в прекрасном «Шанхае» (1929 – 1931) Ёкомицу Риити есть совершенно неоригинальная фраза –
- «А что у нас имеется для маленького человека кроме патриотизма?» -
- но если вдуматься в нее – не восприняв лишь как проходную-обличительную, а она в романе не такова – то можно попутно осознать значение «патриотизма», как того, что может сообщить смысл, выходящий за пределы узкого-своего, упирающегося в случайность частного –
- как будет сказано там же от лица главного героя несколькими страницами ранее: «Я патриот, поэтому если все равно умирать, то лучше умереть за родину» - на что влюбленная в него девица чуть позже отвечает: «…уж про эту китаянку рассказывать ну совершенно было ни к чему! А то и я сделаюсь патриоткой!»

биография
========================
Гладков, работая над первой из четырех задуманных и единственной написанной частей биографии Мейерхольда –
- использует при разбиении глав прием «внахлеста» -
- в каждой из глав к концу идут уже события, относящиеся к следующей – так что та начинается как бы возвратом, рассказом о временах, хронологически предшествующих тем, о которых уже сказано выше –
- что жизнь не идет хронологически – что-то начатое длится посреди уже совсем другое, другое прорастает посреди еще вроде бы целого –
- рассказать ее строго хронологически-последовательно – значит переврать, довериться астрономии

и из разговора о делах суетных
===========================
по причине материальных недоразумений случился акт гражданского сознания

языки времен
===============
«Живая разговорность и своеобразная энергия поэтических интонаций Маяковского определила язык целого поколения (как позднее язык Ильфа и Петрова – предвоенного поколения молодежи) <…>» [Гладков, 1990, т. 2: 186 – 187].

в сезон 1936/37 у Мейерхольда одновременно репетировались «Борис Годунов» Пушкина и «Наташа» Сейфулиной, пьеса из колхозной жизни –
- Пушкин утром, Сейфулина – после обеда –
- и в один из дней, в перерыве между репетициями, собираясь с силами к «Наташе», Мейерхольд обронил –
- «Не все же работать над современным, пора и в сказки поиграть»
[Гладков, 1990, т. 2: 228]

«Мир юности сложен, и тяга к простоте ей чужда, если это не притворство»
[Гладков, «Встречи с Пастернаком» - 1990, т. 2: 355]

прекрасное
===========
случайно открыв Даля – натолкнулся на определение Адама:
«Адам, вообще, человек во плоти, грешник».

и натолкнулся мимоходом на прекрасное -
- в рамках рубрики "Куда отправиться по России с ребенком?" - рассказ об Узбекистане

«Монарх, опасаясь умных, впадает в руки хитрых <…>».
Н.М. Карамзин

прочел мимоходом «Две Ревекки» Кузмина – только что вышедшую в издании «Митина журнала» ранее не опубликованную его повесть –
- он написал ее между ноябрем 1917 и февралем 1918 года, предназначая в кожебаткинский альманах «Эпоха», но там она так и не появилась, да и сам второй выпуск альманаха, для которого писалась, появился вместо 1918 аж в 1922 году и сильно отощав в сравнении с первым выпуском –
- любопытная вещица, где за игривостью скрывается серьезное, а оно вновь обращается игрой –
- излюбленный способ прятать себя – так, чтобы пробуждать внимание и побуждать разгадывать – с тем, чтобы и правильно отгаданное не налагало на тебя обязательств –
- а в центре – тема излета «серебряного века», литературы, отражающейся в жизнь, оказывающейся при этом уже не «пластичной», а упрямой – и далекой от того, чтобы ей можно было управлять, спланировать –
- можно заиграться в литературу, можно создать ситуацию – но дальше все пойдет не по плану, даже если все участники игры твердо соответствуют литературным прототипам, а некоторые, если не все, и сами знают об этом –
- изящная вещь, а о серьезности игры автор знал лучше очень многих

у Ганса Слуги набрел на изящную формулировку (конкретно характеризующую ситуацию начала 1930-х гг.):
«Коммунизм обещал воплощение философии, но ценой отказа от философских вопросов» [Слуга, 2025 (1993): 28].

«Во всем, чем человек занимается ежедневно <…> можно выделить три периода: в первый период это дело кажется новым; во второй – старым и надоевшим; в третий – не новым и не старым, а просто привычным»
[Жан-Поль. Грубиянские годы. Кн. 1, № 17]

у Станиславского в его не сведенных в целое и лишь посмертно опубликованных записях об этике [прежде всего театральной – но в его понимании театр не просто особенное, а лучшее или одно из лучших мест мира, то, где возможно невозможное или крайне затрудненное в иных областях] –
- любопытная формулировка о выработке этики –
- «Это не массовая фабричная, а кустарная работа»
[Станиславский, «Этика», 1956: 28]

недостатки понимания
====================
из выступления секретаря Украинского ССП И.Ю. Кулика на Первом съезде советских писателей, 19.VIII.1934 –
- «Рост этой [поэтической] молодежи идет неровно. Иной раз у нее нет понимания необходимости учебы, нет понимания того, что место в литературе определяется теми произведениями, которые ты даешь, а не, скажем, заслугами в общественной работе».

