И как обычно с наступлением темноты – про страшное.
Перечитывал тут в рамках работы над «русскими ужасами» «Вий» Гоголя и записал пару мыслей.
1. Версия о том, что «украинские повести» Гоголя не этнографические заметки, а вполне себе талантливое подражание немецкому романтизму в последнее время приобретает все большую популярность. При чтении «Вия» на заднем плане постоянно мелькает Ганц Кюхельгартен. «Теперь проклятая ведьма задаст мне пфейферу» - думает себе Хома Брут после второй ночи чтения Библии над гробом ведьмы. «Раздался петуший крик. Это был уже второй крик; первый прослышали гномы» - так кончается третья ночь. Вот вам и немец-перец-колбаса! Да и где вы видели гномов в 50 верстах от Киева? Они там не водятся, они в те времена сидели в немецких угольных разрезах. 2. Мы до сих пор «травмированы» образом прекрасной двадцатилетней Натальи Варлей, летающей во гробу по старой сельской церкви. В тексте Гоголя же никаких «красоток» нет. Панночка во время всех трех ночей отчитки фигурирует сугубо как вещь, как труп, как мертвец, а не как существо женского рода (опять же отсылка в немецкой традиции страшного). В первую ночь перед нами «синий», а потом уже «позеленевший» и «три дня как протухший мертвец», клацающий зубами, словно персонаж «Баек из склепа» 3. Стоит отметить, что сцены отчитки и ужаса у Гоголя короткие, динамичные и очень маленькие по объему текста. Автор будто сам боится их. Кусок о том, как Хома «навострил лыжи» по количеству слов в два раза больше, чем вторая и третья отчитки. Гоголь не нагнетает ужас, он словно бы стремится побыстрее пробежать мимо ужаса. 4. Забавно, что «игра в кашу» ( «в народе род кеглей», поясняет петербуржец Гоголь ) имеет своим логическим завершением «катание верхом на проигравшем», и всю деревню этот ритуал крайне забавляет. То есть то, что сделала старуха с Хомой Брутом, сев на него сверху и поскакав, конечно «ну такое», но в принципе не особо нарушает местные обычаи. 5. Что касается «послужного списка» панночки на селе, то это тоже какая-то дикая смесь немецкого романтизма с избыточностью начинающего автора, который не умеет «соизмерять ужас». Перед первой ночью отчитки козаки, пытаясь пояснить Хоме с кем ему предстоит иметь дело, рассказывают историю овчара Микиты. Микита влюбился в панночку и от этого «обабился», «потерял мастерство» и «позволил ей на себе ездить», отчего «сгорел изнутри» и превратился в горстку золы. Перед нами словно не малороссийская история ужаса, а шведский экзистенциальный триллер про неравный брак и проценты по ипотеке. Опять же можно отметить, что «поза сверху» является чуть ли не основным мотивом повести. Постоянно кто-то на ком-то ездит. 6. Хотя в повести «Вий» мы еще находимся в рамках диканьковского мира, но уподобление панночки вампиру кажется опять же крайне избыточным. Она не просто ведьма, она еще пьет и закусывает. Пьет кровь и закусывает плотью, что твой Дракула. Ночью панночка пробралась в хату, пила кровь младенца, а потом поймала на чердаке его мать и не просто выпила ее кровь, но еще и закусила ей. То есть перед нами вампир с солидным аппетитом, который закусывает людьми как Дмитрий Быков солянкой. Выглядит все это как неестественная вставка в текст повести. Как еще один «копипаст» из немецкого романтизма. 7. Так же можно отметить чередование «веселых» и «страшных» моментов в повести. Каникулы барсуков сменяются ночевкой в пустом черном поле ; избиение ведьмы поленом - утешением в объятьях молодой вдовы ; сотник, который любит пирушки, вино рекой и палить из пушки вдруг погружается в глубокую печаль по поводу смерти единственной дочери. Хома Брут сначала шутит и танцует гопака, а потом седеет, едет кукухой и кончается.
И как обычно с наступлением темноты – про страшное.
Перечитывал тут в рамках работы над «русскими ужасами» «Вий» Гоголя и записал пару мыслей.
