«Вопрос ангела о невероятном счастье – действительно тревожный, потому что христианскую готовность в первую очередь обычно связывают не с этим. Христианская готовность – это готовность к призванию, к долгу, к серьезным этическим вещам; а готовность к невероятному счастью – это что-то очень факультативное. Но вдруг оказывается, что это единственный неотменимый вопрос ангела к человеку, вопрос, от ответа на который при этом можно всегда уйти. Странным образом современный человек готов защищать очень разные вещи – экологию, чьи-либо права, еще что-либо, – но совсем не готов защищать счастье и красоту, потому что это что-то уже совсем дополнительное.
Однако форма живого творческого богословия такова, что если богословие в качестве чего-то определяющего, созидающего и может вернуться в современное гуманитарное академическое пространство – среди того форума наук, искусств и практик, которые представляет современная культура, – то прежде всего в качестве «защитницы» красоты»
Александр Филоненко
Однако форма живого творческого богословия такова, что если богословие в качестве чего-то определяющего, созидающего и может вернуться в современное гуманитарное академическое пространство – среди того форума наук, искусств и практик, которые представляет современная культура, – то прежде всего в качестве «защитницы» красоты»
Александр Филоненко
Внимание! Самостоятельное чтение Писания вредит вашему духовному здоровью.
Знаю, звучит не по-протестантски. Все-таки реформаторы кровью, потом и печатным станком дали нам возможность читать и изучать Священное Писание. Так что мне бы следовало захлопнуть варежку, если б не одна вещь, которая не дает покоя. С приходом реформации, когда Библия попала в руки обычным людям, самостоятельное изучение Писания породило тысячи расколов, сект и до смешного бредовых вероучений. Чего протестанты только не делали и не делают: назначали пришествие Христа, верили самопровозглашенным пророкам. Пастора грозили прихожанам преисподней, если те не будут держать в руках ядовитых змей. А еще - плевать все хотели на Троицу, куда им до святоотеческого занудства, главное ведь - личные отношения с Богом, халилуйя.
Теперь важный момент. Когда мы сегодня настаиваем на самостоятельном чтении Писания, мы должны помнить капец какую важную вещь. Этот досуг, читать книжки, сидя дома и обводя рандомные цитаты маркером, не был свойственен людям первого века, да и вообще ранним христианам, да и вообще христианам до реформации. Такое времяпрепровождение было уделом ученных, Оригенов там всяких, и других немногих, кто умел читать.
Авторы Библии формулировали христианское послание с учетом слушания. Христиане в основном слушали Библию, а не читали ее. И слушание Библии это не просто подкаст, под который можно мыть посуду, слушание Библии - это участие в богослужении. Был один человек, который читал письмо апостола, и была община малограмотных людей, которая слушала письмо. "Блажен читающий и слушающие..." Откр 1:3. Заметим, что слушающие во множественном числе. И в этой среде, читающего и слушающих, рождалось богословие. Именно в этой среде, а не в душном кабинете Чарльза Рассела, осмыслялись библейские тексты. Люди собирались вместе, слушали Слово Божие и вместе приходили к пониманию. Понимание текста совершалась из опыта общения святых. И это общинное прочтение вносит необходимое измерение для понимания христианского провозвестия.
Культура самостоятельного чтения - вещь новая. Она предполагает, что ты, именно ты, ты сам способен охватить весь смысл библейского текста, не скатившись ни в какую ересь. Ульф Экман справедливо говорил о феномене хронологического нарциссизма - это наивное предположение, что только в этот период истории мы наконец-таки поняли, как правильно понимать Библию, а наши предшественники ничего в ней не мыслили. Такая позиция вызвана ошибочным пониманием принципа "только Писание", как полного отвержения христианской традиции. И именно такое чтение вредит духовному здоровью. Авторы Библии не знали, что их тексты будут читать сквозь современные линзы индивидуализма - без учета другого, без общинного опыта, без совместного слушания. Библия - книга для совместного чтения, и истинное понимание этой книги принадлежит не самопровозглашенным пророкам, а христианской общине, которая собравшись вместе осмысливает Слово Божие
Мир был бы чуточку лучше, а ересей меньше, если б протестанты помнили об этом.
