Давид Самойлов (Давид Самуилович Кауфман; 1920, Москва — 1990, Таллин)
СМЕРТЬ ИМПЕРАТОРА МАКСИМИЛИАНА
Чешская баллада
В строгом замке, что квадратом
Середь города стоит,
Умирает император,
Добрый маленький старик.
Император он природный,
Императором рожден,
И за это всенародной
Он любовью награжден.
Три различных совещанья
Происходит в этот миг,
Три готовят завещанья
Три из трех дворцовых клик.
Три законных претендента,
Тоже, в общем, старики,
Ждут удобного момента
Взять друг друга за грудки.
Император умирает,
Он отходит. Но пока
Награждает и карает
Августейшая рука.
И еще спешат курьеры,
Мчат приказы из дворца.
Еще строятся карьеры
И надеются сердца.
И законы создаются,
Чтоб цвела его страна,
Еще трубы раздаются,
Раздаются ордена.
Но земному государю
До земного дела нет.
Он узрел иные дали,
Он увидел горний свет.
И Господь к нем у приходит
И к земному королю
Стаю ангелов приводит:
— Хочешь, жизнь тебе продлю?
Будешь на своем престоле
Среди ангелов стоять.
По моей высокой воле
Будешь ангелам под стать.
Не ответил сразу старец —
Думал или же дремал.
Долго веки поднимались,
Долго губы разжимал.
Улыбнулся тихо Богу
И ответил: — Не хочу! —
И отправился в дорогу
Вверх по лунном у лучу.
Конец 1975 или начало 1976?
цит. по: "Стихотворения". СПб., Академический проект, 2006 (Новая Библиотека поэта)
СМЕРТЬ ИМПЕРАТОРА МАКСИМИЛИАНА
Чешская баллада
В строгом замке, что квадратом
Середь города стоит,
Умирает император,
Добрый маленький старик.
Император он природный,
Императором рожден,
И за это всенародной
Он любовью награжден.
Три различных совещанья
Происходит в этот миг,
Три готовят завещанья
Три из трех дворцовых клик.
Три законных претендента,
Тоже, в общем, старики,
Ждут удобного момента
Взять друг друга за грудки.
Император умирает,
Он отходит. Но пока
Награждает и карает
Августейшая рука.
И еще спешат курьеры,
Мчат приказы из дворца.
Еще строятся карьеры
И надеются сердца.
И законы создаются,
Чтоб цвела его страна,
Еще трубы раздаются,
Раздаются ордена.
Но земному государю
До земного дела нет.
Он узрел иные дали,
Он увидел горний свет.
И Господь к нем у приходит
И к земному королю
Стаю ангелов приводит:
— Хочешь, жизнь тебе продлю?
Будешь на своем престоле
Среди ангелов стоять.
По моей высокой воле
Будешь ангелам под стать.
Не ответил сразу старец —
Думал или же дремал.
Долго веки поднимались,
Долго губы разжимал.
Улыбнулся тихо Богу
И ответил: — Не хочу! —
И отправился в дорогу
Вверх по лунном у лучу.
Конец 1975 или начало 1976?
цит. по: "Стихотворения". СПб., Академический проект, 2006 (Новая Библиотека поэта)
Forwarded from Книжный магазин «Фаланстер»
Николай Асеев. Стихотворения, поэмы, статьи о поэзии. Выбор Константина Шакаряна
«Б.С.Г.-Пресс». Стоит 1096 р.
Стихотворения, поэмы и статьи яркого представителя русского модернизма, будетлянина и лефовца Николая Асеева (1889—1963) охватывают полвека его работы в поэзии. Стихи располагаются в хронологическом порядке, что позволяет проследить сложный, противоречивый, отмеченный большой самобытностью путь лирики Асеева — от стихов из докнижных публикаций до строк из последнего сборника лирики «Лад» (1963). Предпринята попытка представить Асеева в лучших образцах его лирических и лиро-эпических произведений, а также теоретических работ, высоко оцененных такими специалистами, как Д. Лихачев и Р. Якобсон.
Многие произведения републикуются впервые после долгого перерыва. В ряде случаев уточнены годы написания и первой публикации стихотворений, ошибочно датированных в собрании сочинений поэта и позднейших переизданиях. Впервые учтены авторские исправления в некоторых стихах, прежде печатавшихся лишь в цензурированном варианте.
