Добрый вечер

что вы думаете насчёт любви?

какой бы заезженный ни был вопрос. Но. мне нравится аналогия любви с вирусом полезным для человека. В случае если не контролировать его, он будет бесконтрольно размножатся и полностью захватит ум человека и превратится в веру. А если контролировать то станет полезным инструментом в построении брака

построение ответа: любовь, как Божий дар (1); о том, как люди по глупости-гордыне растеряли свои половинки (2)

предисловлю
прежде чем говорить что-либо, считаю важным отметить, что заезженных вопросов не бывает, особенно это касается вопросов о природе человека, его чувствах поведении и обо всём, что так или иначе может быть связано с понятием души и её непостижимых правил. стеснялся бы человек заезженного вопроса – похоронили бы старушку философию ещё в античном мире, когда, казалось бы, на все вопросы, волновавшие людей, уже успели ответить, поэтому ни в коем случае не стесняйтесь в дальнейшем, дорогой аноним.

признаюсь честно, что философией любви я совсем не интересуюсь и познания мои в данном разделе невероятно бедны, однако есть у меня парочка анекдотов, мнений и философий, которые могут быть интересны кому-то, но так как вопрос был задан непосредственно мне, о том, что думаю я, я постараюсь скорее раскрыть свою точку зрения, пусть и несколько скудную и в какой-то степени даже категоричную. если же вы захотите знать мнение на этот счёт личностей более уважаемых, чем я, мирно отдыхающих в деревянных коробках метрах в трёх-четырёх под землёй, то, будьте добры, дайте мне об этом знать в анонимном боте, ссылку на которого вы найдёте в био канала. если вопрошающих будет много, я сделаю об этом пост, если нет, я отвечу лично.

тот, кто знаком с моим каналом долгое время, наверняка знает о том, что я христианка, отчасти из-за этого моё понимание любви и происходит от православной доктрины, пусть и имеет немалые отклонения от канонов, поэтому делаю предупреждение (которое, казалось бы, делать бессмысленно, ведь все мы понимаем, что в вопросах философских ни один из чьих-либо монологов перформативом не является, уж тем более если речь идёт о моей точке зрения), что следующий далее текст, до пункта (2), не является руководством к применению: меня спросили о моём мнении – я ответила, так что к каждому предложению и заявлению прибавляйте скромное “по моему мнению”.

(1)
любовь – двигатель действий и движений, так называемый моторчик в лодке человеческого сознания. иными словами, любовь является движением не обязательно физическим, так же и умственным движением человека к чему или кому-либо любимому. она сама по себе свята, так как изначально божественна – сначала нас любит Бог, потом любим мы, любим мы Бога или кого-то другого – уже не так принципиально. соответственно, из моей личной трактовки, исходящей из мысли о любви божественной изначально испытуемой Господом, а не человеком, любовь – благо и добро, что означает, что оно приносит с собой дела и жизнеощущения исключительно положительные, благие, а если и не приносит, то стоит задаться вопросом о том, какое деструктивное, зачастую отождествляемое с грехом чувство задушило бедняжку и держит её в плену, или рождалась ли эта любовь вообще. из моих бесед с служителями Божьими вынесла я следующее: любовь – добродетель, следовательно, чтобы быть добродетельным люби и верши поступки из любви.

важно понимать, что, говоря о любви, я исключаю феноменолизацию понятия, то есть я сейчас не говорю о её проявлениях, как, например, любовь к партнёру, родителям, детям, Богу, кому угодно, так как такой подход неизбежно заведёт меня в размышления, базирующиеся на моём личном опыте, что должно исключаться в рамках философской рефлексии. я говорю непосредственно о самой идее любви, как о явлении, знакомом каждому человеку, а не одной мне, как об одном целом, которое я разделяю со всеми людьми, а не о том единичном, понимаемым мной и одной лишь мной, однако не стоит думать, что таким образом я впадаю в релятивизм, потому что это было бы ужаснейшим оскорблением для любого человека в сфере философии, кроме тех, кто добровольно себя к ряду релятивистов относит.

так, любовь, какой бы она ни была, является явлением положительным, стимулирующим духовное развитие обоих при условии, что она взаимна и чиста.

