Дмитрий Михайличенко, аналитик, доктор философских наук
О внутренней эмиграции в России
Начало СВО и проведение частичной мобилизации привели к значительному оттоку граждан из страны. Однако сейчас он, по сути, остановился, и даже есть признаки возвращения значительной части уехавших. Показательно: пропаганда прекратила информационно-психологические атаки на уехавших.
Социология несогласия с происходящим (в широком смысле этого слова) характеризуется примерно 20-25%: это те, кто считает, что ситуация в стране движется по неверному пути. Далеко не все из них политизированы, но многие потенциально - часть феномена внутренней эмиграции.
Термин «внутренняя эмиграция» в 2023 году в России характеризует мышление и социальное поведение россиян, неготовых впитывать паттерны подданнической политической культуры, а также высказывать свое публичное отношение к политическому курсу руководства страны при внутреннем несогласии с ним.
Аполитичное "болото" характеризуется, как минимум, 50-60% населения страны, но это - не внутренняя эмиграция в чистом виде. В демократических странах со сменяемой властью больше возможностей для интереса к политике, но также есть свое аполитичное большинство. Термин «внутренняя эмиграция» нужно применять именно к тем, кто занимался/готов был заниматься политикой и проявлять гражданскую активность еще несколько лет назад, но сейчас этого делать не будут. К внутренней эмиграции, полагаю, стоит относить небольшой сегмент 5-7% граждан, которые готовы были заниматься политикой и активно высказывать свою позицию еще 3-5 лет назад, но сейчас этого делать не станут.
Индикаторы этого феномена: 1. Угасание интереса к политике в социуме. На второй год СВО российский социум устойчиво снижает свое внимание к геополитике и политике. Это чувствует на себе и сегмент политических Телеграм-каналов, который постепенно демонстрирует признаки оттока аудитории. Общество не чувствует себя бенефициаром политического процесса, считает, что сделать ничего не может (или полагает, что все идет правильно) и, как следствие, идет дистанцирование от политики. Это видно и по региональным отделениям парламентских и непарламентских партий, которые в последний год активно избавлялись от своего протестного и контрэлитного (в масштабах регионов) актива. 2. Снижение гражданской активности в соцсетях. Многие провластные акторы ушли из признанных в России экстремистской сети Facebook, и общее внимание к политическим текстам в ней снижается: в значительной степени эта площадка сохраняется для эмигрировавших за границу россиян. Для проповедующих внутреннюю эмиграцию важны не соцсети, а дневники. Представители поколения, прошедшего сталинские годы, вряд ли бы пользовались соцсетями активно для выражения своей позиции. И сейчас многие предпочитают воздерживаться от политических постов в соцсетях, особенно, критической направленности. Проявляется работа механизмов цензуры и самоцензуры, в том числе - и в дискурсе политологов в соцсетях и Телеграм-каналах. 3. Уменьшение активности неполитических гражданских организаций. Речь идет об экологах и других активистах. Нынешняя ситуация создает условия, когда любая форма гражданской активности будет поставлена под контроль. Недовольны, например, медики зарплатами (как недавно во Владимирской области). Губернатор тут же заявляет: за этим стоит «чей-то интерес», то есть врачи - лишь пешки, а то, что они могут быть недовольны своим материальным положением, глава региона предпочитает «не замечать».
На дворе - не 1970-е: мобильность социума намного выше времен брежневского застоя, но многие не хотят уезжать и предпочитают внутреннюю эмиграцию. Для государства этот вариант развития событий - вполне себе подходящий. Это может быть одной из граней нового консенсуса общества и власти: «Ты сидишь тихо, починяешь примус, ну а «Большой брат» тебя не трогает». Но баланс этот - шаткий: в ситуацию могут вмешаться обстоятельства непреодолимой силы.
Дмитрий Михайличенко, аналитик, доктор философских наук
О внутренней эмиграции в России
Начало СВО и проведение частичной мобилизации привели к значительному оттоку граждан из страны. Однако сейчас он, по сути, остановился, и даже есть признаки возвращения значительной части уехавших. Показательно: пропаганда прекратила информационно-психологические атаки на уехавших.
Социология несогласия с происходящим (в широком смысле этого слова) характеризуется примерно 20-25%: это те, кто считает, что ситуация в стране движется по неверному пути. Далеко не все из них политизированы, но многие потенциально - часть феномена внутренней эмиграции.
