На записи воспоминания боевого соратника отца, Роберта Остаева.

Цырт на фоне гор, Мамисон.

На днях я встретил студентов одного из ведущих вузов России — они приехали в Осетию, чтобы провести исследование о том, чего жители Владикавказа ждут от городской среды.

Все они столкнулись с одной странной проблемой: у половины студентов Telegram в Осетии не работал без VPN, а у другой — всё было нормально. Возможно, здесь тестируют новые алгоритмы фильтрации трафика, при которых доступ к сервисам зависит не просто от местоположения, а от того, откуда ты приехал.

То есть для местных пользователей определённые сервисы могут быть недоступны, а для гостей — открыты. Получается, фильтрация происходит не только по списку заблокированных ресурсов, но и по самой аудитории. Индивидуальный режим ограничения доступа к информации — именно так, видимо, теперь будет работать Большой Брат.

Продолжая тему экспериментов с алгоритмами фильтрации трафика и странностей с доступом к Telegram — ещё одна история, услышанная от знакомых.

Одна девушка провела около трёх недель в соседнем регионе, где занималась полевыми работами. После возвращения мессенджер без VPN у неё перестал работать — и так уже несколько месяцев. Номер у неё местный, живёт она здесь же, но система, по всей видимости, успела «приписать» её к другой локации. Ни перезагрузка телефона, ни переустановка приложения не помогли.

Похоже, в какой-то момент тестировалась база, в которую вносились сим-карты, активные на определённых вышках, и теперь их «привязка» работает автоматически. Получается, фильтрация трафика всё больше напоминает систему цифрового учета: где был, с кем был, через что выходил в сеть. И вернуть контроль над своим цифровым следом становится всё труднее.

Уже несколько друзей, которые приезжали в Осетию за последние несколько месяцев, отмечают безумное количество собак на улицах Владикавказа. Причем собаки концентрируются в местах, где обычно много туристов (да и людей в целом), например, возле Армянской церкви, буквально выпрашивают лакомства. И чем больше собак становятся тем менее дружелюбное их поведение. Если честно, я сам не могу вспомнить, когда было в городе так много собак.

На канале КРЫЛЬЯ НАЦИИ вышел выпуск с Аликом Пухати, автором канала Rajdian
Интервью было проведено в Северной Осетии летом 2024 г.
Передача об авторе канала, моральных установках, взаимосвязи со зрителями.

https://youtu.be/yb6a7aJoI90?si=1Wpg2HGq8T4V-PD-

Один провайдер оказался чуть настойчивее остальных. В отличие от Комитета по цифровому развитию Осетии, который бодро отрапортовал, что «никаких проблем не видит», ребята из @M2Connect решили бороться за своих пользователей и за относительно свободный интернет в Осетии.

И да, в наши времена это звучит почти как фантастика — но у них получилось. Не без поддержки журналистов, авторов и редакторов телеканалов. Выступили единым фронтом. А вот Комитет по цифровому развитию, как и ожидалось, остался в стороне. Хотя, судя по всему, это тот редкий случай, когда комитету стоило бы переименоваться — хотя бы ради честности. Потому что к цифровому развитию он отношения не имеет.

Катаю друзей по горам, помимо все прочего их удивила тотальная газификация горных сел.
— У нас тут от Москвы отъезжаешь 50км и не каждое село газифицировано, а у вас тут везде трубы, даже в маленьких горных сёлах.

С @dzhusoitysoslan высоко в горах Осетии. Преимущество расположения Владикавказа – это близость к горам, буквально полчаса и ты уже в местах, где плывут облака. За счет такой резкой смены обстановки всегда достигается wow-эффект, в результате которого организм насыщается гормоном счастья. Буквально, счастье в горах.

Объявления в введении/снятии режима "беспилотной опасности" в Осетии проходят так буднично, что люди к этому уже относятся как к рассылкам МЧС об угрозе оползней или пожаров в горах. Опасное привыкание к не самой безопасной обстановке.

Нет, Алик. Привыкание к таким обьявлениям не самое плохое. Гораздо раньше мы привыкли к тому, что в лентах новостных каналов или в том же запретграме спокойно чередуются сообщения о погибших во время СВО с совершенно рутинными или даже развлекательными вещами. В этом уже давно перестали видеть что-то выходящее из ряда вон.
А объявления о беспилотной опасности перед этим действительно простая мелочь.