в какой-то степени любовь несамостоятельна, она самостоятельна лишь в своём зарождении, а в поддержании её жизни уже требуется помощь, как и того, кто её испытывает (субъект), так и того, кто является её объектом, то есть того, к которому испытывают любовь (объект). любовь начинается с момента, когда кто-то любит, однако её зарождение ещё совершенно не означает её продолжение, так как ощущающий любовь имеет выбор поддерживать и подпитывать её эмоциями, событиями, самоубеждением или же, наоборот, дать ей умереть с голода, лишив этих радостей. таков же и выбор того, кого любят, – убить или сохранить. с этой точки зрения, любовь представляется абсолютно зависимой от её субъекта и объекта.
в случае если объект – предмет неодушевлённый, одушевлённости ему придает именно субъект, воображая будто тот подпитывает эту любовь и положительно на неё отвечает тем или иным способом. таким образом, любовь к персонажу из книги, игры, фильма, сериала жива за счёт привязанности субъекта и его ощущения самоидентификации с объектом или даже за счёт фантазий с объектом, за счёт выдуманной возможности столкновения с ним.

говоря о чистоте любви, я намекаю на отсутствие “примесей” других чувств, потому что, к сожалению, то, что любовь свята и божественна, отнимает у неё, скажем так, право на самозащиту. следовательно, любовь неизбежно проигрывает в дуэли с тем, что я раннее назвала деструктивным чувством, именно поэтому часто появляются на (моём) поле зрения индивиды, демонизирующие любовь и отрекающиеся от неё, попутно проклиная всеми возможными словами (как правило, до первого появления той самой чистой любви): "любовь переоценена и приносит только боль, я к ней и близко больше не подойду". по такому же принципу появляются и те, кто винит Бога за то, что тот позволил случиться злу в созданном им же самим мире. как говорится, “в отличие от добра, зло не может себе позволить роскошь быть побеждённым”. следуя такой логике, в дуэли любви и, например, ревности вторая с лёгкостью доведёт первую до асфиксии, заняв тем самым её место и, быть может, растянувшись даже на бОльшую площадь, чем занимала любовь. так, любовь не может принести всякого рода несчастья и горести, а вот восторжествование чувства не святого, деструктивного — да, оттого мне и нравится самовыдуманное (по крайней мере, её источник мне на ум не приходит) выражение: “не бойтесь любви, бойтесь нелюбви”.

так, моя рефлексия приводит к несколько тревожному выводу о том, что любовь невероятно уязвима и хрупка. действительно, её нужно беречь и хранить, сражаясь с пороком в одежде ревности, похоти, страсти, зависти, уныния, страха и прочих. любовь несамостоятельна, что заметно по тому простому принципу, что в понятии любви важную нишу занимает феномен взаимности. её несамостоятельность способствует её проигрышу, значит, во избежание убийства любви человеку стоит её защищать от ошибочных поползновений души, а также придавать ей веса посредством создания воспоминаний, чувств и эмоций. любовь требует вовлечения духовного, оттого и может пугать, она требует всего святого, что может быть в человеке, точнее, ей нужна добродетель, так как сама по себе является источником добродетели вместе с верой и надеждой.

так, если мы с вами, аноним, говорим об аналогиях любви, то моя любовь отождествляема с Господом, в частности с Сыном Божьим, Иисусом Христом, поскольку Тот близок человеку хотя бы своим земным проявлением, своей временной “телесностью”. Иисус, как и любовь, зачат не интимной близостью, а духовной, совершает разного рода чудеса, претворяя воду в вино, излечивая неизлечимое, освобождая и спокойствием награждая, Господь наставляет людей, как их наставляет любовь, однако, как и любовь, подвергается поползновениям греховным, противостоять которым в силу святости не может. как Христа нарекли лжепророком, так и любовь порой ошибочно нарекают губительной. как следствие страха одних и ненависти других, Иисус истекает кровью на кресте, подобно любви, проигравшей нападениям душевным.

(2)
довольно бредней сумасшедшей, мало смыслящей и при том неоправданно гордой, куда интереснее мне в вопросе любви было узнать о том, откуда она появилась, каковы её источники, насчёт чего я ни малейшей гипотезы не имею. буду честна, невероятно мало ответов для себя нашла и ни один неудовлетворительный, в том числе и платоновский миф об андрогинах, о котором я с радостью вам кратко-кратко расскажу.

в произведении “Пир” один из персонажей рассказывает миф об андрогинах или историю о том, как я это назвала, как люди по глупости-гордыне растеряли свои половинки: давным-давно, существовали андрогины, люди, у которых было по четыре руки и четыре ноги. проще говоря, сшитые мужчина и женщина в одно существо, именуемое андрогином. эти существа всё ещё люди, а, значит, всё ещё людским страстям подвержены, в частности такими, как стремление стать богом. богам же такие тенденции известны и в наказание разделили андрогинов, те отныне скитаются по свету в поисках своей половинки..