Знаю, звучит не по-протестантски. Все-таки реформаторы кровью, потом и печатным станком дали нам возможность читать и изучать Священное Писание. Так что мне бы следовало захлопнуть варежку, если б не одна вещь, которая не дает покоя. С приходом реформации, когда Библия попала в руки обычным людям, самостоятельное изучение Писания породило тысячи расколов, сект и до смешного бредовых вероучений. Чего протестанты только не делали и не делают: назначали пришествие Христа, верили самопровозглашенным пророкам. Пастора грозили прихожанам преисподней, если те не будут держать в руках ядовитых змей. А еще - плевать все хотели на Троицу, куда им до святоотеческого занудства, главное ведь - личные отношения с Богом, халилуйя.
Теперь важный момент. Когда мы сегодня настаиваем на самостоятельном чтении Писания, мы должны помнить капец какую важную вещь. Этот досуг, читать книжки, сидя дома и обводя рандомные цитаты маркером, не был свойственен людям первого века, да и вообще ранним христианам, да и вообще христианам до реформации. Такое времяпрепровождение было уделом ученных, Оригенов там всяких, и других немногих, кто умел читать.
Авторы Библии формулировали христианское послание с учетом слушания. Христиане в основном слушали Библию, а не читали ее. И слушание Библии это не просто подкаст, под который можно мыть посуду, слушание Библии - это участие в богослужении. Был один человек, который читал письмо апостола, и была община малограмотных людей, которая слушала письмо. "Блажен читающий и слушающие..." Откр 1:3. Заметим, что слушающие во множественном числе. И в этой среде, читающего и слушающих, рождалось богословие. Именно в этой среде, а не в душном кабинете Чарльза Рассела, осмыслялись библейские тексты. Люди собирались вместе, слушали Слово Божие и вместе приходили к пониманию. Понимание текста совершалась из опыта общения святых. И это общинное прочтение вносит необходимое измерение для понимания христианского провозвестия.
Культура самостоятельного чтения - вещь новая. Она предполагает, что ты, именно ты, ты сам способен охватить весь смысл библейского текста, не скатившись ни в какую ересь. Ульф Экман справедливо говорил о феномене хронологического нарциссизма - это наивное предположение, что только в этот период истории мы наконец-таки поняли, как правильно понимать Библию, а наши предшественники ничего в ней не мыслили. Такая позиция вызвана ошибочным пониманием принципа "только Писание", как полного отвержения христианской традиции. И именно такое чтение вредит духовному здоровью. Авторы Библии не знали, что их тексты будут читать сквозь современные линзы индивидуализма - без учета другого, без общинного опыта, без совместного слушания. Библия - книга для совместного чтения, и истинное понимание этой книги принадлежит не самопровозглашенным пророкам, а христианской общине, которая собравшись вместе осмысливает Слово Божие
Мир был бы чуточку лучше, а ересей меньше, если б протестанты помнили об этом.
Вечно могу смотреть на огонь, воду и на то, как матёрые реформатские богословы разносят в прах современные доктрины евангельского сообщества😍😍😍
А ещё посмотрите, как они радуются, что открыли что-то новое в Писании, потрясно.
https://youtu.be/O2BbSwsEqf4?si=IHUjauX_VDv9mjG6
А ещё посмотрите, как они радуются, что открыли что-то новое в Писании, потрясно.
