👬👬👬 Славой Жижек:
Как известно всякому, кому пришлось отслужить в армии, брутальная гомофобия может легко уживаться (и, как правило, уживается) с подавляемой скрытой гомосексуальностью. Почему армейское устройство так резко противится открыто признать присутствие геев в своих рядах? Не потому, что гомосексуальность представляет угрозу для будто бы «фаллической и патриархальной» либидинальной экономики армейского сообщества, а, напротив, потому, что само армейское сообщество основывается на подавляемой/отрицаемой гомосексуальности как ключевой составляющей мужского братства военных.
Из своего личного опыта я знаю, что печально известная старая Югославская народная армия была гомофобна до крайности (если узнавали о гомосексуальных наклонностях военнослужащего, он тотчас же становился изгоем и до самой демобилизации к нему относились как к пустому месту), но в то же самое время повседневная армейская жизнь была пропитана атмосферой гомосексуальных намеков.
Скажем, когда солдаты стояли в очереди за едой, обычной вульгарной шуткой было ткнуть пальцем в задницу стоящего впереди, а затем быстро от дернуть его, чтобы, когда удивленный солдат обернется, он не знал, кто из его тупо и похабно ухмыляющихся товарищей сделал это.
Здесь важно не упустить, что это хрупкое сосуществование крайней гомофобии и противоречивой, то есть не признаваемой публично, «тайной» гомосексуальной либидинальной экономики свидетельствует о том, что дискурс военного сообщества может функционировать, лишь подвергая цензуре свою либидинальную основу.
Как известно всякому, кому пришлось отслужить в армии, брутальная гомофобия может легко уживаться (и, как правило, уживается) с подавляемой скрытой гомосексуальностью. Почему армейское устройство так резко противится открыто признать присутствие геев в своих рядах? Не потому, что гомосексуальность представляет угрозу для будто бы «фаллической и патриархальной» либидинальной экономики армейского сообщества, а, напротив, потому, что само армейское сообщество основывается на подавляемой/отрицаемой гомосексуальности как ключевой составляющей мужского братства военных.
Из своего личного опыта я знаю, что печально известная старая Югославская народная армия была гомофобна до крайности (если узнавали о гомосексуальных наклонностях военнослужащего, он тотчас же становился изгоем и до самой демобилизации к нему относились как к пустому месту), но в то же самое время повседневная армейская жизнь была пропитана атмосферой гомосексуальных намеков.
Скажем, когда солдаты стояли в очереди за едой, обычной вульгарной шуткой было ткнуть пальцем в задницу стоящего впереди, а затем быстро от дернуть его, чтобы, когда удивленный солдат обернется, он не знал, кто из его тупо и похабно ухмыляющихся товарищей сделал это.
Здесь важно не упустить, что это хрупкое сосуществование крайней гомофобии и противоречивой, то есть не признаваемой публично, «тайной» гомосексуальной либидинальной экономики свидетельствует о том, что дискурс военного сообщества может функционировать, лишь подвергая цензуре свою либидинальную основу.
Лакановская аксиома: в каждом видении (picture) существует слепое пятно, и то, на что я смотрю, возвращает мне мой взгляд (смотрит на меня в ответ) из этого самого пятна. Именно в этом контексте следует читать лакановский тезис о рефлексивном характере фрейдовского влечения (drive) как se faire (визуальное влечение это не влечение к тому, что увидеть, но, в противоположность желанию (desire) увидеть является влечением к тому, чтобы быть увиденным, и т.д.).
Не указывает ли Лакан таким образом на саму театральную сущность человеческого существа? Наше фундаментальное устремление - это не наблюдать, но быть частью постановки на сцене, представить себя взгляду - не определенному взгляду конкретной персоны в реальности, но несуществующему чистому Взгляду (Gaze) Большого Другого.
Это тот самый взгляд, для которого вырезались детали на античных римских акведуках, на самом верху, невидимые человеческому глазу; взгляд, для которого древние Инки складывали свои гигантские каменные фигуры, которые можно увидеть только с высоты птичьего полета; взгляд, для которого сталинисты организовывали свои публичные процессы.