Заказать с доставкой: [email protected] или www.group-telegram.com/falanster_delivery
«Б.С.Г.-Пресс». Стоит 1096 р.
Стихотворения, поэмы и статьи яркого представителя русского модернизма, будетлянина и лефовца Николая Асеева (1889—1963) охватывают полвека его работы в поэзии. Стихи располагаются в хронологическом порядке, что позволяет проследить сложный, противоречивый, отмеченный большой самобытностью путь лирики Асеева — от стихов из докнижных публикаций до строк из последнего сборника лирики «Лад» (1963). Предпринята попытка представить Асеева в лучших образцах его лирических и лиро-эпических произведений, а также теоретических работ, высоко оцененных такими специалистами, как Д. Лихачев и Р. Якобсон.
Многие произведения републикуются впервые после долгого перерыва. В ряде случаев уточнены годы написания и первой публикации стихотворений, ошибочно датированных в собрании сочинений поэта и позднейших переизданиях. Впервые учтены авторские исправления в некоторых стихах, прежде печатавшихся лишь в цензурированном варианте.
Заказать с доставкой: [email protected] или www.group-telegram.com/falanster_delivery
Forwarded from Книжный магазин «Фаланстер»
Константин Бальмонт. Будем как солнце. Серебряная пряжа. Бальмонт в кривом зеркале. Выбор Юрия Орлицкого.
«Б.С.Г.-Пресс». Стоит 1096 р.
В книгу, составленную современным поэтом и стиховедом Юрием Орлицким (р. 1952), вошли наиболее показательная книга Бальмонта «Будем как Солнце» в авторском бесцензурном виде, его стихи из разных книг, а также корпус пародий на произведения поэта. В Приложении публикуется статья Михаила Бальмонта, посвященная московскому контексту в творчестве поэта, и подборка московских текстов.
Заказать с доставкой: [email protected] или www.group-telegram.com/falanster_delivery
«Б.С.Г.-Пресс». Стоит 1096 р.
В книгу, составленную современным поэтом и стиховедом Юрием Орлицким (р. 1952), вошли наиболее показательная книга Бальмонта «Будем как Солнце» в авторском бесцензурном виде, его стихи из разных книг, а также корпус пародий на произведения поэта. В Приложении публикуется статья Михаила Бальмонта, посвященная московскому контексту в творчестве поэта, и подборка московских текстов.
Заказать с доставкой: [email protected] или www.group-telegram.com/falanster_delivery
"НОВЫЙ МИР", 2025, № 5 - открыты для чтения:
ВИТАЛИЙ КОВАЛЕВ — Когда я был Буратиной, воспоминания
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/kogda-ya-byl-buratinoy/
МАКСИМ АМЕЛИН — Простая премудрость, стихи
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/prostaya-premudrost/
ОЛЕГ ЕРМАКОВ — Шел дядя Гриша, документальный рассказ
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/shel-dyadya-grisha/
ВЯЧЕСЛАВ КУПРИЯНОВ — Плачет слово любовь, стихи
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/plachet-slovo-lyubov/
РОМАН СЕНЧИН — На большой площадке, рассказ
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/na-bolshoy-ploshchadke/
АННА ЗОЛОТАРЁВА — И управляя, и не управляя, стихи
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/i-upravlyaya-i-ne-upravlyaya/
ДМИТРИЙ БРИСЕНКО — Пустое место, рассказы
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/pustoe-mesto/
КОНСТАНТИН ШАКАРЯН — Что осталось под пеплом, стихи
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/chto-ostalos-pod-peplom/
Charles Demuth (1883 - 1935). Juggler. 1916
ВИТАЛИЙ КОВАЛЕВ — Когда я был Буратиной, воспоминания
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/kogda-ya-byl-buratinoy/
МАКСИМ АМЕЛИН — Простая премудрость, стихи
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/prostaya-premudrost/
ОЛЕГ ЕРМАКОВ — Шел дядя Гриша, документальный рассказ
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/shel-dyadya-grisha/
ВЯЧЕСЛАВ КУПРИЯНОВ — Плачет слово любовь, стихи
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/plachet-slovo-lyubov/
РОМАН СЕНЧИН — На большой площадке, рассказ
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/na-bolshoy-ploshchadke/
АННА ЗОЛОТАРЁВА — И управляя, и не управляя, стихи
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/i-upravlyaya-i-ne-upravlyaya/
ДМИТРИЙ БРИСЕНКО — Пустое место, рассказы
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/pustoe-mesto/
КОНСТАНТИН ШАКАРЯН — Что осталось под пеплом, стихи
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/chto-ostalos-pod-peplom/
Charles Demuth (1883 - 1935). Juggler. 1916
Forwarded from Полка
Шесть новых книг о русской литературе:
📘 Татьяна Гусенцова, Ирина Добрынина. Литературное путешествие по Выборгской стороне Санкт-Петербурга. XIX — 80-е гг. XX в. СПб.: Алетейя, 2025.