Термин «внутренняя эмиграция» в 2023 году в России характеризует мышление и социальное поведение россиян, неготовых впитывать паттерны подданнической политической культуры, а также высказывать свое публичное отношение к политическому курсу руководства страны при внутреннем несогласии с ним.
Аполитичное "болото" характеризуется, как минимум, 50-60% населения страны, но это - не внутренняя эмиграция в чистом виде. В демократических странах со сменяемой властью больше возможностей для интереса к политике, но также есть свое аполитичное большинство. Термин «внутренняя эмиграция» нужно применять именно к тем, кто занимался/готов был заниматься политикой и проявлять гражданскую активность еще несколько лет назад, но сейчас этого делать не будут. К внутренней эмиграции, полагаю, стоит относить небольшой сегмент 5-7% граждан, которые готовы были заниматься политикой и активно высказывать свою позицию еще 3-5 лет назад, но сейчас этого делать не станут.
Индикаторы этого феномена: 1. Угасание интереса к политике в социуме. На второй год СВО российский социум устойчиво снижает свое внимание к геополитике и политике. Это чувствует на себе и сегмент политических Телеграм-каналов, который постепенно демонстрирует признаки оттока аудитории. Общество не чувствует себя бенефициаром политического процесса, считает, что сделать ничего не может (или полагает, что все идет правильно) и, как следствие, идет дистанцирование от политики. Это видно и по региональным отделениям парламентских и непарламентских партий, которые в последний год активно избавлялись от своего протестного и контрэлитного (в масштабах регионов) актива. 2. Снижение гражданской активности в соцсетях. Многие провластные акторы ушли из признанных в России экстремистской сети Facebook, и общее внимание к политическим текстам в ней снижается: в значительной степени эта площадка сохраняется для эмигрировавших за границу россиян. Для проповедующих внутреннюю эмиграцию важны не соцсети, а дневники. Представители поколения, прошедшего сталинские годы, вряд ли бы пользовались соцсетями активно для выражения своей позиции. И сейчас многие предпочитают воздерживаться от политических постов в соцсетях, особенно, критической направленности. Проявляется работа механизмов цензуры и самоцензуры, в том числе - и в дискурсе политологов в соцсетях и Телеграм-каналах. 3. Уменьшение активности неполитических гражданских организаций. Речь идет об экологах и других активистах. Нынешняя ситуация создает условия, когда любая форма гражданской активности будет поставлена под контроль. Недовольны, например, медики зарплатами (как недавно во Владимирской области). Губернатор тут же заявляет: за этим стоит «чей-то интерес», то есть врачи - лишь пешки, а то, что они могут быть недовольны своим материальным положением, глава региона предпочитает «не замечать».
На дворе - не 1970-е: мобильность социума намного выше времен брежневского застоя, но многие не хотят уезжать и предпочитают внутреннюю эмиграцию. Для государства этот вариант развития событий - вполне себе подходящий. Это может быть одной из граней нового консенсуса общества и власти: «Ты сидишь тихо, починяешь примус, ну а «Большой брат» тебя не трогает». Но баланс этот - шаткий: в ситуацию могут вмешаться обстоятельства непреодолимой силы.
BY Кремлёвский безБашенник
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
At its heart, Telegram is little more than a messaging app like WhatsApp or Signal. But it also offers open channels that enable a single user, or a group of users, to communicate with large numbers in a method similar to a Twitter account. This has proven to be both a blessing and a curse for Telegram and its users, since these channels can be used for both good and ill. Right now, as Wired reports, the app is a key way for Ukrainians to receive updates from the government during the invasion. Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. Continuing its crackdown against entities allegedly involved in a front-running scam using messaging app Telegram, Sebi on Thursday carried out search and seizure operations at the premises of eight entities in multiple locations across the country. Official government accounts have also spread fake fact checks. An official Twitter account for the Russia diplomatic mission in Geneva shared a fake debunking video claiming without evidence that "Western and Ukrainian media are creating thousands of fake news on Russia every day." The video, which has amassed almost 30,000 views, offered a "how-to" spot misinformation. The channel appears to be part of the broader information war that has developed following Russia's invasion of Ukraine. The Kremlin has paid Russian TikTok influencers to push propaganda, according to a Vice News investigation, while ProPublica found that fake Russian fact check videos had been viewed over a million times on Telegram.
from us