1. Версия о том, что «украинские повести» Гоголя не этнографические заметки, а вполне себе талантливое подражание немецкому романтизму в последнее время приобретает все большую популярность. При чтении «Вия» на заднем плане постоянно мелькает Ганц Кюхельгартен. «Теперь проклятая ведьма задаст мне пфейферу» - думает себе Хома Брут после второй ночи чтения Библии над гробом ведьмы. «Раздался петуший крик. Это был уже второй крик; первый прослышали гномы» - так кончается третья ночь. Вот вам и немец-перец-колбаса! Да и где вы видели гномов в 50 верстах от Киева? Они там не водятся, они в те времена сидели в немецких угольных разрезах. 2. Мы до сих пор «травмированы» образом прекрасной двадцатилетней Натальи Варлей, летающей во гробу по старой сельской церкви. В тексте Гоголя же никаких «красоток» нет. Панночка во время всех трех ночей отчитки фигурирует сугубо как вещь, как труп, как мертвец, а не как существо женского рода (опять же отсылка в немецкой традиции страшного). В первую ночь перед нами «синий», а потом уже «позеленевший» и «три дня как протухший мертвец», клацающий зубами, словно персонаж «Баек из склепа» 3. Стоит отметить, что сцены отчитки и ужаса у Гоголя короткие, динамичные и очень маленькие по объему текста. Автор будто сам боится их. Кусок о том, как Хома «навострил лыжи» по количеству слов в два раза больше, чем вторая и третья отчитки. Гоголь не нагнетает ужас, он словно бы стремится побыстрее пробежать мимо ужаса. 4. Забавно, что «игра в кашу» ( «в народе род кеглей», поясняет петербуржец Гоголь ) имеет своим логическим завершением «катание верхом на проигравшем», и всю деревню этот ритуал крайне забавляет. То есть то, что сделала старуха с Хомой Брутом, сев на него сверху и поскакав, конечно «ну такое», но в принципе не особо нарушает местные обычаи. 5. Что касается «послужного списка» панночки на селе, то это тоже какая-то дикая смесь немецкого романтизма с избыточностью начинающего автора, который не умеет «соизмерять ужас». Перед первой ночью отчитки козаки, пытаясь пояснить Хоме с кем ему предстоит иметь дело, рассказывают историю овчара Микиты. Микита влюбился в панночку и от этого «обабился», «потерял мастерство» и «позволил ей на себе ездить», отчего «сгорел изнутри» и превратился в горстку золы. Перед нами словно не малороссийская история ужаса, а шведский экзистенциальный триллер про неравный брак и проценты по ипотеке. Опять же можно отметить, что «поза сверху» является чуть ли не основным мотивом повести. Постоянно кто-то на ком-то ездит. 6. Хотя в повести «Вий» мы еще находимся в рамках диканьковского мира, но уподобление панночки вампиру кажется опять же крайне избыточным. Она не просто ведьма, она еще пьет и закусывает. Пьет кровь и закусывает плотью, что твой Дракула. Ночью панночка пробралась в хату, пила кровь младенца, а потом поймала на чердаке его мать и не просто выпила ее кровь, но еще и закусила ей. То есть перед нами вампир с солидным аппетитом, который закусывает людьми как Дмитрий Быков солянкой. Выглядит все это как неестественная вставка в текст повести. Как еще один «копипаст» из немецкого романтизма. 7. Так же можно отметить чередование «веселых» и «страшных» моментов в повести. Каникулы барсуков сменяются ночевкой в пустом черном поле ; избиение ведьмы поленом - утешением в объятьях молодой вдовы ; сотник, который любит пирушки, вино рекой и палить из пушки вдруг погружается в глубокую печаль по поводу смерти единственной дочери. Хома Брут сначала шутит и танцует гопака, а потом седеет, едет кукухой и кончается.
BY Шклюдов 🌲☃️🎅🏻
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Recently, Durav wrote on his Telegram channel that users' right to privacy, in light of the war in Ukraine, is "sacred, now more than ever." "He has kind of an old-school cyber-libertarian world view where technology is there to set you free," Maréchal said. The channel appears to be part of the broader information war that has developed following Russia's invasion of Ukraine. The Kremlin has paid Russian TikTok influencers to push propaganda, according to a Vice News investigation, while ProPublica found that fake Russian fact check videos had been viewed over a million times on Telegram. Following this, Sebi, in an order passed in January 2022, established that the administrators of a Telegram channel having a large subscriber base enticed the subscribers to act upon recommendations that were circulated by those administrators on the channel, leading to significant price and volume impact in various scrips. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders.
from us
