Второй день подряд России подробно докладывают о ситуации в посёлке «Центральная усадьба совхоза «15 лет Октября» - около 300 жителей, 7 км до Рыбушки и примерно 50 км до Саратова. В посёлке закрылся единственный продуктовый, и теперь там пункт выдачи Ozon. «Где теперь получать продукты?», - жалуется местный дед, уточняя, что был у них раньше ещё один продуктовый, но его сожгли. В интернетах, конечно, кипение.

Что тут важно сказать: посёлок этот проблемный и, как и многие другие, безнадёжно вымирающий. Коренные русские жители сплошь старики. Разумеется, есть острые конфликты с переселенцами. В сети раздобыли любопытный документ: коллективная жалоба на продавщицу магазина в этом посёлке, когда ещё магазин работал. Цитата: «Елена часто и нагло обвешивает людей. При возвращении долга за товар не вычёркивает из списка должников». Ну и на фамилии жалобщиков обратите внимание.

На фоне широкого общественного резонанса в посёлок будет ездить автолавка. Но кажется, главная проблема у местных не в доставке свежего хлеба и молока.

До обеда борюсь с похмельем, лениво полистывая Беньямина (обед по обычаю британского обеспеченного класса не раньше 7 вечера, поэтому ведь и возникла мода на «файв-о-клок» - без перекуса голодновато).

Беньямин (погиб ещё в 1940), как известно, - один из самых модных и влиятельных интеллектуалов последней четверти века. (Решающее, конечно, его близость к Франкфуртской школе - сообществу немецких неомарксистов, которые в 30-х убежали от нацистов в Штаты, пустили корни, и весь американский университетский «левый поворот» отсюда и пошёл.) В декабре 1926 года он на пару месяцев приехал в Россию, распутывать «любовный треугольник» (для Москвы 20-х это типичная фигура - два мужика и баба, обязательно посмотрите «Третью Мещанскую» Роома, если вдруг упустили) и оставил интереснейшие заметки.

Москва советская Беньямину не понравилась: холодно, скользко, местные дураки не взяли его статью про Гёте, языка не знал, революция закончилась и началась унылая реставрация: во МХАТе как раз премьера «Дней Турбиных» Булгакова и немец в шоке: «Спектакль - явная белогвардейская провокация. Как разрешили?». Пресловутый «русский авангард» тоже не зашёл: о коллекции в Музее живописной культуры (филиал Третьяковки, собраны наши все: от Ларионова до Малевича с Розановой) пишет: «В этих вещах ничего особенного. Они полностью определяются влиянием парижской и берлинской живописи и копируют без особого мастерства». Советскую буржуазию (нэпманов) презирает: «Вся убогая натура этого класса проявила себя в танцах, которые похожи на провинциальные танцульки». Ну и так далее. И кажется, только одна вещь (кроме театра Мейерхольда и русских икон) его всерьёз зацепила - Вятская игрушка, о которой пишет с живым интересом и много для себя покупает.

Вятская (она же дымковская) игрушка возникла при царе Горохе при трагических обстоятельствах. Дело было так: однажды вятичи и устюжане решились на отпор татарам, выслали свои дружины, а те столкнулись в темноте и, запаниковав, устроили страшное побоище. Местные не уныли и в память об этом инциденте учредили ежегодный праздник - т.н. «свистопляску» (вот откуда это слово!) - на котором много пили, плясали и громко свистели. От самодельных свистулек и возник промысел.

Дымковская игрушка веками производилась вручную, кое-как дожила и пережила революцию, но в 30-х советская власть устами Горького бросила ей вызов: всё игрушечное производство в стране должно быть индустриализовано, никаких кустарей и промыслов - только фабричное производство. (Алёша Пешков мальчишкой начал карьеру подмастерьем, нахватался тумаков и насмотрелся жести, его позицию отчасти можно понять.) Однако совсем изжить кустарщину не смог даже сталинизм: небольшая кооперация, частные артели и другие квазикапиталистические остатки НЭПа сохранились даже в эпоху Иосифа грозного.

Дымковская игрушка пережила коллективизацию, индустриализацию и войну (в 40-х неожиданно много заказов пошло из Англии и США, а наши только и рады - твёрдая валюта). Окончательно НЭП и артельщину прибил уже Хрущев: в 1960 году в стране полностью запретили любую кооперацию, но игрушка пережила и великих кукурузников - местная артель стала «фабрикой народных художественных изделий» и даже пришла маленькая слава - советские мультипликаторы сняли очаровательную кукольную анимацию в стилистике дымковской игрушки.

Новое потрясение случилось уже в 90-х: всё шло к тому, что нескольким десяткам мастериц суждено погибнуть, но некий коммерс из числа «новых русских» принялся заказывать мужиков в малиновых пиджаках и баб с голыми сисями в фирменной стилистике. Короче, и эти несчастные годы хоть с позором, но перемогли.

В общем, читаю, читаю, отложил Беньямина, полез на маркетплейсы: красота-то какая! За несколько тысяч отхватил: поставлю на полку, придут гости, буду пальцем тыкать и по ушам рассказами ездить. Можно и на подарки, хоть и жалко, конечно. Теперь хочу футболку с фирменным принтом «Свистопляс». И вообще, какой же охренительный бренд: на «золоте» ведь сидят в этой своей Вятке. Точнее в Кирове, простите.

А у вас какая первая покупка в новом году? (еда и бухло не в счёт).