Выборгская сторона в поэзии и прозе.
📕 Большие и малые вехи русского апокалипсиса: война и революция в русской истории и литературе первой четверти XX века. М.: ИМЛИ РАН, 2025.
Коллективная монография.
📔 Ani Kokobobo. Leo Tolstoy. The Power of Dissent. Boston: Academic Studies Press, 2025.
Книга о несогласном Толстом, Толстом-диссиденте, Толстом-полемисте.
📓 Дарья Еремеева. Не пиши! Не будь писателем! М.: Бослен, 2025.
Книга о том, как Толстой и Чехов отзывались о литературном творчестве.
📔 Ефим Бершин. Без чертежа и плана. М.: Русский ПЕН-Центр, 2025.
Собрание эссе о поэтах и прозаиках, с которыми автор дружил или был знаком: Борисе Слуцком, Семёне Липкине, Инне Лиснянской и других.
📔 М. Ю. Лермонтов: pro et contra. СПб.: РХГА, 2025.
Переиздание антологии критических и научных работ о Лермонтове.
📘 Татьяна Гусенцова, Ирина Добрынина. Литературное путешествие по Выборгской стороне Санкт-Петербурга. XIX — 80-е гг. XX в. СПб.: Алетейя, 2025.
Выборгская сторона в поэзии и прозе.
📕 Большие и малые вехи русского апокалипсиса: война и революция в русской истории и литературе первой четверти XX века. М.: ИМЛИ РАН, 2025.
Коллективная монография.
📔 Ani Kokobobo. Leo Tolstoy. The Power of Dissent. Boston: Academic Studies Press, 2025.
Книга о несогласном Толстом, Толстом-диссиденте, Толстом-полемисте.
📓 Дарья Еремеева. Не пиши! Не будь писателем! М.: Бослен, 2025.
Книга о том, как Толстой и Чехов отзывались о литературном творчестве.
📔 Ефим Бершин. Без чертежа и плана. М.: Русский ПЕН-Центр, 2025.
Собрание эссе о поэтах и прозаиках, с которыми автор дружил или был знаком: Борисе Слуцком, Семёне Липкине, Инне Лиснянской и других.
📔 М. Ю. Лермонтов: pro et contra. СПб.: РХГА, 2025.
Переиздание антологии критических и научных работ о Лермонтове.
Forwarded from Gleb Shulpyakov
Друзья меня обычно осуждают, когда я подпаиваю вином домашних животных - но тут, что называется, сам бог велел. Эжен Делакруа. Фреска в древнеримском духе «Бахус и тигр». Музей Делакруа, Париж.
