Перевод начала трактата Плотина «О том, как возникла множественность идей и о Благе» (VI.7 [38], 1, 1-32)
Бог или некое божество, посылая души в чувственный мир (εἰς γένεσιν), светоносные очи вложил в их лица и прочие органы приспособил к каждому из чувств, предвидя, как человек таким образом спасал бы себя, если бы видел наперед и слышал заранее и, коснувшись, избегал бы одного, а другое преследовал. Так вот, каким же образом и когда он предвидел все это? Ибо не так, конечно, было, что прежде другие существа появились, а затем были истреблены из-за отсутствия чувств, которые он дал лишь впоследствии, благодаря чему люди и прочие живые существа, имея их, были готовы всякого страдания остерегаться. Или кто-нибудь мог бы сказать, что он знал, что то с жарой, то с холодом, то с другими бедами тел будет живое существо сталкиваться: вот зная это, чтобы тела живых существ не так легко было погубить, он дал им чувственное восприятие, а также снабдил органами, посредством которых чувства оказались при деле.
Однако он дал им органы, либо когда они уже имели эти способности, либо он дал все сразу. Так вот, если, с одной стороны, он дал и чувства [и органы одновременно], тогда души, хотя и существовали до этого, но чувственным восприятием не обладали; если же, с другой стороны, души имели чувства, когда они только появились [т.е. еще до обретения органов и тела], тогда и появились они, чтобы они же нисходили в чувственный мир, а ссылка в него – это то, что свойственно им по природе. Следовательно, быть в мире умопостигаемом и вне мира чувственного – против их природы, и тогда они созданы, чтобы принадлежать другому и, в том числе, чтобы во зле они находились: и суть провидения заключается в том, чтобы они могли сохранять себя, будучи во зле, и тогда в этом же состоит божественный замысел (λογισμός), да и вообще весь план.
Но каковы принципы всех этих замыслов? Ведь даже если [эти замыслы следуют] из других замыслов, то все равно необходимо, чтобы в любом случае они исходили сообразно чему-то одному или, по крайней мере, чему-то многому, что предшествует всякому плану. Итак, каковы же эти принципы? В самом деле, это либо чувственное восприятие, либо – ум. Однако чувственного восприятия, конечно, тогда еще не было: следовательно, это – ум. Так вот, если посылка – это ум, то умозаключение – это знание: следовательно, здесь нет связи с чем-либо чувственно воспринимаемым. Ибо как возможно, чтобы то, начало чего и конец находятся в умопостигаемом, будучи в таком устойчивом состоянии, доходило до мысли относительно чувственно воспринимаемого?
Итак, провидение ни в отношении живого существа, ни вообще всего мира не возникло из замысла; потому что и нет никакого замысла в высшем мире (ἐκεῖ), но так говорят, будто замысел есть, как раз для демонстрации того, что все вещи таковы, каковы они были бы благодаря предварительному замыслу, а также о предвидении говорят, потому что все выглядит так, как если бы некий мудрец это предусмотрел.
Перевод с древнегреческого Андрея Нечаева
#renovatio_translated
Бог или некое божество, посылая души в чувственный мир (εἰς γένεσιν), светоносные очи вложил в их лица и прочие органы приспособил к каждому из чувств, предвидя, как человек таким образом спасал бы себя, если бы видел наперед и слышал заранее и, коснувшись, избегал бы одного, а другое преследовал. Так вот, каким же образом и когда он предвидел все это? Ибо не так, конечно, было, что прежде другие существа появились, а затем были истреблены из-за отсутствия чувств, которые он дал лишь впоследствии, благодаря чему люди и прочие живые существа, имея их, были готовы всякого страдания остерегаться. Или кто-нибудь мог бы сказать, что он знал, что то с жарой, то с холодом, то с другими бедами тел будет живое существо сталкиваться: вот зная это, чтобы тела живых существ не так легко было погубить, он дал им чувственное восприятие, а также снабдил органами, посредством которых чувства оказались при деле.
Однако он дал им органы, либо когда они уже имели эти способности, либо он дал все сразу. Так вот, если, с одной стороны, он дал и чувства [и органы одновременно], тогда души, хотя и существовали до этого, но чувственным восприятием не обладали; если же, с другой стороны, души имели чувства, когда они только появились [т.е. еще до обретения органов и тела], тогда и появились они, чтобы они же нисходили в чувственный мир, а ссылка в него – это то, что свойственно им по природе. Следовательно, быть в мире умопостигаемом и вне мира чувственного – против их природы, и тогда они созданы, чтобы принадлежать другому и, в том числе, чтобы во зле они находились: и суть провидения заключается в том, чтобы они могли сохранять себя, будучи во зле, и тогда в этом же состоит божественный замысел (λογισμός), да и вообще весь план.