короче, мне не зашло. я целостная, а не половинчатая!!!! а вы? ах да, и последнее — у любви нет причин на существование, любят просто так, а не за что-то!

«Бог умер»: как христиане на пару с евреями Будду на кресте распяли или краткий путь трёх типов нигилизма
Дисклеймер (который я делаю в н-ный раз): цель канала и большинства его постов – вульгаризация философии для интересующихся ею, другими словами, я перевожу нечитабельно-сложное, в более менее достигаемое – то, о чём я пишу, совершенно не обязательно отражает мою точку зрения. Приятного прочтения!

Всем известный драматический тезис Ницще о смерти Бога у людей, мало знакомых со спецификой его философии, вызывает если не шквал критики и обвинений в богохульстве, то множество вопросов уж точно, что, безусловно, неудивительно, поскольку данная формула таким образом, как может показаться, посягает на целостность того, что ранее в той или иной степени регулировало жизнь людей верующих. Вдобавок, подобное скандальное выражение может восприниматься, как непосредственная угроза убедительности той или иной религии, так как может вызвать неоднозначные вопросы у верующих, а также сомнения с их стороны, что уже может расцениваться, как грех, хоть и сам тезис на самом-то деле предполагает, что Бог есть и существует, однако того постигла страшная участь, и, если Бог существовал и Он умер, следовательно, Тот обязательно должен воскреснуть в силу того, что Он – Бог, верно? Соответственно, возникает следующие вопросы: «как Он умер» или «кто Его убил?».

Прежде чем погружаться в сложнейшее расследование этого страшнейшего убийства, стоит ознакомиться с основными понятиями философии такой спорной личности, как Ницше. Думаю, неважно, читали вы его или нет, знакомились ли вы с его творениями, отдаленно ли и близко ли, с его именем вы непосредственно связываете понятие нигилизма, однако в сознании общественности закрепилось совершенно не первоначальное его значение, а лишь второстепенное, вытекающее из первого. Например, спрошу я вас, мол, знаете ли вы какого-нибудь нигилиста, и в ответ мне точно назовут фамилию персонажа всем известного произведения «Отцы и дети», написанного Тургеневым, – Базарова. И, не переживайте, вы будете правы! Базарова, безусловно, можно считать нигилистом, и это совершенно не будет ошибочным мнением, но при этом, скажем так, Базаров является примером «промежуточного» типа нигилизма. В своей философии Ницше выстраивает некоторую историю нигилизма, через которую проходит человек: так, факт верования в Бога можно было бы считать примером «начального» нигилизма, Базарова – «промежуточного», а Будду – «заключительного». Ницше не использует выражения, которые я вынесла в кавычки, это – мои упрощённые обзывалки, переводящие полотно объяснений Ницше на более ясный язык на первое время, дабы не запутать читателя. Итак, люди, хотя бы немного знакомые с нигилизмом Базарова, должно быть, уже ужаснулись, когда прочитали о том, что верующий в Бога человек тоже является нигилистом. Разберём же наконец, что такое этот ваш нигилизм и с чем его едят.

Сам термин «нигилизм» происходит от латинского nihil, которое принято переводить, как ничто (например, в выражении ex nihilo nihil fit в отношении создания мира - «из ничего ничто не происходит») или как небытие, что, конечно, ошибкой как таковой не является, однако в данном случае допущена именно смысловая ошибка, так как в «нигилизме» nihil будет означать именно ценность небытия, а не небытие, как таковое. Получается, из одной лишь этимологии можно понять, что нигилизм подразумевает ценность небытия, и, следовательно, обесценивает бытие. Другими словами, сама жизнь обесценивается во имя этого самого «небытия», которое на языке религии заменяется более знакомой нам риторикой вроде «иной мир», «Бог» и тому подобное. Так, жизнь становится лишь видимостью, из-за чего теряет всякую ценность. Выходит, самые первые нигилисты – это те, кто видит ценность в сверхчувствительном (в том, что выше чувств, в том, что неосязаемо ни одним из пяти чувств, например), в том, что выше жизни, из-за чего в человеке просыпается воля к небытию и иногда даже отвращение от жизни. Именно это – самое первое значение нигилизма, которое будет называться НЕГАТИВНЫМ нигилизмом. Базаровский нигилизм, уже более известный публике, происходит из негативного, то есть в нём сохраняется отрицание и обесценивание жизни, однако вместе с ней происходит и обесценивание того сверхчувствительного, ради чего жизнь изначально и отошла на второй план. Так, в негативном нигилизме главенствует ценность небытия, а в Базаровском – небытие ценностей. Именно этот нигилизм, отрицающий сверхчувствительное, то есть Бога, например, или идеалы справедливости, правды, истины и прочего, называется РЕАКТИВНЫМ. Отрешение от сверхчувствительного, в частности Бога здесь, провозглашает его смерть и, наконец, «Бог умирает».