Forwarded from введение к отсутствующему
подумалось поздним вечером – что вот удивительна все-таки и всерьез заставляет задуматься судьба русской критики –
- ведь кто, в сущности, есть Белинский? –
- злой мальчик, несчастный, мечущийся, любящий в себе свой пафос – и считающий его достаточным свидетельством, саму горячность и ненависть принимая за предмет стремлений, заменяя ее там, где не получается испытывать, школьной риторикой –
- Добролюбов – золотушный, съевший в свои двадцать с небольшим библиотеку, ничего не видевший, мечтающий о жизни – и торопящийся всех научить, как одаренный мальчик, уже не уверенный, но еще крепко держащийся за веру, что прочитанное – и есть истина-
- ведь если не верить в это – то как жить? чувствуя, что самой жизни почти не отпущено –
- Писарев, кто мог бы стать большим и сложным, доживи он и сумей пробиться через все волнения и хаос собственной тонкой души – и который всю нежность и понимание бронирует в «на самом деле все просто» -
- а может, и ничего бы не выросло, просто состарился бы, рассыпался, как рыхлый ком, в симметрии своей последней возлюбленной – хоть, кажется, хоть в этот раз – реальной –
- о Ткачевых, Антоновичах и Зайцевых лучше умолчать – то лишь бледные повторения уже бывшего –
- все повторяющегося исходного, того соединения молодости и порыва, где пафос принимается за доказательство, энергия отрицания – за верность противоположного –
- то, праотцом чему Полевой, хоть сам он ничего подобного не хотел, но что поделать – еще один умный, на сей раз сибирский мальчик, открывший, сколь легко можно судить обо всем, вооружившись новейшим знанием, пришедшим со свежей книжкой парижского обозрения –
- потом моды сменятся, Париж обернется Берлином, а потом и вовсе Лондоном и чучелом Бентама –
- ну да это детали –
- но ведь винить их, этих столь разных, болезненно-трепетного Писарева, который все никак не повзрослеет и кутается в решительность слов, скрывая свою нежность и хрупкость, Добролюбова и Белинского, которые все мечтают, что их полюбит настоящая, хотелось бы – сама Бакунина! – а нет, приходится довольствоваться… и то что-то придумывать на ходу, то с омерзением смотреть на случайную соседку –
- и хочется написать настоящее, но где тут собраться посреди всего – и остается уверять, что журнал и есть самое настоящее –
- и нельзя сказать, что нет других – есть и Дружинин, и Страхов, и Анненков –
- но они ведь не слышны – и как им говорить всерьез, вновь и вновь, там, где натыкаешься лишь на вежливое расположение –
- все сказано правильно, все размерено мудро, но не стать «властителем умов» -
- и все несчастны, ведь властвующие умами не обретают от этого ни покоя, ни счастья – ни даже хотя бы житейского благополучия –
- а иные понимают, что никакой власти у них нет – и все вроде бы правильно, во всяком случае с большим тактом и делом, чем у тех, несчастных и «зловредных», а нет, все в пустую – неведомому будущему читателю, да приятелю, дремля кивающему, мол да, хорошо сказано, по делу –
- им бы, конечно, как мечтает Дружинин, «для своих» писать, да вот беда – мир весь этот, читающий и пишущий, слишком маленький, не развернуться, не разминуться –
- словом, все от тесноты, «квартирный вопрос», коммунальная квартира вредит здоровью духа
- ведь кто, в сущности, есть Белинский? –
- злой мальчик, несчастный, мечущийся, любящий в себе свой пафос – и считающий его достаточным свидетельством, саму горячность и ненависть принимая за предмет стремлений, заменяя ее там, где не получается испытывать, школьной риторикой –
- Добролюбов – золотушный, съевший в свои двадцать с небольшим библиотеку, ничего не видевший, мечтающий о жизни – и торопящийся всех научить, как одаренный мальчик, уже не уверенный, но еще крепко держащийся за веру, что прочитанное – и есть истина-
- ведь если не верить в это – то как жить? чувствуя, что самой жизни почти не отпущено –
- Писарев, кто мог бы стать большим и сложным, доживи он и сумей пробиться через все волнения и хаос собственной тонкой души – и который всю нежность и понимание бронирует в «на самом деле все просто» -
- а может, и ничего бы не выросло, просто состарился бы, рассыпался, как рыхлый ком, в симметрии своей последней возлюбленной – хоть, кажется, хоть в этот раз – реальной –
- о Ткачевых, Антоновичах и Зайцевых лучше умолчать – то лишь бледные повторения уже бывшего –
- все повторяющегося исходного, того соединения молодости и порыва, где пафос принимается за доказательство, энергия отрицания – за верность противоположного –
- то, праотцом чему Полевой, хоть сам он ничего подобного не хотел, но что поделать – еще один умный, на сей раз сибирский мальчик, открывший, сколь легко можно судить обо всем, вооружившись новейшим знанием, пришедшим со свежей книжкой парижского обозрения –