Но каковы принципы всех этих замыслов? Ведь даже если [эти замыслы следуют] из других замыслов, то все равно необходимо, чтобы в любом случае они исходили сообразно чему-то одному или, по крайней мере, чему-то многому, что предшествует всякому плану. Итак, каковы же эти принципы? В самом деле, это либо чувственное восприятие, либо – ум. Однако чувственного восприятия, конечно, тогда еще не было: следовательно, это – ум. Так вот, если посылка – это ум, то умозаключение – это знание: следовательно, здесь нет связи с чем-либо чувственно воспринимаемым. Ибо как возможно, чтобы то, начало чего и конец находятся в умопостигаемом, будучи в таком устойчивом состоянии, доходило до мысли относительно чувственно воспринимаемого?
Итак, провидение ни в отношении живого существа, ни вообще всего мира не возникло из замысла; потому что и нет никакого замысла в высшем мире (ἐκεῖ), но так говорят, будто замысел есть, как раз для демонстрации того, что все вещи таковы, каковы они были бы благодаря предварительному замыслу, а также о предвидении говорят, потому что все выглядит так, как если бы некий мудрец это предусмотрел.
Перевод с древнегреческого Андрея Нечаева
#renovatio_translated
Джон Вествик и шифрование
Работая над таблицами, Джон занимался не одной только математикой. На соседней странице напротив таблицы суточного движения апогеев начерчена еще одна таблица, представляющая ту же информацию в другом формате. А рядом с ней — строчки странных значков и символов (рис. 7.6). Дерек Прайс, вспомнив похожую организацию знаков и пробелов, мгновенно понял, что текст закодирован. Каждую букву алфавита Джон заменил символом из придуманного им шифра. Здесь — и еще на четырех страницах рукописи — он оставил зашифрованные послания, каждое не длиннее 5-ти слов. Шифр был не очень сложным. Как только Прайс заметил повторяющийся символ и догадался, что это может быть артикль ТНЕ, расшифровка текста заняла у него считаные минуты.
Оказалось, что зашифрованная фраза, написанная на средне-английском языке, означает: «Если вам нужно узнать истинный апогей планет по годам, месяцам или дням, прибавьте значения среднего движения к исходным значениям истинных апогеев для 1392 года, и вы получите истинный апогей нужной вам планеты. Прибавляйте годы к годам и дни к дням». Джон объясняет, как пользоваться таблицами движения и радиксами, не более того. Однако, как мы увидим дальше, он и сам не до конца в этом разобрался. Как бы то ни было, непонятно, зачем нужно было шифровать это элементарное правило. Да уж, если вы рассчитывали разгадать какую-нибудь средневековую тайну, вас, увы, ждет разочарование. Но средневековые книжники любили пользоваться подобными шифрами. Как любая головоломка, закодированные тексты были своего рода упражнением на сообразительность и для того, кто шифровал, и для того, кто дешифровывал, — и тренировка, и развлечение для астрономов, подобных Джону Вествику.
Себ Фальк,
«Светлые века: путешествие в мир средневековой науки».
#renovatio_studies
Работая над таблицами, Джон занимался не одной только математикой. На соседней странице напротив таблицы суточного движения апогеев начерчена еще одна таблица, представляющая ту же информацию в другом формате. А рядом с ней — строчки странных значков и символов (рис. 7.6). Дерек Прайс, вспомнив похожую организацию знаков и пробелов, мгновенно понял, что текст закодирован. Каждую букву алфавита Джон заменил символом из придуманного им шифра. Здесь — и еще на четырех страницах рукописи — он оставил зашифрованные послания, каждое не длиннее 5-ти слов. Шифр был не очень сложным. Как только Прайс заметил повторяющийся символ и догадался, что это может быть артикль ТНЕ, расшифровка текста заняла у него считаные минуты.
Оказалось, что зашифрованная фраза, написанная на средне-английском языке, означает: «Если вам нужно узнать истинный апогей планет по годам, месяцам или дням, прибавьте значения среднего движения к исходным значениям истинных апогеев для 1392 года, и вы получите истинный апогей нужной вам планеты. Прибавляйте годы к годам и дни к дням». Джон объясняет, как пользоваться таблицами движения и радиксами, не более того. Однако, как мы увидим дальше, он и сам не до конца в этом разобрался. Как бы то ни было, непонятно, зачем нужно было шифровать это элементарное правило. Да уж, если вы рассчитывали разгадать какую-нибудь средневековую тайну, вас, увы, ждет разочарование. Но средневековые книжники любили пользоваться подобными шифрами. Как любая головоломка, закодированные тексты были своего рода упражнением на сообразительность и для того, кто шифровал, и для того, кто дешифровывал, — и тренировка, и развлечение для астрономов, подобных Джону Вествику.