https://youtu.be/O2BbSwsEqf4?si=IHUjauX_VDv9mjG6
YouTube
Рождение свыше — событие истории искупления
У нас возникла мысль, и мы постарались ее продумать. Но чтобы два раза не вставать, поговорили под запись. Это видео — фактически съемка рабочей встречи, из которой, возможно, родится серия бесед об историко-искупительном толковании учения о возрождении.…
"Никогда не забуду, в каком смятении был мой сосед по комнате, после того как решился признаться одной хорошенькой девушке в своих чувствах. Мой друг был полностью уверен, что она ответит ему взаимностью. Но оказалось, что он ей не интересен. Она была милой девушкой и хорошей христианкой. Но вместо того, чтобы просто сказать, что парень ей не нравится, и попросить перестать за ней ухаживать, она ударилась в духовные объяснения. «Я очень много о тебе молилась, — начала она, — и Святой Дух ответил мне „нет“». «Нет?» — растерянно переспросил мой приятель. «Нет... и это окончательно», — ответила она.
Бедняга! Его отвергла не только девушка, но и сам Святой Дух! Третье лицо Троицы, вместо того чтобы указывать людям на Христа, на минуточку отвлеклось и занялось делами амурными, чтобы сказать этой девушке не встречаться с моим соседом. Я и не догадывался, что это входит в Его обязанности! Могу поспорить, что в христианских кругах полно мужчин и женщин, парней и девушек, которые винят Бога в своих любовных катастрофах.
Мне часто приходилось слышать истории, в которых девушка отказала несимпатичному кавалеру, сославшись на запрет Святого Духа или на то, что этим вечером она уже идет на свидание с Иисусом. У нас выработался определенный христианский жаргон, который мы используем, чтобы снять с себя ответственность за последствия принятых решений. Если вы не хотите идти на свидание, вам не нравится чье-то ухаживание, вы не намерены вступать в брак и так далее — скажите прямо: «Спасибо, нет» или «Не сейчас», но, пожалуйста, не делайте Бога крайним"
Из книги Кевина Деянга "Делай же что-нибудь!"
Бедняга! Его отвергла не только девушка, но и сам Святой Дух! Третье лицо Троицы, вместо того чтобы указывать людям на Христа, на минуточку отвлеклось и занялось делами амурными, чтобы сказать этой девушке не встречаться с моим соседом. Я и не догадывался, что это входит в Его обязанности! Могу поспорить, что в христианских кругах полно мужчин и женщин, парней и девушек, которые винят Бога в своих любовных катастрофах.
Мне часто приходилось слышать истории, в которых девушка отказала несимпатичному кавалеру, сославшись на запрет Святого Духа или на то, что этим вечером она уже идет на свидание с Иисусом. У нас выработался определенный христианский жаргон, который мы используем, чтобы снять с себя ответственность за последствия принятых решений. Если вы не хотите идти на свидание, вам не нравится чье-то ухаживание, вы не намерены вступать в брак и так далее — скажите прямо: «Спасибо, нет» или «Не сейчас», но, пожалуйста, не делайте Бога крайним"
Из книги Кевина Деянга "Делай же что-нибудь!"
Если бы Бог в доказательство вашей верности Ему попросил бы вас убить вашего сына/папу/маму/кого угодно, то что бы вы сделали?
Anonymous Poll
37%
Не знаю
14%
Убил: Бог требовал такое от Авраама, он призывал Израильтян воевать против язычников, чем я хуже?
49%
Вернул бы билетик в рай и сказал бы, что ничего общего с таким «богом» я иметь не хочу
Интересный факт. Главным популяризатором теории плоской земли был Уилбур Гленн Волива, заместитель Джона Александра Доуи.
Джон Алекснадр Доуи внесен в список так называемых "божьих генералов", его почитают в пятидесятнических и харизматических кругах, так как он двигался в даре исцеления и основал город Сион, недалеко от Чикаго. В этот город ездили за вдохновением первые лидеры пятидесятнического движения. Похоже, и сам Доуи был плоскоземельцем.
Да и вообще, как Доуи так и Волива - люди сомнительной духовности.
Джон Алекснадр Доуи внесен в список так называемых "божьих генералов", его почитают в пятидесятнических и харизматических кругах, так как он двигался в даре исцеления и основал город Сион, недалеко от Чикаго. В этот город ездили за вдохновением первые лидеры пятидесятнического движения. Похоже, и сам Доуи был плоскоземельцем.