- потом моды сменятся, Париж обернется Берлином, а потом и вовсе Лондоном и чучелом Бентама –
- ну да это детали –
- но ведь винить их, этих столь разных, болезненно-трепетного Писарева, который все никак не повзрослеет и кутается в решительность слов, скрывая свою нежность и хрупкость, Добролюбова и Белинского, которые все мечтают, что их полюбит настоящая, хотелось бы – сама Бакунина! – а нет, приходится довольствоваться… и то что-то придумывать на ходу, то с омерзением смотреть на случайную соседку –
- и хочется написать настоящее, но где тут собраться посреди всего – и остается уверять, что журнал и есть самое настоящее –
- и нельзя сказать, что нет других – есть и Дружинин, и Страхов, и Анненков –
- но они ведь не слышны – и как им говорить всерьез, вновь и вновь, там, где натыкаешься лишь на вежливое расположение –
- все сказано правильно, все размерено мудро, но не стать «властителем умов» -
- и все несчастны, ведь властвующие умами не обретают от этого ни покоя, ни счастья – ни даже хотя бы житейского благополучия –
- а иные понимают, что никакой власти у них нет – и все вроде бы правильно, во всяком случае с большим тактом и делом, чем у тех, несчастных и «зловредных», а нет, все в пустую – неведомому будущему читателю, да приятелю, дремля кивающему, мол да, хорошо сказано, по делу –
- им бы, конечно, как мечтает Дружинин, «для своих» писать, да вот беда – мир весь этот, читающий и пишущий, слишком маленький, не развернуться, не разминуться –
- словом, все от тесноты, «квартирный вопрос», коммунальная квартира вредит здоровью духа
Роман Сенчин. Тиняков и Первая мировая. Материалы к биографии Александра Тинякова. — «Дружба народов», 2025, № 3.
Фрагмент книги. «Да, Александр Иванович Тиняков был поперечным и поэтом, и человеком, и его настоящее отношение к Первой мировой войне узнать вряд ли удастся. А может быть, оно менялось; самого себя Тиняков характеризовал как человека неустойчивого, что подтверждает вся его жизнь. Одновременно поэт-декадент и подражатель Бунина, близкий к социал-демократам и защитник самодержавной власти, автор либеральной газеты „День” и почти в то же время черносотенной „Земщины”, добрый знакомый Зинаиды Гиппиус и Бориса Никольского. Антисемит, большевистский агитатор, монархист, профессиональный нищий, соловецкий заключенный, инвалид с „оттенком старого интеллигента”».
Другой фрагмент этой книги см.: «Новый мир», 2025, № 1.
ПЕРИОДИКА (составитель Андрей Василевский). "Новый мир", 2025, № 5: https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/periodika-5-2025/
Фрагмент книги. «Да, Александр Иванович Тиняков был поперечным и поэтом, и человеком, и его настоящее отношение к Первой мировой войне узнать вряд ли удастся. А может быть, оно менялось; самого себя Тиняков характеризовал как человека неустойчивого, что подтверждает вся его жизнь. Одновременно поэт-декадент и подражатель Бунина, близкий к социал-демократам и защитник самодержавной власти, автор либеральной газеты „День” и почти в то же время черносотенной „Земщины”, добрый знакомый Зинаиды Гиппиус и Бориса Никольского. Антисемит, большевистский агитатор, монархист, профессиональный нищий, соловецкий заключенный, инвалид с „оттенком старого интеллигента”».
Другой фрагмент этой книги см.: «Новый мир», 2025, № 1.
ПЕРИОДИКА (составитель Андрей Василевский). "Новый мир", 2025, № 5: https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/periodika-5-2025/
"20 апреля [1945]. Утром артподготовка. Горит уголь; видимо, от осколков снарядов что ли; потому что крошечные кучки у рельс и те горят. От пожаров уголь в ямах засыпан песком. Транспортеры. Тополя. Плакучие ивы. Свежая зелень. — Мы смеемся, что сидим в горящей угольной яме. — Двенадцать офицеров поехали на рекогносцировку и попали к немцам. Восемь выбралось, остальные убиты что ли. Их разыскивают. «Чех держит кирпичный завод, надо сконцентрировать всю артиллерию и разбить. Что он за дурак такой? Путь подтянет хоть сто стволов и даст залп. Тут очагами и надо его разбивать. Давайте». Идут дивизии неравномерно, одна вперед, другая топчется, — приходится толкать.
Превосходный шкаф светлого дуба с ореховой отделкой, диваны; девица, на животе у которой сидит амур с цветочком, и вторая девица, фотография, похожая на его знакомую. — Артподготовка, похоже на то, что едешь в железном вагоне, подпрыгиваешь, и трясет тебя неимоверно. — Вокруг насыпь, холмы с домами, полем и деревьями; едут всадники. И все останавливаются и смотрят на запад. На насыпях тоже стоят люди. На мосту, под которым угольные ямы, и идет вонючий дым из-под темно-желтого песка, стоят часовые.