Себ Фальк,
«Светлые века: путешествие в мир средневековой науки».
#renovatio_studies
Tag yourself по-масонски (отрывки из «Смеющегося Демокрита» Н.И.Новикова)
«Это Надмен. Он имеет знатный чин, великий достаток и малый ум; ему велено делать людей блаженными, поелику можно, но он и последнее спокойство у них отнимает. Надмен не говорит ни с кем ласково затем, что не хочет себя до того унизить. Милостей никому не делает, но иногда обещает. Он хочет, чтобы все его искали покровительства, но под оное никого почти не принимает; а ежели бы и вздумалось ему сию милость кому сделать, так тот ничего бы не выиграл, ибо Надмен кого больше любит, того больше и наказывает. В заключение, Надмен всех глупее, а думает, что все его глупее. Как над ним не посмеяться! Ха! ха! ха!
* * *
Ба! это г. Влюбчив. Что он так скоро бежит? на лице у него написана радость, он поет и прыгает; конечно, попалась ему новая любовница, он их так переменяет часто, как верхние рубашки, и точно так с ними и поступает, как с рубашками: наденет, любуется, замарает, бросит, велит вымыть, надевает еще и еще бросит, и так далее; сколько женщин, столько у него и любовниц. Впрочем, г. Влюбчив утверждает и всех уверяет, что он самый постоянный любовник нашего века. Он теперь весел, и я ему посмеюся, ха! ха! ха! — Но, полно, он жалок, он скоро будет печален. Ха! ха! ха!
* * *
Вот еще дурак, но только другого рода. Это Прост. Кажется, что он очень печален, идет, потупя голову и нахмуря глаза в превеликой задумчивости. Бедняк сей в нашем веке ищет Лукрецию, нигде не находит и о том сходит с ума. Он чрезвычайно влюблен в постоянство романических героинь. Над ним часто смеются, и он иногда бывает очень забавен. Печаль его, конечно, бы Эраклида тронула, и он бы заплакал, но мне хочется смеяться. Ха! ха! ха! ха! ха!
* * *
Это кто так прытко скачет? ба! Плох! Он спешит показать свою глупость в каком ни на есть знатном доме. Плох тщеславится тем, что имеет вход к знатным господам, таскается к ним сколько возможно чаще и делает в угодность их разные дурачества, думая оказать другим свое у них могущество. Вмешивается в их разговоры и, ничего не зная, думает оказать себя разумным; он читает книги, но ничего не понимает, ходит в театр, критикует актеров и, понаслышке затвердя, спорит: этот актер хорош, а этот худ. Знатным господам рассказывает разные небылицы и старается говорить острые слова, но всегда некстати; словом, Плох старается себя уверить, что поступки его разумны, однако ж все думают, что они глупы. Ха! ха! ха!»
Вам же, дорогие читатели, мы предлагаем идентифицировать себя более лестным образом — теперь это возможно на нашем Boosty. Те, кто решат именовать себя Схоластами, получат доступ к уникальным материалам, которые мы будем публиковать несколько раз в месяц. Магистрам, помимо уже названного, мы будем раньше всех передавать новости цеха: анонсировать мероприятия и отправлять ссылки на наши видео. Наконец, Вольные каменщики смогут не только быть в курсе всех реновационных событий, но и влиять на них, предлагая темы для публикаций или подкастов, тексты для переводов, etc.
Обновляйтесь вместе с нами!
#renovatio_prose
«Это Надмен. Он имеет знатный чин, великий достаток и малый ум; ему велено делать людей блаженными, поелику можно, но он и последнее спокойство у них отнимает. Надмен не говорит ни с кем ласково затем, что не хочет себя до того унизить. Милостей никому не делает, но иногда обещает. Он хочет, чтобы все его искали покровительства, но под оное никого почти не принимает; а ежели бы и вздумалось ему сию милость кому сделать, так тот ничего бы не выиграл, ибо Надмен кого больше любит, того больше и наказывает. В заключение, Надмен всех глупее, а думает, что все его глупее. Как над ним не посмеяться! Ха! ха! ха!
* * *
Ба! это г. Влюбчив. Что он так скоро бежит? на лице у него написана радость, он поет и прыгает; конечно, попалась ему новая любовница, он их так переменяет часто, как верхние рубашки, и точно так с ними и поступает, как с рубашками: наденет, любуется, замарает, бросит, велит вымыть, надевает еще и еще бросит, и так далее; сколько женщин, столько у него и любовниц. Впрочем, г. Влюбчив утверждает и всех уверяет, что он самый постоянный любовник нашего века. Он теперь весел, и я ему посмеюся, ха! ха! ха! — Но, полно, он жалок, он скоро будет печален. Ха! ха! ха!
