте и не очень понимаю, как всё это возможно? Какое течение? Какая глубина? Нет, вполне возможно, что тогда всё было по-другому или Губанов купался в иных местах, но всё же, всё же, всё же...

Всё же Новый Свет похож на Рай.

"Туму" читаю медленно и осторожно, иногда со словарём: учу русский язык. Попутно запомнил несколько фраз на польском и сербском. Но совершенстве овладел вот этим, на тридцать седьмой странице:

“Не ради пьянства, а за-ради духовного братства“.

Планирую применять на практике.

С утра увидел новость: «В Судаке — дождь, ливень». В половину четвертого вышел на улицу — свежо, хорошо, чайки гундосят. Небо чистое. Ни одного признака дождя.

Потому что в Раю дождь только по желанию. Сейчас такого желания нет.

Вчера был день рождения у чудеснейшего поэта — Татьяны Коптеловой (Ларионовой)!

Дорогая Татьяна Алексеевна, столько друг другу сказано, что странно множить всё это. Пусть всё сбывается. Питер, куда вы переехали с Димой Ларионовым, — сказка. Васильевский остров — сказка сказок!

Не забрасывай стихи. А шире — не забрасывай литературу. Без тебя сейчас не обойтись.

С прошедшим!

Похрюкивание этого некогда приличного персонажа превратилось в визг. Что и стоило ожидать.

Надеюсь, что Демидов Олег Владимирович крещëный:«Подкрепившись, мы с грузином вышли. И навстречу нам – Лëня. Ну всё, говорит, сейчас будешь слушать стихи... сидим мы с ним с утра на Пушкинской площади, пьëм водку, он читает наизусть – от начала до конца "Во весь голос" Маяковского. Читает свои стихи. И вокруг нас такое мощное поле: ангелы шелестят крыльями, "мусоров" отгоняют».
Нормальный как яблоко. Биография Леонида Губанова: историческое исследование.
Олег Демидов.
После кладбища и Бахтина просто в голос сначала сама, потом вдвое с N*
Поэт – это образ жизни😁

и всё-таки, каждый раз, когда такое приключается, лезет голову запаздавшая отсылка к Глазкову. Николай Иванычу.
Скажем,

Морды набок и зубы в крошево.
а могли прожить по хорошему.

Это и нас касается.

Утренняя дорога на работу — пока что единственное время, когда можно заняться чем-то ещё — решил закрыть пробелы в образовании, и прочитать непрочтенное у Шекспира

Открыл "Всё хорошо, что хорошо кончается", ничего не зная про сюжет — а там внезапные сократовские диалоги:

Пароль: Спаси вас бог, прекрасная королева

Елена: И вас, монарх

Пароль: Я не монарх.

Елена: А я не королева.

Пароль: Вы в размышлении...О чем -- о девственности?

Елена: Именно. Вы в некотором роде воин. Позвольте задать вам вопрос. Мужчина - заклятый враг девственности; каким образом мы можем ее от него забаррикадировать?

Пароль: Не допускайте его близко.

Елена: Но он нападает, а наша девственность, как доблестно ни защищается, все же слабее. Укажите нам какой-нибудь применяемый на войне способ сопротивления.

Пароль: Такого не существует. Мужчина укрепится, подведет под вас мину — и вы взлетите на воздух.

Елена: Сохрани господь нашу бедную девственность от подкопов и взрывов! Неужели нет какой-нибудь военной хитрости, чтобы девушки тоже могли взрывать мужчин на воздух?

Пароль: Взорвав на воздух девственность, мужчина скорее и сам вспыхнет; взрывая же его — вы пробьете брешь в себе самой, и крепость ваша будет потеряна. В царстве природы такой политики нет, чтобы сохранять девственность. Каждая потеря девственности влечет за собою разумный прирост; девственность не может явиться в мир без того, чтобы раньше не была нарушена чья-нибудь девственность. То, из чего вы созданы, это металл, из которого образуется девственность.  Она слишком холодная подруга: долой, долой ее!

Елена: Нет, я еще немного постою за нее, хотя мне из-за этого и пришлось бы умереть девственницей.

Пароль: В пользу этого "немного" немногое скажешь. Это против правил природы. Кто восхваляет девственность, тот обвиняет свою мать, а это непростительное неповиновение. Девственница — чем она лучше висельника? Девственность — самоубийца, ее следовало бы хоронить на больших дорогах, за чертой священной земли, как дерзкую нарушительницу законов природы. В девственности, как и в сыре, разводятся червячки. Она сама себя поедает и умирает, питаясь собственными внутренностями. Кроме того, девственность капризна, горда, бездеятельна, создана из себялюбия, а это по уставу один из самых тяжелых грехов. Не берегите девственности, вы только выиграете, потеряв ее. Долой ее — и через десять лет у вас будет десять девственниц; это хороший процент, да и капитал от этого не пострадает. Долой ее!