Запись прерываю. Собирают завтрак. Сообщение о контратаке немцев: к ним придан из Берлина полк в составе трех батальонов и сорок танков. Добровольский уже продвинулся на три километра. Позади нас — залпы орудий, снаряды со свистом летят над трубами. Шесть труб, две по бокам, и четыре в середине, пробиты частью снарядами, а частью сами немцы пробили их, чтобы усадить наблюдателей. — Приехал Крюков. Он все еще колеблется входить. Минеры нашли в колодце десять мин возле наших дверей. — Возле Гибсон немцы выкинули белый и красный флаги. (...)
Тут мои записки прерываются. Я узнал, что наши близко от Берлина и поехал в Ландсберг, где находился штаб Жукова. Сейчас, пиша роман «При взятии Берлина», я перечел эти записки. Как жаль, что не было времени вести их более полно, — впрочем, разве запишешь всю жизнь? Получилась бы нелепость; здесь за жизнью не угонится и не запишет ее никакой художник, потому что сочетать наблюдения и запись очень трудно. (...)"
Всеволод Вячеславович Иванов (1895 - 1963)
Сайт "Прожито". Издание: Иванов В. В. Дневники. М., ИМЛИ РАН, Наследие, 2001
Превосходный шкаф светлого дуба с ореховой отделкой, диваны; девица, на животе у которой сидит амур с цветочком, и вторая девица, фотография, похожая на его знакомую. — Артподготовка, похоже на то, что едешь в железном вагоне, подпрыгиваешь, и трясет тебя неимоверно. — Вокруг насыпь, холмы с домами, полем и деревьями; едут всадники. И все останавливаются и смотрят на запад. На насыпях тоже стоят люди. На мосту, под которым угольные ямы, и идет вонючий дым из-под темно-желтого песка, стоят часовые.
Запись прерываю. Собирают завтрак. Сообщение о контратаке немцев: к ним придан из Берлина полк в составе трех батальонов и сорок танков. Добровольский уже продвинулся на три километра. Позади нас — залпы орудий, снаряды со свистом летят над трубами. Шесть труб, две по бокам, и четыре в середине, пробиты частью снарядами, а частью сами немцы пробили их, чтобы усадить наблюдателей. — Приехал Крюков. Он все еще колеблется входить. Минеры нашли в колодце десять мин возле наших дверей. — Возле Гибсон немцы выкинули белый и красный флаги. (...)
Тут мои записки прерываются. Я узнал, что наши близко от Берлина и поехал в Ландсберг, где находился штаб Жукова. Сейчас, пиша роман «При взятии Берлина», я перечел эти записки. Как жаль, что не было времени вести их более полно, — впрочем, разве запишешь всю жизнь? Получилась бы нелепость; здесь за жизнью не угонится и не запишет ее никакой художник, потому что сочетать наблюдения и запись очень трудно. (...)"
Всеволод Вячеславович Иванов (1895 - 1963)
Сайт "Прожито". Издание: Иванов В. В. Дневники. М., ИМЛИ РАН, Наследие, 2001
Давид Самойлов (Давид Самуилович Кауфман; 1920, Москва — 1990, Таллин)
* * *
Я ехал по холмам Богемии,
Где хмель зеленел вдоль шоссе,
И слушал, что хмеля цветение
Моей говорило душе.
Та почва тяжелая, красная
И хмеля зеленый дымок
Тогда говорили про разное,
Про то, что понять я не мог.
Я ехал по холмам Богемии,
Вкушая движенье и цвет,
И был я намного блаженнее
В неведенье будущих бед.
1968
цит. по: "Стихотворения". СПб., Академический проект, 2006 (Новая Библиотека поэта)
* * *
Я ехал по холмам Богемии,
Где хмель зеленел вдоль шоссе,
И слушал, что хмеля цветение
Моей говорило душе.
Та почва тяжелая, красная
И хмеля зеленый дымок
Тогда говорили про разное,
Про то, что понять я не мог.
Я ехал по холмам Богемии,
Вкушая движенье и цвет,
И был я намного блаженнее
В неведенье будущих бед.