* * *
Вот еще дурак, но только другого рода. Это Прост. Кажется, что он очень печален, идет, потупя голову и нахмуря глаза в превеликой задумчивости. Бедняк сей в нашем веке ищет Лукрецию, нигде не находит и о том сходит с ума. Он чрезвычайно влюблен в постоянство романических героинь. Над ним часто смеются, и он иногда бывает очень забавен. Печаль его, конечно, бы Эраклида тронула, и он бы заплакал, но мне хочется смеяться. Ха! ха! ха! ха! ха!
* * *
Это кто так прытко скачет? ба! Плох! Он спешит показать свою глупость в каком ни на есть знатном доме. Плох тщеславится тем, что имеет вход к знатным господам, таскается к ним сколько возможно чаще и делает в угодность их разные дурачества, думая оказать другим свое у них могущество. Вмешивается в их разговоры и, ничего не зная, думает оказать себя разумным; он читает книги, но ничего не понимает, ходит в театр, критикует актеров и, понаслышке затвердя, спорит: этот актер хорош, а этот худ. Знатным господам рассказывает разные небылицы и старается говорить острые слова, но всегда некстати; словом, Плох старается себя уверить, что поступки его разумны, однако ж все думают, что они глупы. Ха! ха! ха!»
Вам же, дорогие читатели, мы предлагаем идентифицировать себя более лестным образом — теперь это возможно на нашем Boosty. Те, кто решат именовать себя Схоластами, получат доступ к уникальным материалам, которые мы будем публиковать несколько раз в месяц. Магистрам, помимо уже названного, мы будем раньше всех передавать новости цеха: анонсировать мероприятия и отправлять ссылки на наши видео. Наконец, Вольные каменщики смогут не только быть в курсе всех реновационных событий, но и влиять на них, предлагая темы для публикаций или подкастов, тексты для переводов, etc.
Обновляйтесь вместе с нами!
#renovatio_prose
Salue, amice!
Коллектив Renovatio публикует регламент секции, а вернее — объявляет мейнспикеров и докладчиков теоретической и практической частей.
В этом году основным докладчиком в области теории будет Станислав Наранович, автор одного из самых популярных каналов по античной культуре и философии — παραχαράττειν τὸ νόμισμα. Станислав расскажет об античных упражнениях, то есть о том, как их концептуализировала сократическая традиция в лицах Ксенофонта, Диогена Синопского и Музония Руфа.
Андрей Нечаев в этом году сделает сообщение о вегетерианстве в Античности. Большая часть его доклада будет посвящена неоплатонической и пифагорейской традициям.
Наш демиург, Александра Ильина, продолжит рассказывать о том, как выжить и сохранить моральную целостность в эпоху декаданса. Её доклад будет посвящен золотой Африке и двум совершенно разным платоникам: Аврелию Августину и Апулею. Особое внимание она обратит на то, как моральный опыт Поздней Античности может применяться к современной практике себя.
Мейнспикером практической части в этом году станет Эдуард Камозин, историк по образованию, фехтовальщик. Его тема — «Германские фехтовальные трактаты XV-XVI вв.: культурный феномен в контексте эпохи». Отдельное внимание он обратит на методологию работы с фехтовальными трактатами.
Ещё одним докладчиком практической части станет Камилла Фенерли, выпускница философского факультета и фехтовальщик. Она покажет, в чем заключается разница между вещью и её образом, то есть реальной исторической практикой фехтования и тем, как его снимают в кино.
Секция будет проходить 11 декабря в Шуваловском корпусе Московского государственного университета (конференция «Новые стратегии философского поиска в XXI веке»), начало — в 18:30. Обязательно приходите, приглашайте друзей! Чтобы сделать это, регистрируйтесь по ссылке: https://lomonosov-msu.ru/rus/event/9381/ — секция Renovatio 4.0.
Поторопитесь: регистрация закрывается уже 15 ноября! Можно успеть в последний вагон и податься не только в качестве слушателя, но и автора.
Stay tuned!
Коллектив Renovatio публикует регламент секции, а вернее — объявляет мейнспикеров и докладчиков теоретической и практической частей.
В этом году основным докладчиком в области теории будет Станислав Наранович, автор одного из самых популярных каналов по античной культуре и философии — παραχαράττειν τὸ νόμισμα. Станислав расскажет об античных упражнениях, то есть о том, как их концептуализировала сократическая традиция в лицах Ксенофонта, Диогена Синопского и Музония Руфа.