Обозначить этот взгляд словом "божественный" означает уже джентрифицировать его статус, лишив его "акусматической" природы, того факта, что это ничей взгляд, взгляд свободно плавающий в пространстве, взгляд без носителя. Две соотносящиеся позиции актера на сцене и зрителя не являются онтологически эквивалентными или одновременными: мы изначально не являемся зрителями драмы реальности, но являемся частью постановки организованной для несуществующего взгляда, и только вторично проявляется наше самоосознание позиции наблюдающих за сценой. Невыносимая "невозможная" позиция это не позиция актера, а позиция наблюдателя, публики.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Viacheslav
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Наша немецкая философия это на самом деле мечта о Французской революции... Кант - это наш Робеспьер
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Метелкин (историк в Лондоне)
Почти три года спустя после начала большой войны в Украине: как меняются наши взгляды, наш анализ, наше понимание её причин и последствий? Почему Дональд Трамп вернулся к власти в США? Почему в крупнейших странах ЕС распадаются правящие коалиции? Почему Израиль начинает новые войны и почему международные институты ничего не могут с этим сделать? Как эти события воспринимаются в русскоязычном сообществе, где разрыв между «уехавшими» и «оставшимися» становится все ощутимее? Что мы, российские левые, думаем о глубоком кризисе российской либеральной оппозиции? И наконец, самый важный вопрос: как мы можем объединиться, чтобы сопротивляться войнам, разрушениям и неравенству ради справедливости и солидарности?
Одним декабрьским вечером левые журналисты и активисты собрались в Париже, чтобы обсудить итоги 2024 года.
https://youtu.be/2jGc31sZBZM
Одним декабрьским вечером левые журналисты и активисты собрались в Париже, чтобы обсудить итоги 2024 года.
https://youtu.be/2jGc31sZBZM
YouTube
ИТОГИ 2024. Война, Трамп, кризис демократии, российская оппозиция, левые
Почти три года спустя после начала большой войны в Украине: как меняются наши взгляды, наш анализ, наше понимание её причин и последствий? Почему Дональд Трамп вернулся к власти в США? Почему в крупнейших странах ЕС распадаются правящие коалиции? Почему Израиль…
Forwarded from Post-Marxist Studies
❄️ Это был тяжелый год. Но нас спасали мемы, поэтому мы не удержались и собрали в одном месте те, что особо запали редакции Post-Marxist Studies. Пишите в комментариях, получилось ли у вас бинго!
😱😱😱 Славой Жижек:
При анализе кино чрезвычайно важно понимать однородную, последовательную, аутентичную реальность в качестве продукта "вторичного развертывания", т.е. разделять в ней части (символической) рееальности и фантастической галлюцинации. Достаточно вспомнить "Один дома". Весь фильм строится на том, что семья мальчик - его интерсубъективное окружение, его Другой - и два грабителя, которые постоянно угрожают ему, когда семьи нет дома, никогда не пересекаются. Грабители выходят на сцену когда мальчик дома один, и когда, в конце фильма, его семья возвращается домой, все следы пребывания грабителей дома магическим образом исчезают несмотря на то, что борьба между ними и мальчиком носила весьма разрушительный характер. Сам факт того, что существование грабителей не признано Другим, несомненно свидетельствует о том, что мы имеем дело с фантазией мальчика. В тот момент, когда на экране появляются двое грабителей, пространство изменяется и мы впрыгиваем из социальной реальности в фантастическую вселенную, в которой нет ни смерти, ни вины; во вселенную грубых мультипликационных шуток; во вселенную, в которой галлон бензина может взорваться прямо у тебя на голове, и единственный вред, который ты получаешь, - сгоревшая шевелюра. Возможно именно так следует понимать известную сцену с воплем Маколея Калкина: не как выражение его страха перед грабителями, а как свидетельство его ужаса перед тем, чтобы вновь оказаться в мире своих собственных фантазий.
При анализе кино чрезвычайно важно понимать однородную, последовательную, аутентичную реальность в качестве продукта "вторичного развертывания", т.е. разделять в ней части (символической) рееальности и фантастической галлюцинации. Достаточно вспомнить "Один дома". Весь фильм строится на том, что семья мальчик - его интерсубъективное окружение, его Другой - и два грабителя, которые постоянно угрожают ему, когда семьи нет дома, никогда не пересекаются. Грабители выходят на сцену когда мальчик дома один, и когда, в конце фильма, его семья возвращается домой, все следы пребывания грабителей дома магическим образом исчезают несмотря на то, что борьба между ними и мальчиком носила весьма разрушительный характер. Сам факт того, что существование грабителей не признано Другим, несомненно свидетельствует о том, что мы имеем дело с фантазией мальчика. В тот момент, когда на экране появляются двое грабителей, пространство изменяется и мы впрыгиваем из социальной реальности в фантастическую вселенную, в которой нет ни смерти, ни вины; во вселенную грубых мультипликационных шуток; во вселенную, в которой галлон бензина может взорваться прямо у тебя на голове, и единственный вред, который ты получаешь, - сгоревшая шевелюра. Возможно именно так следует понимать известную сцену с воплем Маколея Калкина: не как выражение его страха перед грабителями, а как свидетельство его ужаса перед тем, чтобы вновь оказаться в мире своих собственных фантазий.