Думаю сейчас над темой: что теряет Иран с развалом Сирии, во сколько ему это обойдётся.

Подмигните, если интересно. 10 огней (🔥) и делаю разбор для канала.

Версия

Выше разбор — что Иран потерял с развалом Сирии. Добавлю, насколько это сильное поражение для Ирана:

В Сирии похоронены многомиллиардные иранские инвестиции. Но это не главное. Иран, похоже, и не ставил основной целью зарабатывать в Сирии. Главное: рухнула архитектура безопасности, которую Тегеран последовательно выстраивал 20 лет.

Иранцы потеряли доступ к Средиземному морю и транспортный коридор к ключевому военному союзнику – ливанской «Хезболле». Мой знакомый военный аналитик Дарко Тодоровски считает, что Иран вряд ли сможет оправиться от такого удара, разве что создав-таки ядерное оружие.

Дело не только в конфликте с Израилем. «Хезболла» – иранское «казачье войско», мобильная армия, которую можно было быстро перебросить и развернуть на любом приоритетном направлении боевых действий на Ближнем Востоке.

На «Хезболле» во многом была завязана и оборона в Сирии (района Алеппо). Теперь этот важный Тегерану военный актив будет «заперт» в Ливане и останется наедине с технически превосходящим его Израилем (остается только снабжение по морю).

Я нашёл, что репортерская работа подходит мне, как процесс, состояние, длящееся, как путь. Работа может быть результатом действий, а может процессом, практикой. Трудно сочетать удовольствие цели в том и другом. За тексты, особенно цельные и вдумчивые, я приманиваюсь и усаживаюсь. Навязываю себе разведку, навязываю письмо. Иначе происходит, если «переобуваюсь» в репортера. Процесс часто танцует сам, затаскивает в движение и вращение, «цементирует» внимание целиком.

Собирая материал «с кресла» и работая с ним, внимание мне приходится выторговывать у раздражителей и стимуляторов. Когда от меня ждут сложные тексты, заболеваю лихорадкой Маяковского – поэзия становится «обрабатыва­ющей промышленностью».

Стихи, похоже, стояли ему дорого. Их он вымучивал. Проф. Сергей Савельев пишет, что у Маяковского были слабо развиты речевые центры мозга, поэтому приходилось для стихосложения избыточно эксплуатировать другие ради «добычи» стихов.

Так и я скачу под давлением, чтобы «выкашливать» лонгриды. Может, в силу общего склада ума писать удаётся, но стоит дорого.

Когда я «приезжаю в гости» к документалистике, репортерству, труд становится более интуитивным, перестаёт нарывать, вспучиваться и зудеть. Зависимость от стимуляторов слабнет, прыжки между стоянками тянутся не минуты, а часы. И вместо кручений-верчений вокруг дела, оно уволакивает и кружит, хороводит меня само.

То, что с аналитикой выходит с надрывом и борьбой – прусь через зимний лес, прокладывая лыжню, – в кочевой работе «на земле» происходит скорее само, по ходу лыжни.

В крепких текстах у меня много вымученности, и в желании сильного результата «изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды».

Процесс корреспондирования и съёмки мой ум находит более интуитивным и менее костным. Результат здесь тоже может быть важен. Во всяком случае, к нему я шагаю, чувствуя себя более здоровым и свободным человеком.

Я мечтал делать творческие сложные, значимые «вещи», и всегда думал, что знаю: дорога к этой «звезде» обязывает следовать вьюгой, страданием и катарсисом. А значит, надрыв, надлом и самораспад «включены в меню». А если это не так? И что если путь к значимости и высоте допускает вальсирование, внимание влюблённых глаз, ребячество и игру?

Человек мыслящий и творящий «носит» в себе «органический» конфликт, испытывая внутреннее давление далекой «звезды» и внешнее – «заземляющее», подавляющее потенцию духа.

Человек рискует «взорваться» от того, что внутренний пожар «заперт» и пламенеет вовнутрь, а внешний «холод» и ледяное дыхание «нормировщиков», усреднителей и утилизаторов стремятся загнать творящего, как и всех в «бутылочное горлышко». Именно так нормировщик видит всех людей: крохотными и прозрачными.

Огонь мыслящего испепеляет его силу и душу изнутри. Ему потребен широкий простор, чтобы его поджечь, стать царь-пожаром и пламенем воплоти.

Логика системы противится этому. Ее работники распределяют подсвечники, их и требуется исправно содержать.

Так случается, что пожар мыслящего ему же несет вред и угрозу: требуется многократно сузить себя, чтобы «уместиться» в норму. Нельзя и потухнуть, иначе сочтут хитроумным нарушителем, лодырем и симулянтом.

Впрочем, может и «горящий» найти пользу в нормировке, научившись регулировать свой пламень, и гореть долго и плодовито.

Внесу пару уточнений к предыдущему посту после вопросов и удивлений:

Российскому государству самому убийственно недостает государственного мышления и оно скорее проглядывается, проблескивает им, а не освещено им целостно и постоянно. Бывает, что бизнес (корпорации) демонстрируют больше стратегического планирования, чем государство, а государство в России слишком часто ведет себя, словно оно – бизнес-юнит. Справедливости ради, где сегодня виднеется избыток политической воли, уж не в Берлине-Токио?

Государственным мышлением я бы условно определил: наличие воли власти и ее способности эту волю воплощать в реальность, способность выработать стратегию развития государства и следовать ей, способность живо и активно отвечать на экзистенциальные угрозы государственности, последовательно утверждая и расширяя свою зону влияния и контроля. При всех кошмарах эту волю с избытком демонстрировали те, кто управлял СССР и, например, те, кто управляет Израилем.

В 90-х государства в России почти не было. Но бизнес страной тоже не руководил – катастрофические результаты управления продиктованы не порочностью бизнес-управления. Управления-то и не было. На сцене играли полугорячую гражданскую войну – потопление «Титаника» сопровождалось его разграблением: завоеванием и переделом собственности между потускневшими красными, розовыми, зелеными. Говорить о стратегическом управлении территорией в условиях распада и тяжелого гражданского конфликта не приходится примерно никак.

Участников процесса распада не назовешь даже осколками государства, но также и бизнесом: кланы, олигархи, группы влияния, различные ОПГ – не бизнес-юниты. Не та эпоха, не та риторика. Все это докапиталистические мафиозные структуры. Дети архаики. Старые, древние демоны проснулись и разгулялись по постсоветской перестроечной России прыг-скоком вдоль, вглубь, вбок и поперёк.

Что рискует потерять Россия с падением асадовской Сирии. Вы спрашивали, а я с коллегами и экспертами даже собирал текст с ответами на этот вопрос. Но в поездах-самолётах-переездах забыл вам его показать.