Андрей Нечаев в этом году сделает сообщение о вегетерианстве в Античности. Большая часть его доклада будет посвящена неоплатонической и пифагорейской традициям.
Наш демиург, Александра Ильина, продолжит рассказывать о том, как выжить и сохранить моральную целостность в эпоху декаданса. Её доклад будет посвящен золотой Африке и двум совершенно разным платоникам: Аврелию Августину и Апулею. Особое внимание она обратит на то, как моральный опыт Поздней Античности может применяться к современной практике себя.
Мейнспикером практической части в этом году станет Эдуард Камозин, историк по образованию, фехтовальщик. Его тема — «Германские фехтовальные трактаты XV-XVI вв.: культурный феномен в контексте эпохи». Отдельное внимание он обратит на методологию работы с фехтовальными трактатами.
Ещё одним докладчиком практической части станет Камилла Фенерли, выпускница философского факультета и фехтовальщик. Она покажет, в чем заключается разница между вещью и её образом, то есть реальной исторической практикой фехтования и тем, как его снимают в кино.
Секция будет проходить 11 декабря в Шуваловском корпусе Московского государственного университета (конференция «Новые стратегии философского поиска в XXI веке»), начало — в 18:30. Обязательно приходите, приглашайте друзей! Чтобы сделать это, регистрируйтесь по ссылке: https://lomonosov-msu.ru/rus/event/9381/ — секция Renovatio 4.0.
Поторопитесь: регистрация закрывается уже 15 ноября! Можно успеть в последний вагон и податься не только в качестве слушателя, но и автора.
Stay tuned!
О богах и людях
Действие «Илиады» происходит в двух плоскостях — человеческой и божественной — и плоскости эти близко связаны одна с другой множеством способов, которыми боги влияют на человеческое поведение. Греческое понимание божественного, — это можно повторять тысячу раз, — чрезвычайно отличается от еврейского или христианского. Людей и богов нельзя сравнивать с точки зрения красоты, счастья или силы. Боги существуют вечно, им благоволит удача, — в то время как человек зачастую несчастен или, в лучшем случае, их участь — круговорот удач и неудач. После смерти они пребывают в Аиде, что сложно назвать «существованием». Зевса можно назвать отцом людей и богов, — но только в том смысле, что он их правитель. Но люди вообще — не сыны Зевса. Гомер ничего не говорит об их происхождении. Он был первым поэтом, который не сказал, что они были сотворены из камня. Их особым защитником в греческой мифологии после Гомера был не Зевс, а Прометей, выходец из «первого поколения» Богов, к которому принадлежал и Зевс. В «Илиаде», как и во всей ранней греческой поэзии, боги смотрят на людей с презрением, — и отчасти с жалостью. «Ты не счел бы, что я в здравом уме, — говорит Аполлон Посейдон, когда они встречаются во время битвы богов. — Если бы я дрался с тобой из-за этих презренных смертных, которые похожи на листья, когда едят плоды поля, — а затем угасают, безжизненные». «Ничто, — говорит сам Зевс, — не надломлено так, как человек, — из всех вещей, что дышат и движутся по земле».
Хотя люди несчастны, боги ревностно относятся к собственному превосходству и моментально карают любого, кто малейшим своим действием решит оспорить или отринуть это. Они относятся к людям так же, как богатые относились к бедным на ранней стадии развития традиционного общества. «Никогда им не быть похожими друг на друга, — говорит Аполлон, когда сбрасывает Диомеда с троянской стены. — Племени бессмертных богов и племени людей, бродящих по земле».
Хью Ллоид-Джонс, «Справедливость Зевса»
(в переводе а.и.)
#renovatio_studies
#renovatio_translations
Действие «Илиады» происходит в двух плоскостях — человеческой и божественной — и плоскости эти близко связаны одна с другой множеством способов, которыми боги влияют на человеческое поведение. Греческое понимание божественного, — это можно повторять тысячу раз, — чрезвычайно отличается от еврейского или христианского. Людей и богов нельзя сравнивать с точки зрения красоты, счастья или силы. Боги существуют вечно, им благоволит удача, — в то время как человек зачастую несчастен или, в лучшем случае, их участь — круговорот удач и неудач. После смерти они пребывают в Аиде, что сложно назвать «существованием». Зевса можно назвать отцом людей и богов, — но только в том смысле, что он их правитель. Но люди вообще — не сыны Зевса. Гомер ничего не говорит об их происхождении. Он был первым поэтом, который не сказал, что они были сотворены из камня. Их особым защитником в греческой мифологии после Гомера был не Зевс, а Прометей, выходец из «первого поколения» Богов, к которому принадлежал и Зевс. В «Илиаде», как и во всей ранней греческой поэзии, боги смотрят на людей с презрением, — и отчасти с жалостью. «Ты не счел бы, что я в здравом уме, — говорит Аполлон Посейдон, когда они встречаются во время битвы богов. — Если бы я дрался с тобой из-за этих презренных смертных, которые похожи на листья, когда едят плоды поля, — а затем угасают, безжизненные». «Ничто, — говорит сам Зевс, — не надломлено так, как человек, — из всех вещей, что дышат и движутся по земле».