1968
цит. по: "Стихотворения". СПб., Академический проект, 2006 (Новая Библиотека поэта)
"Мне подарили хомяка. Маленький, беленький с глазками как черные бусинки. В его клетке было все, что ему нужно — и еда, и питье, и вертушка, внутри которой он мог бегать, сколько ему захочется. Занимаясь своими делами, я нет-нет да подходил к хомяку, чтобы посмотреть, что он делает. А хомяк либо грыз крупу, набивая про запас свои щеки, либо спал, но чаще бегал в своей любимой вертушке.
Однажды я подумал — что это он все время сидит в своей клетке? Я вон и по всей квартире хожу, и во дворе играю. А он в этой клетке как в тюрьме. И стал я выпускать хомяка, но, конечно, следил за ним. А то так запрячется, что не найду его.
Но шло время, и я почувствовал, что хомяк какой-то скучный. В вертушке перестал бегать, крупу грызет как-то вяло, да и вообще стал он чуть другой, так как на боку у него какая-то шишка вздулась.
Однажды брат посмотрел на хомяка и сказал:
— Знаешь, похоже, он умрет. Советую отнести его на пустырь, где дом строится. Там есть заросли, в них и оставь его. Пусть хоть немного на свободе побудет.
Я посмотрел на хомяка, подумал о том, что сказал брат, и мне тоже захотелось, чтобы хомяк стал свободным. Но очень грустно было с ним расставаться.
Я насыпал в кулек семечек, отломил краюху хлеба, посадил хомяка в коробку от обуви и пошел с ним на пустырь. Конечно, я сразу же подумал о кошках, которые здесь водятся, а потому залез в самую непролазную глубину зарослей. Здесь я и посадил хомяка на землю и высыпал перед ним горку семечек.
Может, хомяк поест здесь какой-нибудь травки и вылечится? — подумал я. — А потом он сделает себе норку и будет в ней жить. Мне так хотелось в это верить. Я посмотрел в последний раз на хомяка и стал выбираться из зарослей.
Когда шел по дороге к дому, начался сильный дождь. Я побежал к дому и все думал — как же там сейчас хомяк? Он же никогда не был под дождем!.. А я все бежал к дому и не переставал видеть перед собой хомяка — как он сидел там, в зарослях, перед горсткой семечек и смотрел на меня своими доверчивыми глазками-бусинками"
ВИТАЛИЙ КОВАЛЕВ — Когда я был Буратиной, воспоминания. "Новый мир", 2025, № 5: https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/kogda-ya-byl-buratinoy/
Однажды я подумал — что это он все время сидит в своей клетке? Я вон и по всей квартире хожу, и во дворе играю. А он в этой клетке как в тюрьме. И стал я выпускать хомяка, но, конечно, следил за ним. А то так запрячется, что не найду его.
Но шло время, и я почувствовал, что хомяк какой-то скучный. В вертушке перестал бегать, крупу грызет как-то вяло, да и вообще стал он чуть другой, так как на боку у него какая-то шишка вздулась.
Однажды брат посмотрел на хомяка и сказал:
— Знаешь, похоже, он умрет. Советую отнести его на пустырь, где дом строится. Там есть заросли, в них и оставь его. Пусть хоть немного на свободе побудет.
Я посмотрел на хомяка, подумал о том, что сказал брат, и мне тоже захотелось, чтобы хомяк стал свободным. Но очень грустно было с ним расставаться.
Я насыпал в кулек семечек, отломил краюху хлеба, посадил хомяка в коробку от обуви и пошел с ним на пустырь. Конечно, я сразу же подумал о кошках, которые здесь водятся, а потому залез в самую непролазную глубину зарослей. Здесь я и посадил хомяка на землю и высыпал перед ним горку семечек.
Может, хомяк поест здесь какой-нибудь травки и вылечится? — подумал я. — А потом он сделает себе норку и будет в ней жить. Мне так хотелось в это верить. Я посмотрел в последний раз на хомяка и стал выбираться из зарослей.