Да и вообще, как Доуи так и Волива - люди сомнительной духовности.
Авраам выдает Сарру за свою сестру. Дважды.
Авраама проворачивает такой финт, чтоб его не убили: если вы женаты на красавице, то вас могли убить, а жену забрать. Но если вы прикинетесь ее братом, то вас не убьют, но жену заберут все равно: меньшее из зол.
В 12 главе Аврам отдает Сару - Фараону.
В 20 главе - царю Авимелеху
Все бы ничего, если б между 12 и 20 главой не было 18, где упоминается, что Авраам и Сарра "были стары и в летах преклонных"
И мне непонятно, зачем двум пенсионерам скрывать, что они муж и жена. А еще больше я не могу понять Авимелеха, которому приглянулась старушка Сарра. Зачем она ему?
Я конечно не сомневаюсь, Сарра и в летах была красавицей, но не настолько же, чтоб затаскивать ее на царское ложе.
че думаете?
Авраама проворачивает такой финт, чтоб его не убили: если вы женаты на красавице, то вас могли убить, а жену забрать. Но если вы прикинетесь ее братом, то вас не убьют, но жену заберут все равно: меньшее из зол.
В 12 главе Аврам отдает Сару - Фараону.
В 20 главе - царю Авимелеху
Все бы ничего, если б между 12 и 20 главой не было 18, где упоминается, что Авраам и Сарра "были стары и в летах преклонных"
И мне непонятно, зачем двум пенсионерам скрывать, что они муж и жена. А еще больше я не могу понять Авимелеха, которому приглянулась старушка Сарра. Зачем она ему?
Я конечно не сомневаюсь, Сарра и в летах была красавицей, но не настолько же, чтоб затаскивать ее на царское ложе.
че думаете?
Знание о том, что «я согрешил и недостоин называться твоим сыном» (см. Лк 15:18 сл.) не проистекает из абстрактной антропологии. Только сын, вновь вспомнивший об отчем доме, знает, что он — блудный сын. О том, что мы — враги Бога, мы знаем из того, и только из того, что Бог действительно установил с нами связь.
Карл Барт
Карл Барт
В защиту животных.
Итак, Ветхий Завет – это жестокая книга. Уровень насилия в ней для многих современных читателей является немалым камнем преткновения на пути к христианству. И если насилие между людьми происходит чаще, чем смена нижнего белья, то про насилие по отношению к животным я вообще молчу: царь Соломон для освящения храма принес в жертву двадцать две тысячи крупнорогатых бутузов и сто двадцать тысяч козликов. Цифры эти настолько велики, что кажется, будто их придумал в игривом экстазе маленький ребенок. Вы представляете, какая эта резня? Фильм «Земляне» просто одуванчик в сравнении с этим «священнодействием».