Хотя люди несчастны, боги ревностно относятся к собственному превосходству и моментально карают любого, кто малейшим своим действием решит оспорить или отринуть это. Они относятся к людям так же, как богатые относились к бедным на ранней стадии развития традиционного общества. «Никогда им не быть похожими друг на друга, — говорит Аполлон, когда сбрасывает Диомеда с троянской стены. — Племени бессмертных богов и племени людей, бродящих по земле».
Хью Ллоид-Джонс, «Справедливость Зевса»
(в переводе а.и.)
#renovatio_studies
#renovatio_translations
О теории эмоций Фомы Аквинского, ангельской любви и психофизиологическом единстве
Фома Аквинский рассматривал эмоции или «страсти души» через призму учения Аристотеля о движении: для Фомы эмоции и являются, по сути, разными типами движений. Его классификация базируется на 1) различении двух типов противоположных движений (движения к чему-то и движения от чего-то, т.е. приближения и отступления); 2) введении типов «конечных целей» этих движений (ими являются благо и зло, в конкретных случаях принимающие различные формы). Отталкиваясь от этих пунктов, Аквинат предлагает достаточно подробную и разветвлённую систему человеческих эмоциональных актов, которые различаются между собой в том числе в зависимости от сочетаемости пар притяжение-отталкивание и благо-зло:
…коль скоро всякая страсть души заключается в стремлении или избегании блага или зла, то похоже на то, что каждое различие в душевных страстях необходимо должно являться результатом различия или блага и зла, или стремления и избегания, или [по крайней мере] степеней стремления и избегания
…всего существует одиннадцать отличающихся по виду страстей, шесть в вожделеющей способности и пять в раздражительной, и этими [одиннадцатью] видами охватываются все душевные страсти
(Сумма теологии, IV, 23)
Ассоциация эмоциональной жизни с физическими процессами приводит к ряду интересных аналогий, например, философ различает любовь, вожделение и удовольствие фактически как разные части одного и того же процесса движения (к благу). Так, любовь связывается с зарождающимся движением («имя “любви” усваивается началу движения к любимой цели»), с самой склонностью или способностью к благу, вожделение или желание – с непосредственно осуществляющимся движением к нему, а удовольствие – с его достижением, дающим ощущение покоя и оконченного пути. Аналогичным образом, но по отношению к злу, рассматриваются ненависть, отвращение и страдание (см. Сумма теологии, IV. 26.1)
Эмоции для Фомы Аквинского тесно связаны со своими проявлениями и соответствующими изменениями в поведении человека, которые, в свою очередь, вызываются той или иной движущей силой. Исследователи могут рассуждать о том, есть ли определённая разница между проявлением, поведенческой реакцией и самим эмоциональным актом, и уж тем более – между эмоций и её телесным проявлением, однако для Фомы в этом вопросе имеет место специфическое единство души и тела: «страсть должным образом обнаруживается там, где имеет место телесное изменение».
Ангелы для философа не просто так являются полностью бесстрастными существами: эмоции завязаны на телесности. Любовь или радость для ангела связана не с чувственными желаниями, но с умственными, т.е. с волевыми актами. Таким образом, для них возможен лишь простой акт воли, «подобный по виду (человеческим аффектам – прим.), но безо всякой страсти». Тут Фома соглашается с Августином: «любовь» или «гнев» Бога, «сострадание» ангелов – это скорее терминологические недоразумения, возникшие из-за дурного антропоморфизма как попыток описать недоступные для человеческого понимания вещи по аналогии с доступными. К слову сказать, переживание единения с Богом – в мистическом опыте, например, – также не имеет никакого отношения к чувственным переживаниям в этом смысле: «под “переживанием” божественного подразумевается сильное воздействие со стороны божественного и соединение с ним любовью, что происходит без какого-либо телесного изменения».
Безусловно, тут прослеживается знакомая нам с давних времён дихотомия между разумом и эмоциями, чувственным и рациональным. Божественная любовь совершенна, а значит, не чувственна и не аффективна. Проще говоря, тут любовь – это не эмоция. Человек же, в свою очередь, в своём стремлении к хоть какому-нибудь моральному совершенству должен следовать раскрытым ещё Платоном советам по обузданию аффективного начала началом рациональным.