Как одно вытекает из другого? Негативный нигилизм, чьей отличительной характеристикой является воля к небытию, а, значит, и обесценивание бытия, допускает так называемую реактивную жизнь, в которой реактивные силы – силы ограничения. Соответственно, это – жизнь слабая, больная. Воля к небытию не только допускает такое состояние, близкое к нулю, но и нуждается в нём, как в средстве приведения жизни к самообесцениванию и самоотрицанию. Так, воля к небытию способствует триумфу реактивных сил (злопамятность или ресентимент, нечистая совесть и аскетический идеал). Из реактивного человека получается: «вечный обвинитель», человек, приумножающий свои страдания, человек, перманентно испытывающий вину, и(или) аскетический человек.

Смерть Бога может быть рассмотрена, как результат абсолютно разных процессов, поскольку дело весьма запутанное. Так, первая «версия следствия» – несчастный случай. По Ницше, Бог мог умереть от сострадания, что в его терминологии переводится, как любовь к больной и слабой жизни: «старый и утомлённый, уставший от воли, Бог, в конце концов, задохнулся от своего слишком большого сострадания». Но кому такое будет интересно? Бог умер, а, если быть точнее, Бог был убит. Но кем?

I. Иудейское и христианское сознание: НЕГАТИВНЫЙ нигилизм (НАЧАЛО)

1) Отец убивает Сына
Как мы и выяснили ранее, идея Бога так или иначе подразумевает волю к небытию и обесценивание жизни, то есть ненависть к ней. В первом сознании, сознании иудейском или сознании злопамятности («они – грешники, плохие, мы – хорошие») отслеживается прославление реактивной жизни, как следствие отрицания жизни, как феномена. Так, первостепенна ненависть к жизни, как к самому явлению, и лишь второстепенна любовь к жизни, но слабой, больной, реактивной, однако происхождение любви от ненависти, а не наоборот, создаёт серьёзную проблему, и, отныне, ставится задача сокрыть эту неудовлетворительную связь. Иудейский Бог предает своего Сына смерти – Бог на кресте сразу перестаёт выглядеть иудеем. Соответственно, христианский Бог есть Бог иудейский, ставший космополитом, освобождённый посредством умерщвления от иудейского сознания злопамятности, поскольку Бог-Сын – это Бог любви, пострадавший от ненависти, создавший новые принципы «для всех».

2) Сын убивает Отца
На кресте умирает старый Бог и рождается новый. Именно в этот момент рождается Бог-Сын и умирает Бог-Отец. Рождается Сын абсолютным сиротой и по своему подобию воссоздаёт Отца. Бог (Отец), вселяющий доселе страх, умирает на кресте и возрождается в Бога любви (Сына), чей предмет – всё ещё реактивная жизнь. Так, Сын убивает Отца, чтобы Его переделать: вместо разгневанного Бога, способного на Всемирный потоп, страшного Бога, Сын предлагает нам милостивого Бога любви, в которого только и требуется что поверить и который просит лишь полюбить Его.

3) Самая страшная фальсификация в истории человечества: грандиозная ложь апостола Павла
Христос умер за наши грехи! – именно эта фальсификация и является основой христианской доктрины, и она, по Ницше, находится на совести апостола Павла. Отец убивает Сына не для освобождения Его от причинно-следственной связи «ненависть – источник любви», а для нас, из-за нас. Он убивает Сына из любви к нам, и нам остается отвечать на такую жертву единственным доступным способом: почувствовать себя виноватыми в этой смерти, но даже этого будет недостаточно – мы должны выплатить то, что мы задолжали, посредством ведения реактивной жизни, чему в подтверждение появляется вторая фальсификации – Воскресение Христа ради нас, во имя реактивной жизни. Если иудейское сознание есть сознание злопамятности («они плохие – мы хорошие»), то христианское сознание есть сознание нечистой совести («мы плохие и нам должно страдать за это»). «Христианское сознание есть сознание иудейское, но перевернутое наизнанку». Отныне, меняется и принцип, из-за которого Отец убил Сына в первой трактовке: любовь больше не является следствием ненависти, но ненависть является средством любви. Создаётся новый принцип, в котором мы воздаём долг ненавистью к себе из любви к Богу, в котором Иисус – воин, но через любовь.