Однако! В среде этой беспощадной жестокости к животным, пророк Нафан рассказывает удивительную притчу царю Давиду:
«…в одном городе были два человека, один богатый, а другой бедный; у богатого было очень много мелкого и крупного скота, а у бедного ничего, кроме одной овечки, которую он купил маленькую и выкормил, и она выросла у него вместе с детьми его; от хлеба его она ела, и из его чаши пила, и на груди у него спала, и была для него, как дочь; и пришел к богатому человеку странник, и тот пожалел взять из своих овец или волов, чтобы приготовить обед для странника, который пришел к нему, а взял овечку бедняка и приготовил ее для человека, который пришел к нему» 2Цар 12:1-4
Эта притча демонстрирует нам два взгляда на бедную овечку. С одной стороны богач, который видит в овечке нашинкованные куски баранины: этот взгляд не выходит за рамки бесчувственного потребительского отношения. С другой стороны, бедняк - он смотрит на овечку как на свое дитя, убаюканное на его груди (тут, кстати, перекличка с Иоанном, который возлежал на груди Иисуса). Бедняк явно любит свою овечку и не намерен ее закалывать. И мне кажется, что тут мы должны удивиться: Нафан умудрился в столь короткой истории, буквально в нескольких выражениях описать невероятно интимные, живые и трогательные отношения между человеком и животным. И более того…
Сам Давид был тронут этим. Давид тоже увидел в овечке бедняка нечто большее, чем просто бекающее мясо. "Сильно разгневался Давид на этого человека и сказал Нафану: жив Господь! достоин смерти человек, сделавший это;" Давид требует смерти богача, хотя по Закону за кражу овцы должен быть только возврат вчетверо (Исх22:1), смертная казнь же предполагалась за убийство другого человека (око за око, душу за душу). Так почему же Давид требует смерти? Возможно, он рассматривает отношения бедняка и овечки как равные отношениям между людьми. Такое предположение оберегает нас от распространённого убеждения, что животные – это ресурс для восполнения наших сребролюбивых потребностей.
Итак, Ветхий Завет – это жестокая книга. Уровень насилия в ней для многих современных читателей является немалым камнем преткновения на пути к христианству. И если насилие между людьми происходит чаще, чем смена нижнего белья, то про насилие по отношению к животным я вообще молчу: царь Соломон для освящения храма принес в жертву двадцать две тысячи крупнорогатых бутузов и сто двадцать тысяч козликов. Цифры эти настолько велики, что кажется, будто их придумал в игривом экстазе маленький ребенок. Вы представляете, какая эта резня? Фильм «Земляне» просто одуванчик в сравнении с этим «священнодействием».
Однако! В среде этой беспощадной жестокости к животным, пророк Нафан рассказывает удивительную притчу царю Давиду:
«…в одном городе были два человека, один богатый, а другой бедный; у богатого было очень много мелкого и крупного скота, а у бедного ничего, кроме одной овечки, которую он купил маленькую и выкормил, и она выросла у него вместе с детьми его; от хлеба его она ела, и из его чаши пила, и на груди у него спала, и была для него, как дочь; и пришел к богатому человеку странник, и тот пожалел взять из своих овец или волов, чтобы приготовить обед для странника, который пришел к нему, а взял овечку бедняка и приготовил ее для человека, который пришел к нему» 2Цар 12:1-4
Эта притча демонстрирует нам два взгляда на бедную овечку. С одной стороны богач, который видит в овечке нашинкованные куски баранины: этот взгляд не выходит за рамки бесчувственного потребительского отношения. С другой стороны, бедняк - он смотрит на овечку как на свое дитя, убаюканное на его груди (тут, кстати, перекличка с Иоанном, который возлежал на груди Иисуса). Бедняк явно любит свою овечку и не намерен ее закалывать. И мне кажется, что тут мы должны удивиться: Нафан умудрился в столь короткой истории, буквально в нескольких выражениях описать невероятно интимные, живые и трогательные отношения между человеком и животным. И более того…
Сам Давид был тронут этим. Давид тоже увидел в овечке бедняка нечто большее, чем просто бекающее мясо. "Сильно разгневался Давид на этого человека и сказал Нафану: жив Господь! достоин смерти человек, сделавший это;" Давид требует смерти богача, хотя по Закону за кражу овцы должен быть только возврат вчетверо (Исх22:1), смертная казнь же предполагалась за убийство другого человека (око за око, душу за душу). Так почему же Давид требует смерти? Возможно, он рассматривает отношения бедняка и овечки как равные отношениям между людьми. Такое предположение оберегает нас от распространённого убеждения, что животные – это ресурс для восполнения наших сребролюбивых потребностей.
Иные языки — это тоже немножко таинство.