Фома Аквинский рассматривал эмоции или «страсти души» через призму учения Аристотеля о движении: для Фомы эмоции и являются, по сути, разными типами движений. Его классификация базируется на 1) различении двух типов противоположных движений (движения к чему-то и движения от чего-то, т.е. приближения и отступления); 2) введении типов «конечных целей» этих движений (ими являются благо и зло, в конкретных случаях принимающие различные формы). Отталкиваясь от этих пунктов, Аквинат предлагает достаточно подробную и разветвлённую систему человеческих эмоциональных актов, которые различаются между собой в том числе в зависимости от сочетаемости пар притяжение-отталкивание и благо-зло:
…коль скоро всякая страсть души заключается в стремлении или избегании блага или зла, то похоже на то, что каждое различие в душевных страстях необходимо должно являться результатом различия или блага и зла, или стремления и избегания, или [по крайней мере] степеней стремления и избегания
…всего существует одиннадцать отличающихся по виду страстей, шесть в вожделеющей способности и пять в раздражительной, и этими [одиннадцатью] видами охватываются все душевные страсти
(Сумма теологии, IV, 23)
Ассоциация эмоциональной жизни с физическими процессами приводит к ряду интересных аналогий, например, философ различает любовь, вожделение и удовольствие фактически как разные части одного и того же процесса движения (к благу). Так, любовь связывается с зарождающимся движением («имя “любви” усваивается началу движения к любимой цели»), с самой склонностью или способностью к благу, вожделение или желание – с непосредственно осуществляющимся движением к нему, а удовольствие – с его достижением, дающим ощущение покоя и оконченного пути. Аналогичным образом, но по отношению к злу, рассматриваются ненависть, отвращение и страдание (см. Сумма теологии, IV. 26.1)
Эмоции для Фомы Аквинского тесно связаны со своими проявлениями и соответствующими изменениями в поведении человека, которые, в свою очередь, вызываются той или иной движущей силой. Исследователи могут рассуждать о том, есть ли определённая разница между проявлением, поведенческой реакцией и самим эмоциональным актом, и уж тем более – между эмоций и её телесным проявлением, однако для Фомы в этом вопросе имеет место специфическое единство души и тела: «страсть должным образом обнаруживается там, где имеет место телесное изменение».
Ангелы для философа не просто так являются полностью бесстрастными существами: эмоции завязаны на телесности. Любовь или радость для ангела связана не с чувственными желаниями, но с умственными, т.е. с волевыми актами. Таким образом, для них возможен лишь простой акт воли, «подобный по виду (человеческим аффектам – прим.), но безо всякой страсти». Тут Фома соглашается с Августином: «любовь» или «гнев» Бога, «сострадание» ангелов – это скорее терминологические недоразумения, возникшие из-за дурного антропоморфизма как попыток описать недоступные для человеческого понимания вещи по аналогии с доступными. К слову сказать, переживание единения с Богом – в мистическом опыте, например, – также не имеет никакого отношения к чувственным переживаниям в этом смысле: «под “переживанием” божественного подразумевается сильное воздействие со стороны божественного и соединение с ним любовью, что происходит без какого-либо телесного изменения».
Безусловно, тут прослеживается знакомая нам с давних времён дихотомия между разумом и эмоциями, чувственным и рациональным. Божественная любовь совершенна, а значит, не чувственна и не аффективна. Проще говоря, тут любовь – это не эмоция. Человек же, в свою очередь, в своём стремлении к хоть какому-нибудь моральному совершенству должен следовать раскрытым ещё Платоном советам по обузданию аффективного начала началом рациональным.
Теория эмоций Фомы Аквинского может рассматриваться как предшественница многих современных дискуссий, например, о связи между знаниями и эмоциями, об интенциональном характере эмоциональных переживаний или о единстве когнитивного и физиологического аспекта эмоциональной жизни.
Говоря о последнем, можно обратить внимание, например, на дискуссию вокруг характера ощущений вроде покалывания конечностей, покраснения на шее или лице, потливости ладоней, чувства жара, неприятных ощущений в области живота и так далее, – в общем, ощущений, которые будто бы сопровождают эмоции. Для Робертса, например, эти ощущения являются некой субъективной регистрацией физиологических изменений, т.е. они не являются эмоциями и не имеют отношения к эмоциональной жизни, которую он рассматривает в когнитивных терминах (R.C. Roberts, What an Emotion is: A Sketch). Противостоит этой позиции Арреги, утверждающий, что подобные ощущения и эмоции «не являются двумя номологически и причинно связанными событиями, но одним событием, описанным двумя разными способами, материальным и формальным» (J. Arregui, Descartes and Wittgenstein on Emotions).