II. Европейское сознание: РЕАКТИВНЫЙ нигилизм – самый безобразный из убийц (СЕРЕДИНА)

Отталкиваемся мы здесь, как и раньше, от негативного нигилизма, поскольку реактивный является его следствием. Выяснив раннее, что воля к небытию, характеризующая негативный нигилизм, допускает ЛИШЬ реактивную жизнь, как единственную, достойную помилования Бога, вспоминаем и то, в чем эта реактивная жизнь заключается, – ненависть к своей жизни, выражающаяся через множественные ограничения (триумф реактивных сил), но всё это во имя любви к высшему, к сверхчувствительному. В какой-то момент реактивная жизнь доходит до того, что она не терпит даже сострадания Бога, этого любопытного свидетеля, проникающего во все сферы жизни, – «Лучше никакого Бога, чем выносить этот его взгляд, это его сострадание, лучше без Него, лучше самому решать, как жить, лучше самому стать Богом». Бог оказывается задушен тем, что он создал, и тем, что он так сильно любит, – реактивный человек, «самый безобразный из людей». На место Бога встаёт Человек, создавая новое, отрекаясь от старого.

III. Буддийское сознание – ПАССИВНЫЙ нигилизм (КОНЕЦ)

Раз уж ранее мы заговорили о фальсификациях, то будет уместным спросить: «Каков тогда истинный смысл Распятия, если не смерть за нас?». Итак, разберёмся, опираясь на тексты, кто такой Христос и каков Его образ. Там, Сын несёт благую весть, радость, учит отказу от действий, отказу от войны даже в целях самозащиты и, наконец, принятию смерти. Ницше клонит здесь к тому, что целью Христа было далеко не то, что нам поведал апостол Павел. Христос не иудей и уж тем более не христианин – «подлинный Христос был разновидностью Будды [...] на не слишком индийской почве». Так, Христос предлагал не веру, а образ жизни, учение ПАССИВНОГО нигилизма, то есть пассивного угасания, заключающегося в отказе от каких-либо действий, от ответа на жестокость и в целом проявления чего-либо. Пассивный нигилизм – это буддизм, а Христос был именно Буддой в этом значении. Выходит, что он опережал эпоху, ведь мы помним, что Будда отождествляем с тем, что я ранее назвала «заключительным» нигилизмом. Христос оказался в месте и времени, где процветал негативный нигилизм, то есть «начальный», а реактивный только-только зарождался. Его смерть, изначально задуманная, как высшее доказательство его учения о полном принятии происходящего вокруг и абсолютном бездействии даже в случае опасности, в каком-то смысле по-настоящему буддийская, была искажена в Павловской мифологии. Иисус учил человека умирать и в доказательство своего учения умер сам.

«Буддизм – религия конца и утомлённости цивилизации; христианство ещё не застаёт такой цивилизации, при необходимости оно её создаёт» – посредством чего, догадайтесь сами, исходя из написанного выше, я оставила вам несколько подсказок! Буду рада почитать ваши предположения в анонимном боте, ссылку на которого вы найдёте в био канала. Можете считать это факультативным домашним заданием для тех, кто любит покопаться в тексте и поанализировать прочитанное :)

В конечном итоге, формула «Бог умер» означает не только отрицание и утрату важности ранее высоких ценностей, пусть это и основное её значение. Эта формула также находит своё отражение и в сознании разных религий, где Бог больше не выступает словом-заменителем небытия, а выступает от своего собственного лица.

и не переживайте, я помню о просьбах написать пост о философии любви, ничего не забыла. задерживаю пост об этом в связи с тем, что, во-первых, сама мало интересуюсь этим, поэтому написание двигается очень медленно, а, во-вторых, крайне мало в истории философии таких же тщательно продуманных доктрин по любви, как, например, по той же свободе человеческой, сами понимаете. такая работа потребует наворотить сборную солянку из Камю, Платона, Сартра, Фромма и других — разброс тот ещё, но я постараюсь обратить ваше желание в явь, друзья!

под настроение предыдущего поста))

(посоветовал уважаемый человек (мой папа) — слушать всем)

Аа, здравствуйте! Если вы можете, то хотелось бы спросить ваше мнение конкретно о су*циде? Почему каждый хватается за чужую жизнь, если узнает, что тот не хочет существовать? Почему су*цид – плохо, если является неким выходом.
Просто лично я считаю, что в этом нет ничего ужасного. И за существование /здесь, на нашей планете/ хвататься не стоит.
Простите, точно вопрос сформулировать не могу, это больше на уровне чувств, поэтому мысль кажется расплывчатой.