Христиане верят не столько в жизнь после смерти, сколько в жизнь после воскресения. Последняя строчка Символа веры –«Ожидаю воскресения мертвых». Воскресение мертвых должно произойти, когда Бог окончательно установит Божье Царство на земле. Небесный Иерусалим сойдет на землю (Откр 21:10) и все небесное и земное соединиться во Христе (Еф 1:10) и все творение будет освобождено от рабства тлению (Рим 8:21)
Мы верим, что это произойдет, потому что Христос воскрес. Воскресший Христос — это первое новое творение Бога. Поэтому если мы сопричастны Ему, то мы тоже новое творение «кто во Христе, тот новая тварь»
Таинства включает в себя именно этот эсхатологический аспект. Крещение — это выражение смерти и воскресения для новой жизни, крещением мы символизируем, что стали частью нового творения, того Божьего Царства, окончательное установление которого мы ждем.
Причастие — трапеза с Господом нашим и со святыми в, опять же, установленном Богом царстве. «Буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего». Причастием мы символизируем нашу сопричастность к новому творению через совместную трапезу с Богом.
И крещением, и причастием мы манифестируем начало обновленного творения и нашу принадлежность к нему, но разными способами (разными видимыми действиями): крещение как погребение старого и воскресение нового, причастие как жизнь в новом мире, где мы разделяем пищу с Богом и святыми.
Итак, таинства — это видимое выражение наступающего Божьего Царства. Т.е. мы физически выражаем через определенные символы то, что Бог совершает духовно. Бог воскресением Христа начал совершать новое творение, а мы физически подчеркиваем некоторые его аспекты.
Глоссолалия или по-другому «иные языки» в современном пятидесятничестве невероятно вписываются в это определение таинств:
молитвой на иных языках подчёркивается всеобщее примирение как неотъемлемый аспект нового творения.
Бог дает языки в день Пятидесятницы. Пятидесятница — это типологический перевертыш Вавилонской башни. Дар языков – это преодоление проклятия Вавилона: человеческого тщеславного желания занять место Бога.
Смешение языков рассеяло людей по всей земле и засвидетельствовало о последствии человеческой греховности в масштабах цивилизаций. «Явились союзы, но уже друг против друга. <…> Началась борьба за разъединение, за обособление, за личность, за мое и твое» — писал Достоевский. Дальнейшее библейское повествование предельно понятно иллюстрирует проблему этого разъединения.
Но Пятидесятница наоборот – собирает народы вместе [1]. В Пятидесятнице начинает исполняться обещание Аврааму о благословении всех народов и провозглашается грядущее Царство Божие, где язык всякой плоти искуплен и обновлен вплоть до возможности провозглашать великие дела Божии. Дальнейшее повествование книги Деяний глубже раскрывает интенцию Пятидесятницы как примирения.
Языковое многообразие, исповедующие истинного Бога, манифестирует грядущее примирение в масштабах цивилизации. Поэтому наша молитва на иных языках не должна восприниматься просто как дар, который «назидает наш дух», в ней есть эсхатологическое измерение, которое, если не будет игнорироваться, может послужить уникальным средством благодати для церкви и постоянным напоминанием о нашем призвании как служителей примирения.
Итак, знаком для жизни в новом творении является крещение, для совместной трапезы со святыми и Богом – причастие, для мирной жизни народов во Христе – молитва на иных языках. Все это — жизнь, трапеза, примирение — ожидает нас в веке грядущем.
Христиане верят не столько в жизнь после смерти, сколько в жизнь после воскресения. Последняя строчка Символа веры –«Ожидаю воскресения мертвых». Воскресение мертвых должно произойти, когда Бог окончательно установит Божье Царство на земле. Небесный Иерусалим сойдет на землю (Откр 21:10) и все небесное и земное соединиться во Христе (Еф 1:10) и все творение будет освобождено от рабства тлению (Рим 8:21)
Мы верим, что это произойдет, потому что Христос воскрес. Воскресший Христос — это первое новое творение Бога. Поэтому если мы сопричастны Ему, то мы тоже новое творение «кто во Христе, тот новая тварь»
Таинства включает в себя именно этот эсхатологический аспект. Крещение — это выражение смерти и воскресения для новой жизни, крещением мы символизируем, что стали частью нового творения, того Божьего Царства, окончательное установление которого мы ждем.
