Пидар, дико вытаращив глаза, раскинул татуированные пальцы веером и страшно, словно желая кого-то напугать, зашипел:
— Бля буду, в натуре, щас вальну… Понял?
Самид коротко кивнул.
— Ага.

— В приюте звали Сопля, а по документам я Сярёжа.
— Ну значится так Сопля-Сярёжа, мы бы тебя конечно пропустили, но какой нам от того прок? У тебя судя по твоей рванине ни хера нет ничего.
— Есть дяденьки казаки! — радостно выпалил Серый и вырвал из кармана верёвочку на которой висело витое кольцо с жёлтеньким бриллиантом в два карата.

Вика незаметно переместилась к нему между ног, чуть касаясь, поглаживая его бедра, отчего он с изумлением почувствовал блудливый жар.
— Вот видишь, — заметила наставительно, — ты уже и сейчас не прочь повторить. Подумаешь, больно! Всего потерпеть-то минутку, зато сколько удовольствия. Ты же любишь меня, правда? Вытри слезки, дурачок. Я постараюсь не сильно кусаться.
— Не хочу! — взмолился он. — Боюсь. Уходи прочь!

«Только бы сюда не припёрлись, эмокиды хреновы, – подумал Раковников. – Шли бы нахуй по домам – дрочить на солистку «Токио Хотель» и резать руки поперёк».
«Ориентация север! Я хочу, чтоб ты серил, я хочу, чтоб ты кака-ал!» – раздалось из чьей-то припаркованной машины.
Иван Витальевич скривился, потом ещё глотнул блейзера, поднял ногу, сделал шаг
НАЗАД
и повалился щуплой жопой на замшелый шифер.

— Он, что ли, труп бросил? — не понял Степан Иванович.
— Его бросили, Степа, его. Он сам и есть труп. Ох Матерь Божья, Пресвятая Богородица! Убьют ведь меня! Это ж политика, Степушка, он ведь кандидат в губернаторы, его вся область знает. Что делать-то?

— Сразу в штаны наделал? — бандит ощерился. — Боишься даже двинуться? Фраер зачуханный.
Он сделал шаг вперед, вглядываясь в темноту сквера, за одним из мощных деревьев которого находился Артем.
Двигатель иномарки за воротами по-прежнему работал, ее дверца была открыта. Артем опустил руку в карман. Он никогда не носил с собой даже холодного оружия, полагаясь лишь на свою ловкость и умение владеть телом. Но сейчас пожалел, что у него нет при себе хотя бы перочинного ножа.
Его рука нащупала какую-то монетку. Он вытащил ее.
Обходя девочку, бандит на мгновение отвлекся, и Артем, молниеносно размахнувшись, швырнул монетку. Неожиданно громко она ударилась о кузов машины. Бандит непроизвольно на мгновение повернул голову.
Этого мгновения Артему хватило, чтобы в прыжке выбить пистолет из ею руки.
— Сволочь! Пидар! — Бандит упал на асфальт, пытаясь дотянуться до пистолета.

Шатен напал волком — молча и беспощадно. Его правый кулак врезался Семену под скулу, свалив халдея разом, как быка на бойне. От неожиданности Сивый выпустил Яну. Та, застонав, упала и поспешно отползла подальше.
Опытный уличный боец, Сивый отскочил назад, изготавливаясь к драке.
— Ты чо, гад?! — рявкнул он шатену. — Ур-рою!!!

— А почему его нары были у окна, а твои у.., у параши?
— Какие еще нары?
— Тюремные.
— Теперь он у параши, а я трахаю его бабу.
— Больше не будешь.
— Чего не будешь?
— Трахать его бабу.
— Ссука! – вырвалось у Симы сквозь зубы.

Вор Длугач организовал из жителей Закавказских республик бригаду. На станции технического обслуживания «Форд» они бесплатно производят ремонт своих автомобилей...