диалектика по-белорусски
=====================
М.Н. Климкович в докладе на Первом съезде советских писателей, 19.VIII.1934 о белорусской литературе [центральным сюжетом которого стала борьба с национализмом] –
- особо касается стремления противников «засорить язык архаизмами, полонизмами, изгоняя из языка слова, внесенные в него революцией или схожие с русскими словами» -
- и в качестве одного из примеров приводит перевод «диалектики» на белорусский – «пустословие»

«<…> всякий раз вы видите образы и не видите Толстого, видите жизнь так, как ее можно увидеть, только обладая свойствами и чувствами изображаемых Толстым людей. Вы видите их жесты, поступки, они рассказывают вам, даже в момент смерти, что они думали, и даже своей смертью герои Толстого пропагандируют определенное жизнепонимание. Это художественное ясновидение дает воспроизведение жизни более убедительное, чем та повседневность, которую вы видите на улице или на каком-нибудь собрании.
Это и есть “магия” художника, дающая ему силу. С ним становится трудно спорить, даже если жизнь вам говорит другое, чем Толстой, который надел маску жизни или тысячу масок своих действующих лиц и говорит от лица жизни»
[Луначарский А.В. Горький-художник (1931) // Луначарский, 1938:126].

мемуарное
================
«Меня здесь интересует отчасти самая легенда Кусковой: видите ли, до 1917 года вся подпольная и, особенно, ссыльная и околоссыльная интеллигенция образовала теплый и светлый “орден”, равного которому жизнь позднее ничего не создала. <…>
Но память во многом обманула г-жу Кускову <…>. Все мы, принадлежавшие тогда весьма крепко, не меньше Кусковой, к “ордену”, вспоминаем о ссылке и ссыльной жизни, об этой самой “вдохновенной статистике”, со значительной долей омерзения. Да, попадались, конечно, в ссылке крупные люди, которые успешно боролись против среды “ордена”. Но, в общем, спросите любого бывшего ссыльного, и он вам скажет: “Не было жизни более склочной, сплетнической, нервно-взвинченной, утомительной, принижающей дух, чем в ссылке и эмиграции. И удивительно, - прибавит такой ‘старожил’ ссылки, - ведь не такие же плохие собирались люди: литераторы, образованные, поработавшие на ниве революции! А какую, бывало, кучу несносных дрязг наворотят при усердном участии своих супруг”»
[Луначарский А.В. Самгин (1932) // Луначарский, 1938:159 – 160].

забавное и показательное в плане автора и времени не(до)понимание
=========================
Жолковский в одной из мемуарных виньеток вспоминает, как в начале 1980-х, когда занимал кафедру в Корнелле, туда приезжал с публичными лекциями Поль де Ман –
- рассказчик задал какой-то вопрос, и де Ман, после небольшого промедления, начал свой ответ следующим образом:
«Так… <…> Вы… феноменолог. Следовательно, мой ответ должен выглядеть следующим образом» (Жолковский, 2000: 112) -
- заканчивает этот рассказ Жолковский следующим образом: «<…> релятивизм его формулы я взял на вооружение. Я даже попытался завербовать в ее адепты Мельчука, но тут коса нашла на подлинно структуралистский камень: Игорь кривился от одной мысли, что правильных ответов может быть более одного» (ib., 113) –
- и это весьма примечательно – ведь хоть де Ман и ошибся с атрибуцией философской позиции вопрошающего, но вообще-то эксплицировал базовое правило риторики (и саму атрибуция произвел вслух с возможностью ее поправить и тем самым изменить ответ или скорректировать его понимание) –
- а именно – прояснить свое высказывание, свою позицию в перспективу собеседника – из чего никакого релятивизма никак не следует – а лишь банальное понимание того, что контексты собеседников не могут целиком совпадать

в обобщающей статье о Горьком, первоначально вышедшей в 1925 году и частично отредактированной в 1933 г., для предисловия к советскому ПСС, Луначарский строит весь текст на противопоставлении и совмещении/наложении романтического и реалистического у Горького –
- чтобы ближе к финалу заявить: «Все же никто не замечал достаточно, что писатель Максим Горький страдает от трещины, прошедшей через его сердце и откинувшей в две разные сторону правду-истину и правду-красоту» (Луначарский, 1938: 199). –
- здесь любопытно [и не знаю, в какой мере является авторским] переосмысление дихотомии Михайловского с правдой-истиной и правой-справедливостью –
- где в щель выпадает справедливость

Г.З. Елисеев вспоминал об «Искре» и «обличительной» журналистике конца 1850-х – нач. 1860-х годов –
- «Цензура не позволяла называть обличаемых по имени, ни даже называть те города, где они живут и где происходят обличаемые действия. Поэтому образовался целый словарь городов с условными названиями: Краснорецк, Кутерьма, Лиоиенгард, Тмутаракань, Златогорск, Чернилин, Белокаменск и т.д., с условными именами действующих в них героев, в особенности, если они занимали в них выдающийся пост по своему общественному положению. В провинции каждый город, о котором шла речь, немедленно узнавал свой псевдоним <…>» -
- и эта сложившаяся традиция зажила своей собственной жизнью – в итоге породив Старгород, Черноморск и Арбатов Ильфа и Петрова