т.н.
#renovatio_disquisition
Говоря о последнем, можно обратить внимание, например, на дискуссию вокруг характера ощущений вроде покалывания конечностей, покраснения на шее или лице, потливости ладоней, чувства жара, неприятных ощущений в области живота и так далее, – в общем, ощущений, которые будто бы сопровождают эмоции. Для Робертса, например, эти ощущения являются некой субъективной регистрацией физиологических изменений, т.е. они не являются эмоциями и не имеют отношения к эмоциональной жизни, которую он рассматривает в когнитивных терминах (R.C. Roberts, What an Emotion is: A Sketch). Противостоит этой позиции Арреги, утверждающий, что подобные ощущения и эмоции «не являются двумя номологически и причинно связанными событиями, но одним событием, описанным двумя разными способами, материальным и формальным» (J. Arregui, Descartes and Wittgenstein on Emotions).
т.н.
#renovatio_disquisition
Forwarded from Leucomustaceus
С праздником, друзья!
Сегодня день рождения одного из самых выдающихся филологов-классиков, человека, благодаря которому мы понимаем критику текста и греческую метрику так, как мы понимаем их сейчас, Пауля Мааса (1880–1964).
В первый комментарий положу перевод его «Критики текста» с моим маленьким очерком о его жизни
Сегодня день рождения одного из самых выдающихся филологов-классиков, человека, благодаря которому мы понимаем критику текста и греческую метрику так, как мы понимаем их сейчас, Пауля Мааса (1880–1964).
В первый комментарий положу перевод его «Критики текста» с моим маленьким очерком о его жизни
Зеркало Гекаты
Лунная мгла мне мила,
Не серебро и не белые платы:
Сладко глядеть в зеркала
Смутной Гекаты.
Видеть здесь дол я могу
В пепельном зареве томной лампады.
Мнится: на каждом лугу —
В кладезях клады...
Лунную тусклость люблю:
В ней невозможное стало возможным.
Очерки все уловлю
В свете тревожном, —
Но не узна̀ю вещей,
Словно мерцают в них тайные руды,
Словно с нетленных мощей
Подняты спуды.
Снято, чем солнечный глаз
Их облачал многоцветно и слепо.
Тлеет душа, как алмаз
В сумраке склепа.
Вижу, как злато горит
Грудой огня в замурованном своде;
Знаю, что̀ ключ говорит
Горной породе...
Бледный затеплив ночник,
Зеркалом черным глухого агата
Так вызывает двойник
Мира — Геката.
Вяч. Иванов
#renovatio_poetry
Лунная мгла мне мила,
Не серебро и не белые платы:
Сладко глядеть в зеркала
Смутной Гекаты.
Видеть здесь дол я могу
В пепельном зареве томной лампады.
Мнится: на каждом лугу —
В кладезях клады...
Лунную тусклость люблю:
В ней невозможное стало возможным.
Очерки все уловлю
В свете тревожном, —
Но не узна̀ю вещей,
Словно мерцают в них тайные руды,
Словно с нетленных мощей
Подняты спуды.
Снято, чем солнечный глаз
Их облачал многоцветно и слепо.
Тлеет душа, как алмаз
В сумраке склепа.
Вижу, как злато горит
Грудой огня в замурованном своде;
Знаю, что̀ ключ говорит
Горной породе...
Бледный затеплив ночник,
Зеркалом черным глухого агата
Так вызывает двойник
Мира — Геката.
Вяч. Иванов
#renovatio_poetry
На Магистерии вышла лекция одного из наших авторов и сооснователя проекта, Дмитрия Владимировича Бугая, посвященная античной астрономии. Слушаем и заполняем душу звездным небом над нами!
Forwarded from Magisteria
Есть ли в этом мире что-то более загадочное, чем древние манускрипты? Только древние манускрипты, посвященные устройству мира. Перед вами — рукопись диалога Платона «Тимей», хранящаяся в Бодлианской библиотеке в Оксфорде, и некоторые из этих таинственных схем призваны всего лишь объяснить желающим расположение звезд и планет.
Записали вместе с философом Дмитрием Бугаем новую обзорную лекцию «Античная астрономия» — и предлагаем почувствовать себя учениками древнегреческих мудрецов от Гомера и Гесиода до Птолемея и Аристотеля.
#философия #лекция
Записали вместе с философом Дмитрием Бугаем новую обзорную лекцию «Античная астрономия» — и предлагаем почувствовать себя учениками древнегреческих мудрецов от Гомера и Гесиода до Птолемея и Аристотеля.
#философия #лекция