Жара, пот, грязь, жопа, Горепукино. Сидим: я, Демьяныч, Аксаныч, Череп, Фаза… Я грю, бабы де? Демьяныч мыкнул, Череп потупил взгляд на свою промежность, Фаза тоже на ето место (свое давно пробито)… Аксаныч с печи (после Туниса он там с кальяном сидит) грит, винта дали… Я грю, куды? В Горесрулькино, с блондинистыми стервами разбираться, грит… Типа, чтобы наших Музыков не спаивали паленкой. Засосал кальяну.

Бык с гримасой отвращения обшарил карманы бродяги:
— Пшёл, — пнул его.
— Жопа-а, — бродяга оттолкнул охранника и шагнул навстречу Автоматчику.
— Утопите это дерьмо, — приказал тот.

К бродяге подошел еще один бык. Автоматчик повернулся к ним спиной, намереваясь продолжить разговор с немцем. И то, что началось сзади, он не видел.
Бык, державший бродягу, неожиданно впечатался лицом в бетон пола.

Я открыл глаза. Прямо на меня с неприятно близкого расстояния смотрели в упор узкие глаза с вертикальными зрачками. Глаза убийцы. Да, глаза – это первое, что я увидел. Потом уже рассмотрел и остальное: крокодилью морду, крупное тренированное тело ящера-троггана и приоткрытую балконную дверь за его спиной.

Молниеносно развернувшись, я полоснул ножом, но… острое как бритва лезвие пропороло пустоту.
— Хе-хе, — гадко хихикнуло за спиной.
— На! — врезал я пяткой назад.
— Хе-хе-хе, — захихикало где-то сбоку.
П-ф-ф… П-ф-ф… П-ф-ф! — Выпустил я туда три пули подряд.
— Хе-хе-хе! — прозвучало над головой...

Ты можешь представить картину, чтобы Холмс с Ватсоном вместо жены профессора Мориарти «кололи» на заказное убийство бомжа жену профессора Вознесенского, а она им про «гондоминимум» твердила? В России даже Холмсу с его гениальной дедукцией ловить нечего. Это ему не Лондон.

— Погодите... Не до Грозного... Вы мне скажите откровенно: Россия войну с клонами... проигрывает?
Иванов посмотрел на меня с любопытством.
— А если, допустим, проигрывает?.. Вы, господин Эстерсон, намерены отказаться от своего решения насчет российского гражданства?

— Почему петь? Я не умею петь.
— Как это не умеешь? Ты же выступала на Восьмое марта, нормально ты поешь. Да и голос на эстраде — последнее дело. Главное — мордашка! А голос обработают.
— Точно! Ты такая секси-куколка, имиджмейкер поработает, и будет бо-омба! — глаза Сони из тоскливых синих омутов в мгновение ока преображаются в огоньки, начинают сиять, а лицо озаряет маниакальная улыбка.
— Стойте, стойте. Никаких песен не будет. Я пойду на «Битву экстрасенсов».

Колобок зацепился взглядом за Клока. Шнырь тёрся рядом с завхозом.
— Олежка! Ну как тебе у нас в отряде?
Клок нахмурился. Но снизошёл до разговора.
— Отряд и отряд. Что я отрядов не видел?
— Олежик, а в умывальнике был сегодня? Рожу свою в зеркало видел?
Клок машинально схватился за своё лицо. Что там не так?
— Видел.
— Ну так замотай её тряпкой!

Жрать нечего, холод, тоска, грязь… Инвалиды наши, у кого руки целы, по ночам на картинки дрочат, хрипят, скулят, жопами по простыням елозят. И водки ни грамма.

— Ай донт андестенд… — Он развел руками, как бы говоря — не понимаю…
— И не поймешь, — я потрогал разбитую губу, сплюнул на пол сгусток крови. — Ты лучше скажи, у тебя попить есть? Ду ю хэв э дринк самфинг фор ми, май фрэнд?
Он засуетился, убежал в комнатку за стойкой, вернулся с двухлитровой бутылкой воды. Всучил ее мне. Я тут же отвернул крышку и жадно принялся пить.
Маленькие ниггеры не успокаивались, продолжали колотить в дверь ногами и кулаками.

Автомат запрыгал в его руках.
Люди попадали, как кегли.
Вой, крики, свист пуль разорвали на куски тяжкое блаженство ночи.