Философия самоубийства: гайд по добровольному уходу из жизни

Дисклеймер: Данный пост не является ни апологией самоубийства ни уж тем более призывом к действию. Текст не отражает мою личную точку зрения, напоминаю, канал посвящён вульгаризации философии и философскому разгону тех или иных тем. Если Вы испытываете трудности, незамедлительно обратитесь за помощью к вашим близким и к соответствующим специалистам. Помните, Вы не одни, и все проблемы решаемы. Если темы самоубийства и осознанного нанесения травм самому себе являются Вашим триггером, настоятельно рекомендую прекратить чтение следующего текста прямо сейчас. Оставшимся – приятного прочтения, если оно, конечно, может быть таковым!

Страх смерти, несмотря на кроющуюся в нём долю неразумности, широко распространён среди людей, что, пусть и может казаться парадоксальным, всё равно неудивительно. Вообще, философы частенько пытались развеять эту мрачную пелену над темой смерти, пролив на неё свет надежды, – это далеко не редкая история. Не раз страх перед смертью приравнивался к страху перед жизнью, то есть к, на первый взгляд, довольно нестандартному и лишённому смысла страху, поскольку смерть так или иначе является неизбежной частью жизни, пусть и её завершающей. Более того, история об отказе от страха смерти – одна из самых первых в истории философии, раньше неё только общепринятый по многим причинам, которые мы рассмотрим ниже, ужас перед окончанием жизни, добровольным или нет. Уход из жизни своей безвозвратностью и необратимостью производит абсолютно разный эффект на человека: одним он вселяет недетский страх, других же он соблазняет… И, при всём этом, далеко не факт, что кто-то из этих «одних» и «других» живёт хуже или лучше, но, всё же, подавляющее число людей относится к теме суицида с оправданной предосторожностью. отбросив всю возможную этическую оценку вопроса, самоубийство, казалось бы, не представляет собой ощутимого вреда субъектам «извне». Почему сложилось так, что самоубийство и всё, что его касается, стало если не запретной темой, то общественно порицаемым актом уж точно?
Казалось бы, раз уж мы обречены на смерть, раннюю или позднюю, быструю или долгую, избежать которую не по силам никакому живому существу на свете, нам должно было бы быть предоставлено право выбирать хотя бы её момент. В конце концов, самоубийство ведь не лишает жизни человека, не желающего с ней прощаться, в отличие от убийства, бессомненно непростительного поступка, так что здесь, можно сказать, всё «по обоюдному согласию», где внутреннее душевное Я договорилось с телесным Я о добровольном прекращении жизни, разве нет? Будет ли это тогда убийством вообще, если отсутствует эта идея лишения жизни против воли жертвы? Ведь убить себя – законно и допустимо на правовом уровне (за исключением некоторых стран Африки), хотя, как показывает нам наше время и практика, формальное закрепление тех или иных актов, как законных или нет, не всегда соответствует тому, что мы расцениваем, как «хорошо» или «плохо». И, раз суицид – это выход из душной комнаты жизни, в которой мы вот-вот задохнёмся под тяжёлым гнётом всевозможных трудностей, не пропускающих воздух к лёгким, можно ли в таком случае считать суицид лекарством от жизни?