Когда шел по дороге к дому, начался сильный дождь. Я побежал к дому и все думал — как же там сейчас хомяк? Он же никогда не был под дождем!.. А я все бежал к дому и не переставал видеть перед собой хомяка — как он сидел там, в зарослях, перед горсткой семечек и смотрел на меня своими доверчивыми глазками-бусинками"
ВИТАЛИЙ КОВАЛЕВ — Когда я был Буратиной, воспоминания. "Новый мир", 2025, № 5: https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/kogda-ya-byl-buratinoy/
В Великом Новгороде завершилась реставрация одной из стариннейших русских церквей — Рождественского собора Антониева монастыря https://www.theartnewspaper.ru/posts/20250624-ruvf/
The Art Newspaper Russia
Третий по древности: важный новгородский собор снова доступен для публики
В Великом Новгороде завершилась реставрация одной из стариннейших русских церквей — Рождественского собора Антониева монастыря. К решению этой задачи музей-заповедник, ведающий храмом, подошел со всей ответственностью
В Переделкино пройдет Фестиваль литературного творчества. Спикерами и ведущими фестиваля выступят преподаватели Creative Writing School, школы «Мне есть что сказать», WLAG, Литературного института имени А.М. Горького, магистратуры «Литературное мастерство» НИУ ВШЭ https://godliteratury.ru/articles/2025/06/24/v-peredelkino-projdet-festival-literaturnogo-tvorchestva/
Год Литературы
В Переделкино пройдет Фестиваль литературного творчества «Ближе» - Год Литературы
Тема фестиваля - «Что нам мешает?». Спикерами и ведущими выступят преподаватели Creative Writing School, школы «Мне есть что сказать», WLAG, Литературного института имени А.М. Горького, магистратуры «Литературное мастерство» НИУ ВШЭ
Обзор литературной периодики (июнь-2025). "Второй обзор за восемь лет существования нашей рубрики, в котором пришлось обойтись без «Журнального зала». Произносить это всё ещё странно, но – приходится" https://godliteratury.ru/articles/2025/06/24/obzor-literaturnoj-periodiki-iiun-2025/
Год Литературы
Обзор литературной периодики (июнь 2025). Борис Кутенков - Год Литературы
Второй обзор за восемь лет существования нашей рубрики, в котором пришлось обойтись без «Журнального зала». Произносить это всё ещё странно, но – приходится
"НОВЫЙ МИР", 2025, № 5 - открыты для чтения:
АНАТОЛИЙ КЛЮЧНИКОВ — Из жизни тружеников тыла, воспоминания https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/iz-zhizni-truzhenikov-tyla/
МАКСИМ АМЕЛИН — Простая премудрость, стихи
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/prostaya-premudrost/
ОЛЕГ ЕРМАКОВ — Шел дядя Гриша, документальный рассказ
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/shel-dyadya-grisha/
ВЯЧЕСЛАВ КУПРИЯНОВ — Плачет слово любовь, стихи
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/plachet-slovo-lyubov/
РОМАН СЕНЧИН — На большой площадке, рассказ
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/na-bolshoy-ploshchadke/
АННА ЗОЛОТАРЁВА — И управляя, и не управляя, стихи
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/i-upravlyaya-i-ne-upravlyaya/
ПАВЕЛ СОКОЛОВ — Сын вернулся. Рассказ из книги «Переводчик» https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/syn-vernulsya/
ВИТАЛИЙ КОВАЛЕВ — Когда я был Буратиной, воспоминания
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/kogda-ya-byl-buratinoy/
Walter Kurt Wiemken (1907 – 1940). Утро. 1939
АНАТОЛИЙ КЛЮЧНИКОВ — Из жизни тружеников тыла, воспоминания https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/iz-zhizni-truzhenikov-tyla/
МАКСИМ АМЕЛИН — Простая премудрость, стихи
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/prostaya-premudrost/
ОЛЕГ ЕРМАКОВ — Шел дядя Гриша, документальный рассказ
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/shel-dyadya-grisha/
ВЯЧЕСЛАВ КУПРИЯНОВ — Плачет слово любовь, стихи
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/plachet-slovo-lyubov/
РОМАН СЕНЧИН — На большой площадке, рассказ
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/na-bolshoy-ploshchadke/
АННА ЗОЛОТАРЁВА — И управляя, и не управляя, стихи
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/i-upravlyaya-i-ne-upravlyaya/
ПАВЕЛ СОКОЛОВ — Сын вернулся. Рассказ из книги «Переводчик» https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/syn-vernulsya/
ВИТАЛИЙ КОВАЛЕВ — Когда я был Буратиной, воспоминания
https://nm1925.ru/articles/2025/5-2025/kogda-ya-byl-buratinoy/
Walter Kurt Wiemken (1907 – 1940). Утро. 1939