В культуре Осетии отношение к кладбищам кардинально отличается от восприятия, характерного для Западной и Восточной Европы. Там кладбище — это чаще всего место страха, опасности, злых духов и нежити. В европейском фольклоре оно фигурирует как пространство, которое следует обходить стороной. А вот у нас — всё наоборот.

Кладбище в осетинской традиции — это, прежде всего, место покоя твоих кровных предков. Это не пространство зла, а место, где ты в каком-то смысле находишься под защитой. Здесь покоятся твои близкие, твоя родня, и потому ты можешь чувствовать себя в безопасности. В осетинском фольклоре места, где обитают злые духи, — это скорее овраги, высохшие русла рек, но никак не кладбища.

Когда мой отец был ребёнком, его однажды поругал дедушка, и он — обидевшись — решил уйти от него к другому дедушке, жившему в соседнем селе в нескольких километрах. Семилетний мальчик спокойно пошёл от села к селу, а когда уже возвращался в фамильный дом от дедушки по материнской стороне, от в какой-то момент устал и лёг отдохнуть прямо на кладбище, неподалёку от родного селения Хслит. И тут его разбудил старик, который сказал: «Лӕппу, ардыгай ацу, ам дын ницы куыст нӕй! [Мальчик, вставай, иди отсюда. Тебе здесь делать нечего]». Отец поднялся, отряхнулся — старика уже не было. Было совершенно тихо и пусто.

Когда я впервые услышал эту историю, меня поразило то, насколько спокойно воспринимается сам факт: ребёнок заснул на кладбище и никто не увидел в этом ничего страшного. Это многое говорит о нашем мировоззрении, этот мир считается временным, иллюзорным. А настоящий — тот, в который мы отправимся после смерти.

Из Грозного до Владикавказа — просто, чтобы увидеть своих друзей. Шамиль Сулейманов никогда не даёт забыть, что самое ценное в жизни — это долгие беседы с близкими.

Если ориентироваться на данные двух последних переписей населения России, то динамика изменения численности следующая:

Осетины 528 тысяч в 2010 — 485 тысяч в 2021 (-8,11%)

Ингуши 444 тысяч в 2010 — 517 тысяч в 2021 (+16,27%)

Кабардинцы 516 тысяч в 2010 — 523 тысячи в 2021 (+1,27%)

Таким образом за десять лет осетин в России стало меньше чем ингушей, чего никогда не было. Численность кабардинце же никогда не была выше, если опираться даже на самые ранние переписи населения СССР 1926 года. Стоит только порадоваться за наших ближайших соседей. Но, что же делать нашему народу — сидеть и наблюдать за своим ускоренным исчезновением? Это не просто речевой оборот, а подтвержденные официальными данными факты. (@roxsdar)

Память о героях жива, пока есть потомки, которые их будут помнить.

Знакомый осетин, живущий в Грузии, рассказал о том, как проходила недавняя перепись населения:

"Недавно в Грузии прошла перепись населения. Они приходили и к нам домой. Нас спрашивали, кто мы по национальности и мы ответили, что мы осетины, но нам сказали что не зарегистрируют нас как осетин. То же самое они сделали с моими знакомыми осетинами, их записали как грузин. И соответственно, остальные осетины были записаны как грузины. Т.е они искусственно увеличивают грузинское население за счет осетин.

Не исключено что грузинами были записаны и некоторые представители других малочисленных этнических групп. Таким образом, в Грузии проживает намного больше осетин чем 14 тыс., которые себя считают осетинами, за исключением осхъопилта".

Почему так важно сохранять парки и общественные пространства в городе? Потому что это не просто места отдыха — это инфраструктура для здорового общества.

Опять все упирается в социальный капитал. Он бывает двух видов: bonding — связи внутри своей группы (семья, соседи, близкий круг), и bridging — мосты между разными социальными, этническими, возрастными группами. Первый помогает выжить, второй — позволяет расти, развиваться и выходить за пределы замкнутой среды.

Алгоритмы интернета сегодня усиленно прокачивают bonding-связи, замыкая нас в пузырях. Там, где раньше были диалог и случайная встреча, теперь — отфильтрованные ленты и чувство, что «все чужие — опасны».

А вот парки, дворы, библиотеки, общественные площадки — это как раз те редкие места, где возможны мосты между людьми. Где можно встретить других, отличающихся от тебя, и просто быть вместе. Без фильтров и стен.

Когда мы теряем такие пространства, мы не просто теряем деревья — мы теряем возможность стать обществом, а не набором закрытых ячеек.