I. Самоубийство, как грех

В большинстве своём, самоубийство воспринимается человеком, как зло, несчастье, но никак не радостным увлечением, которое стоило бы испробовать каждому – и, понятное дело, это мнение не зависит от национальной принадлежности, верой или не-верой в Бога и тд. И всё же, религия находит своё место везде, несмотря на ваше личное к ней отношение, она будет идти рука об руку со многими сферами жизни, и будет она в том числе верной любовницей философии, так как религия нередко преподносит ответ на извечный вопрос: «Как мне жить?». Сопровождать она будет любого философа в любой его работе – такова эта вездесущая плачущая в молитве женщина, присутствие которой проигнорировать невозможно, – уж особенно если речь идёт об этике (морали). Когда речь заходит об аргументе, связанным с Божественным началом и наличием Бога в целом, я имею обыкновение бегать и проведывать работы христианских теологов, именно поэтому в своих постах, если и появляется тема Господа, я прибегаю к исключительно христианским аргументам, поскольку не сильно сведуща в вопросах других вероисповеданий, как, например, ислам, буддизм или даже пастафарианство – надеюсь, мою необразованность Вы мне простите.
Начнём с самого простого: в первую очередь, я Вас вряд ли удивлю, самоубийство – это грех.
Представляется тогда интереснейший вопрос : почему вера, основывающаяся на принципе чуть ли не излишне жертвенной любви к ближнему, а также на принципе «никому не навреди», запрещает приносить боль самому себе, не говоря уже о самоубийстве? На самом же деле часть ответа кроется непосредственно в этих же оригинальных принципах, так как под ближним ничего нам не мешает подразумевать и самих себя, ведь мы и есть чей-то ближний, в том числе и наш собственный (отсылаю заинтересованных вопросом самоидентификации к посту о Другом, о том, что мы для себя столько же чужие люди, сколько и родные: «Я самому себе знаком, поскольку Я – это я, но я так же себе чужд, поскольку Я – не всегда я»). Следственно, заветы «не навреди ближнему своему» и «люби ближнего своего» запрещают или, точнее, как любил говорить мой первый учитель философии (месье Оливье, вам большой привет!), диссуадируют от затеи относиться к тому самому ближнему, в том числе и к самому себе, с нелюбовью, что, собственно, в себя включает понятие об отказе от причинения ему вреда, то есть и себе тоже. Следовательно, селфхарм можно определить, как грех, так же, как и самоубийство. Не следовать наказу Божьему – значит, от Него отказаться, отказаться от Бога в этой жизни – значит, отказаться от Бога и в жизни после смерти, отказаться от Бога в жизни после смерти – значит, попасть в Ад – но что такое Ад? –, ведь ад – пристанище для тех, кто добровольно отказался иметь с Богом всякое дело при жизни и, поскольку Бог любит своих детей, то бишь нас, насильно в Рай, – а что такое Рай? –, Он вас не потащит, коль Рай – радостное вечное состояние воссоединения с Богом. Не заставлять же не любящего быть рядом с нелюбимым собой, верно?

Однако изначальная беседа зашла совершенно не в то русло – вернёмся к самоубийству, как к греху. Итак, в первую очередь, самоубийство (и селфхарм) грешно, так как, как мы узнали, противоречит банальным принципам христианства о запрете вреда ближнему, включая самого себя. Помимо этого, существует точка зрения, расценивающая этот акт, как своего рода неблагодарность Богу, творцу, за подаренную нам, тварам, жизнь, творение. Идея креационизма, то есть представления о том, что именно Бог создал мир и человечество, подразумевает идею передачи черт от творца к твари (в значении человека, как творения Бога); иными словами, то, что создано Богом, божественно и несовершенно одновременно, но несовершенно оно лишь потому что соприкасается и с Богом, и с бытием одновременно. Если есть создатель, Бог, ничего в мире «подлинного» бытия не имеет, то есть само по себе не существует, всё производно, так как создано кем-то. Всё хорошее, что мы имеем, – от Бога, всё плохое – от нашего движения и метаморфоз из того, кем нас создали изначально, от стремления, противоположного от Бога, что и можно определить, как движение к «ничему» (имейте осторожность не впадать в заблуждение о том, что религия категорически против, например, технологического прогресса и/или прогресса в целом – религия не является синонимом к мракобесию). Если зло – это противоположное добру, а движение к Господу – это добро, то движение к этому «ничему» – это то самое зло. К этому мы и прибавляем самоубийство, ведь чем же является самоубийство по сути своей, не касающейся неестественного ухода из жизни? Это именно стремление к небытию, стремление к этому «ничему».
А что это за стремление к Богу тогда? Обратимся к следующей точке зрения, в которой человек находится на земле для осознания своей грешной природы, что поможет от нее освободиться и воссоединиться с Богом, то есть стремиться к Богу – это жить жизнь и принять своё стремление к греху, определяющее нас, как единственное Божье творение, способное на грех, а также бороться с ним всеми доступными нам способами. Именно таким образом человек может вернуться в своё «первородное» состояние, то есть в момент до грехопадения. Стремление к «ничему» – это стремление в противоположную от Бога сторону, которое в том числе проявляется в отказе от миссии самоосознания, как грешника, то есть в форме суицида; человек преждевременно заканчивает своё «задание» на Земле, однако тяжким грехом в этом действии всё-таки является не тема неблагодарности в прекращении собственной жизни – по крайней мере, позвольте мне самой отречься от такого вектора мыслей. Тяжкий грех – это сильное духовное отступление от Бога, что, в свою очередь, приводит к появлению мыслей о нравственной допустимости данного акта. Так, самоубийство является проявлением или же симптомом этого отступления и, более того, как считали средневековые теологи, чьими фолиантами я вдохновляюсь, пока пишу этот пост, самоубийство является проявлением человеческого высокомерия, в котором человек отворачивается от Бога, выказывая свою способность самолично отнять у себя жизнь, разрушить творение Бога. По сути, самые страшные грехи – это грехи против самих себя: самоубийство, умышленное причинение вреда самому себе, как физическое, так и любой другой более тонкий способ обречь себя на страдания, ведь Христос, как символ благой вести для христиан, совсем не об этом говорил и умер за совершенно другое. Эти физические и нефизические усилия, сами по себе, душу не загрязнят, но её загрязнит именно внутреннее допущение и оправдание этих действии, так как это молчаливое согласие расценивается, как сознательное отречение от Бога. Именно это допущение со стороны человека и знаменует его духовную смерть.