Елена: А что же сделать, чтобы потерять ее по ее собственному желанию?

Пароль: Дайте подумать. По правде — плохо дело: ей придется любить того, кто ее не любит. Но это товар, который утрачивает весь глянец, залежавшись.  Разделайтесь с ней, пока на нее есть охотники: надо, чтобы предложение согласовалось со спросом. Время нужно, чтобы зарумянился пирог или поспела каша, а вашим щекам оно только повредит. Эта девственность похожа на сушеные французские груши: на вид невзрачна, на вкус суха: была когда-то хороша, а теперь, одно слово, сушеная груша. Что с ней делать?

Елена:
Моя еще не такова...
Он в ней найдет любви многообразье:
Найдет в ней мать, любовницу и друга,
Найдет в ней феникса, вождя, врага,
Монархиню, богиню, проводницу,
Советницу, изменницу, подругу;
В тщеславье скромность и в смиренье гордость,
Гармоний фальшь и нежность диссонансов,
Страданья сладость, веру, целый мир
Прелестных, нежных, ласковых имен,
Чей восприемник Купидон. Он будет —
Не знаю, кто... Спаси его Господь.

Дочитала умницу-Демидова.
В моменте теперь это моя любимая книга о поэте, об истории «бронзового века», о поэтическом даре, об эпохе, о творческом закулисье, о дружбе, о любви, о добре, о красоте, о прощении, о Родине. Это не просто жизнеописание поэта Леонида Губанова или сухое, утянутое литературными терминами историческое исследование, а живой, объëмный экскурс по богемной Москве семидесятых годов, рассказанный участниками событий. Книга собрана из писем, бесед, научных и документальных исследований, показаний свидетелей и очевидцев, воспоминаний прямых участников перипетий. Олег Демидов собрал воедино весь этот материал, искусно (как это умеет только он сам) вписав в канву повествования анализ текстов Леонида Губанова, их отсылки к другим авторам и событиям (чем-то по форме напомнило персидские рукописные книги).
Книга энциклопедическая, смешная, эксклюзивная, грустная, концентрированная, по-своему субъективная (в конце концов, это его книга, не нравится – напишите свою), но авторский взгляд везде подтверждён сносками и гигантским списком литературы. Книга многое, если не почти всё, для меня лично объяснила. Она поучительная, горькая, зловещая, живая, заставляющая думать.
Скажем так, я завидую современным студентам литинститутов, потому что они эту книгу прочтут и станут настоящими профи, и жалею себя – студентку нулевых, считавшую, что на Есенине, Ахматовой, Пастернаке и Бродском поэзия в России закончилась.
«Яблоко» написано очень легко. «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает» ©, а почему ясно мыслит? Потому что погружен с головой в это безвременье закрученных гаек (почти средневековье).
Пару слов о гении героя. Художник – это, безусловно, образ жизни. Не всегда это алкогольное безумие, ведь разные есть истории, но это всегда поиск: поиск новых форм, вдохновения, истины, эксперименты, порой неудачные, непонятные окружающим. Это рождение нового, неповторимого. В муках. В одиночестве, доверяясь своей интуиции. В молитве. Опережающее своë время на десятки лет. Знал ли Губанов о своих неудачах, распаде, ошибках? Знал. Но также он знал и о том, что прав. Прав в своей любви к Родине и вере в неё, в своих текстах, в том, что время света его звезды ещё настанет. Не будь его энергии, уверенности в себе, дерзости, смелости, безумия – пробился бы через толщу мещанского застоя этот электрический импульс смогистского вдохновения?
Ответить имеют право только поэты. Поэзия и искусство – это не всегда про «нравится», это даже не про жизнь, это про идею, про Икара, про невозможное. Художник пишет, как должно быть, а в жизни будет так, как будет. Но право выбора всегда остаётся за нами – читателями.

Ветлуга- древний город-книга,
тебя ещё я не читал.
Здесь ночь, раздавленной черникой,
накрыла площадь и вокзал.
Кофейню с надписью: «Две чашки»,
одноэтажные дома.
Ползёт по земляной рубашке
в саду предутренний туман.
Скамейка встреч под веткой груши,
свиданья солнечных часов.
Перетекают в отблеск лужи
и песней тянутся без слов.
Названья улиц птичьей стаей
слетели с губ моих и вот,
я город-книгу вслух читаю
под окнами пчелиных сот.
И доплетаюсь до финала,
до перекрестия дорог.
Я не был здесь и от начала -
придумал всё, что только смог.

12.06.2025.Шаг

Сергей и Сергей — тезки
Строгали рубанком
доски.
Смастерили качели,
Качались четыре недели.
Так они укачались,
Что, когда
распрощались,
Сергей пошел в дом
к Сергею,
А Сергей — в дом
к Сергею.

Олег Григорьев.
Фото Анатолия Шишкова.