Причастие — трапеза с Господом нашим и со святыми в, опять же, установленном Богом царстве. «Буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего». Причастием мы символизируем нашу сопричастность к новому творению через совместную трапезу с Богом.
И крещением, и причастием мы манифестируем начало обновленного творения и нашу принадлежность к нему, но разными способами (разными видимыми действиями): крещение как погребение старого и воскресение нового, причастие как жизнь в новом мире, где мы разделяем пищу с Богом и святыми.
Итак, таинства — это видимое выражение наступающего Божьего Царства. Т.е. мы физически выражаем через определенные символы то, что Бог совершает духовно. Бог воскресением Христа начал совершать новое творение, а мы физически подчеркиваем некоторые его аспекты.
Глоссолалия или по-другому «иные языки» в современном пятидесятничестве невероятно вписываются в это определение таинств:
молитвой на иных языках подчёркивается всеобщее примирение как неотъемлемый аспект нового творения.
Бог дает языки в день Пятидесятницы. Пятидесятница — это типологический перевертыш Вавилонской башни. Дар языков – это преодоление проклятия Вавилона: человеческого тщеславного желания занять место Бога.
Смешение языков рассеяло людей по всей земле и засвидетельствовало о последствии человеческой греховности в масштабах цивилизаций. «Явились союзы, но уже друг против друга. <…> Началась борьба за разъединение, за обособление, за личность, за мое и твое» — писал Достоевский. Дальнейшее библейское повествование предельно понятно иллюстрирует проблему этого разъединения.
Но Пятидесятница наоборот – собирает народы вместе [1]. В Пятидесятнице начинает исполняться обещание Аврааму о благословении всех народов и провозглашается грядущее Царство Божие, где язык всякой плоти искуплен и обновлен вплоть до возможности провозглашать великие дела Божии. Дальнейшее повествование книги Деяний глубже раскрывает интенцию Пятидесятницы как примирения.
Языковое многообразие, исповедующие истинного Бога, манифестирует грядущее примирение в масштабах цивилизации. Поэтому наша молитва на иных языках не должна восприниматься просто как дар, который «назидает наш дух», в ней есть эсхатологическое измерение, которое, если не будет игнорироваться, может послужить уникальным средством благодати для церкви и постоянным напоминанием о нашем призвании как служителей примирения.
Итак, знаком для жизни в новом творении является крещение, для совместной трапезы со святыми и Богом – причастие, для мирной жизни народов во Христе – молитва на иных языках. Все это — жизнь, трапеза, примирение — ожидает нас в веке грядущем.
В детстве я не любил ходить в церковь. Особенно на вечернее служение. За окном зима, тьма, меня тащат на детское.
В детской комнате снимаешь обувь и, пока другие дети не заметили, что у тебя дырка на носке, спешишь нацепить тряпичные тапки, обязательно не по размеру.
Детские песенки — тот еще конфуз. Мы вставали в линию перед детским служителем, повторяли ее движения. "Узкоглазых корейцев, краснокожих индейцев, любит Спаситель этих и тех..." — пели мы, не зная, что, повзрослев, будем смеяться, над забавным имплицитным расизмом этих строчек.
Но я любил чаепитие. Из-за печений. Я родился в семье, где купленные конфеты считают и распределяют поровну: в церкви же можно было налегать на любые вкусняшки и, если служитель не заметит, протащить в рукаве кофты немножко с собой.
Думаю, чай и печенья — вот что мотивировало меня ходить в церковь.
После первых подростковых лагерей мотивация изменилась. Потому что влюблялся. Думаю, что и в Бога я начал по-настоящему верить, только чтоб впечатлить её, зарекомендовать себя как человека ищущего, духовного и бла-бла.