Не забываем, что в христианстве, как и в большинстве религий, физическая смерть – это чуть ли не самое радостное событие в жизни человека, она отрицается, как негативный опыт. Смерть – это воссоединение с той самой истинной и подлинной человеческой природой до грехопадения, но к нему допускаются лишь души живые, не убитые внутренним предательством Господа и не загубленные самопорицанием, приводящему к отказу от духовного. В конце концов, последняя важная деталь в акте отречения от Бога посредством самоубийства, играющая немалую роль, – это отказ от самой почти божественной способности к творению. Самоубийство в этом плане равнозначно убийству, это – разрушение: прекращение самосовершенствования и роста, придание небытию. Разрушением человек отказывается от последнего хорошего, что есть в нём от Бога, – он отказывается творить (отказ от придания бытия), он отказывается от этой «богоподобности», подаренной Богом, поскольку вместе с проклятием, тяготящим человека ко греху и разрушению, одному лишь человеку была дана исключительная возможность творить и создавать (хотя на самом деле человек и создавать-то не может, он может только лишь производить - отсылаю к вымышленной бабкиной записке в словаре – и снова мы в тупике!).

II. Самоубийство, как месть

Человек, субъект, оказывается на свете совершенно не свободным образом, другими словами, ни у кого не стоял выбор между тем появиться на свет или нет. Мы обречённо, независимо от наших желаний, появляемся или не появляемся. Можно сказать, что само наше появление является продуктом не-свободы, отсутствия свободы. Из чего следует интересная мысль, что самоубийство, а точнее сама возможность самостоятельно выбрать время ухода из жизни, является единственным способом утвердить нашу свободу. Субъект свободен по возможности умереть, однако сталкиваемся мы тогда со следующей проблемой: при совершении самоубийства свобода теряется в момент её приобретения, так как после смерти сполна испробовать свою свободу я (теоретическое «я», как и все «я», использованные далее) не способен, как бы сильно я того не желал. Тогда можно сделать предварительное заключение о том, что самоубийство во имя свободы является жертвой, однако это жертва, лишённая всякого смысла, так как полной свободой наделяемся мы лишь на долю на секунды, теряя её в то же время, когда и приобретаем. Или же расклад куда хуже, по Шопенгауэру, даже свободой в тот момент мы наделяемся лишь ложно, ведь тогда совершение самоубийства не является продуктом нашей свободы, а проявлением нашей или даже мировой воли. Очень грубо переводя на более понятный язык, самоубийство в этом случае – это результат единственного двигателя жизни, в котором и кроется причина всех наших страданий – воли, избежать которую тяжело, в случае, если эта воля действительно ваша, но а если же это дремлющая мировая воля, иными словами, бессознательная, так это будет вообще невозможно. Что же эта воля? Воля – это желания и стремление воплотить желания в жизнь, однако воля не является прерогативой человека или даже живого существа в целом, волей наделены и неживые организмы. Если воля человека определяет его поведение и тем самым его жизнь, поскольку человек стремится исполнять свои желания и угождать воле, а в случае неудачи неизбежно страдает, и если у мира, у неживой природы (неживая за неимением сознания) тоже есть воля, которой мироздание потакает, выходит, что мир движется, соответствуя этой воле, точно так же, как и человек. Выходит, самоубийство - есть способ утвердить свободу, но способ этот сомнителен, так как не долгосрочен ввиду того, что свобода заканчивается вместе с жизнью; вдобавок, данный тезис не держится, если представить его в контексте мировой воли или даже понятия судьбы, где самоубийство является событием давно предрешенным кем-то в случае с судьбой или просто-напросто объектом воли, что и делает его неизбежным.