В четырнадцать, когда домашняя группа проходила у нас дома, я сдуру дал обещание перед всеми, что буду читать Библию каждый день. И это изменило мою жизнь. Медленно, но ежедневно я пробирался через бесконечные родословные и описания устройства храма, недопонимая, где же тут обещанные слащавые цитаты про любовь и всепрощение.
Служителя церкви хвалили меня, говорили, что видят мой духовный рост. Льстило. Но думаю, духовного в этом было мало, я просто хотел нравиться, во-первых. И я любил щеголять своими библейскими знаниями, во-вторых (ничего не изменилось, вроде)
Озираясь назад, моя христианская жизнь мне видится каким-то недоразумением. Мне трудно сказать, вторя своей общине, что я, например, люблю Бога (хотя, может, и люблю), или, что моя вера сильна (а может и сильна?). Могу ли я после этого называться христианином?
Тут я убежденно говорю — да. Спаситель явился нам, именно потому, что, куда ни глянь, все сплошное недоразумение, все зыбко, ненадежно. Греховно. Не на что уповать.
Мое спасение зиждется не на силе моей веры и не на глубоких ощущениях любви к Богу. Я могу сомневаться и абсолютно ничего не чувствовать, но как бы сквозь это я взываю к единственному источнику моего упования — Иисусу Христу, который моя надежда посреди недоразумений.
«Я не знаю дорогу, по которой ведёт меня Бог. Но я очень хорошо знаю Проводника» — говорил Мартин Лютер.
В детской комнате снимаешь обувь и, пока другие дети не заметили, что у тебя дырка на носке, спешишь нацепить тряпичные тапки, обязательно не по размеру.
Детские песенки — тот еще конфуз. Мы вставали в линию перед детским служителем, повторяли ее движения. "Узкоглазых корейцев, краснокожих индейцев, любит Спаситель этих и тех..." — пели мы, не зная, что, повзрослев, будем смеяться, над забавным имплицитным расизмом этих строчек.
Но я любил чаепитие. Из-за печений. Я родился в семье, где купленные конфеты считают и распределяют поровну: в церкви же можно было налегать на любые вкусняшки и, если служитель не заметит, протащить в рукаве кофты немножко с собой.
Думаю, чай и печенья — вот что мотивировало меня ходить в церковь.
После первых подростковых лагерей мотивация изменилась. Потому что влюблялся. Думаю, что и в Бога я начал по-настоящему верить, только чтоб впечатлить её, зарекомендовать себя как человека ищущего, духовного и бла-бла.
В четырнадцать, когда домашняя группа проходила у нас дома, я сдуру дал обещание перед всеми, что буду читать Библию каждый день. И это изменило мою жизнь. Медленно, но ежедневно я пробирался через бесконечные родословные и описания устройства храма, недопонимая, где же тут обещанные слащавые цитаты про любовь и всепрощение.
Служителя церкви хвалили меня, говорили, что видят мой духовный рост. Льстило. Но думаю, духовного в этом было мало, я просто хотел нравиться, во-первых. И я любил щеголять своими библейскими знаниями, во-вторых (ничего не изменилось, вроде)
Озираясь назад, моя христианская жизнь мне видится каким-то недоразумением. Мне трудно сказать, вторя своей общине, что я, например, люблю Бога (хотя, может, и люблю), или, что моя вера сильна (а может и сильна?). Могу ли я после этого называться христианином?
Тут я убежденно говорю — да. Спаситель явился нам, именно потому, что, куда ни глянь, все сплошное недоразумение, все зыбко, ненадежно. Греховно. Не на что уповать.
Мое спасение зиждется не на силе моей веры и не на глубоких ощущениях любви к Богу. Я могу сомневаться и абсолютно ничего не чувствовать, но как бы сквозь это я взываю к единственному источнику моего упования — Иисусу Христу, который моя надежда посреди недоразумений.
«Я не знаю дорогу, по которой ведёт меня Бог. Но я очень хорошо знаю Проводника» — говорил Мартин Лютер.