корень квадрата

НА БОЛОТАХ ЛЕРНЫ

Карстовыми испарениями жаберной дискотеки
полудышит рассыпанный малярийный стон – наутро
в трельяжных раскопках бритвы он вычерпает из самого
себя, застывшего в перламутровой скорости света, под веки
втаскивая в чёрные дыры зрачков неуёмные свёрла кудрей,
на карусели очереди магазинной вращая который год

високосный – созревших до 36,6.
Орфа и цербера, сфинкса, тайфуна, колхидского
стража, химеру, эфонского ферромагнита, ладона заплодного,
стрегущую сциллу, горгону замешанную, сколоченную из жести
мать коллидонскую и, наконец, её – метановую царицу.
Так тычутся ртутные виноградины по лабиринту лобному,

будто в термос уходит сон вкрученным в гайку светом –
комарам на разлив растворяется торс. Трос, проглотивший
облако, до дирижабля вспенен – занавес обернулся к нему
спиной; и другой спиной обернулся в окно – там где-то
перепархивают поля цикады. Стеклянными нитями выше
запястий стянуты руки – вязнут топлёные ноты. Ткни музыку,

из пачки вытяни балерину – навстречу губам – подожги,
пусти мотыльков на оплётку пучка. Гремучие руки –
в них связки внезапных крыльев – сквозь коридор трясут
летучих мышей на лапах, расплёсканных по воде вражды,
как тигриный взмах – раздавшихся швейных уток:
роутер глади взнесёт их в опасность эха, вздёрнутого на весу.

Ко дну редких заводей примагничены рыбьи останки. Рёбра
осоки сверкнули из брения, под копытами брызжут закрылки.
Одуревший шахматный шмель копошится в себе ураном –
обогащённый захватом – пересекая запрещённую зону, соплам
хищных соцветий, театрально растянутых, ставит вилку:
время в воздухе тлеет как роза в пустом стакане.

В ней кипит шаровая молния – месть из глаза грыжей торчит
или гранатом из кварца. Пухнут под ним медузы, стекая на кафель.
Бьётся стебля аорта с намертво вросшим в неё хорьком.
Косая улыбка её в его сердце – иголка в мешке: зачин
ведёт виолончельным смычком, отсекая фамильный трафик,
в смётанном воздухе трансформаторном разбрасывая прикорм

на манер часового боя. Взвыл он, закинув удочку изо лба,
вздыбился за собой – стоног, как трескучий фрезер – вышел
из блоков скрипучих суставов, стрелкой расстёгивая дорогу
креозотной секирой, голосом нефти, разбитой колбой
кромсая лернейский выхлоп, электрорубанком ладоней рыжий
снимая за слоем слой – вдруг в амальгамном коллапсе дрогнул.

Вниманием стянутый узел гудит в арматуре открытого
журавлиного перелома – дымится в рогах поклажа.
Последняя капля расплава их взвесила всплеском из темени –
в них вьётся катушка как ткацкая рибосома, сытая
белковыми смыслами, чаша причастия, автопробка, жажда
вины корабельной с глотком из бутылки, вклеенной

переводной наколкой на стебель пустой улитки. Но сквозь неё –
если пристально – бронзовые, видны созвездия Брайля.
Тлеющим кадыком книзу всосать, как шприц – не больше,
чем пригодится – выдохнуть, отряхнуться по нити речной йо-йо –
от семян, как болгарка или от сплетен монет, как ныряльщик – зная
в лицо каждое из прозрачных созвучий в клешнях прибоя.

Влетая в замысел о себе прозрачном – будто письмо в бутыль
или копейка в розовый поворот курортный – треснет
реторта в пасти едкого ляписа. Стол, как ствол неподвижно –
на будущий берег свисает с графина до пола. Пыльный
винил шкворчит. Подбородок вибрирует. Заведённый – весь,
словно свиток схлопнувшись – очнёшься, стоя в диване пружиной.

www.group-telegram.com/us/subduplicata.com/1231

435 viewsedited  Apr 24 at 21:31

НА БОЛОТАХ ЛЕРНЫ

Карстовыми испарениями жаберной дискотеки
полудышит рассыпанный малярийный стон – наутро
в трельяжных раскопках бритвы он вычерпает из самого
себя, застывшего в перламутровой скорости света, под веки
втаскивая в чёрные дыры зрачков неуёмные свёрла кудрей,
на карусели очереди магазинной вращая который год

високосный – созревших до 36,6.
Орфа и цербера, сфинкса, тайфуна, колхидского
стража, химеру, эфонского ферромагнита, ладона заплодного,
стрегущую сциллу, горгону замешанную, сколоченную из жести
мать коллидонскую и, наконец, её – метановую царицу.
Так тычутся ртутные виноградины по лабиринту лобному,

будто в термос уходит сон вкрученным в гайку светом –
комарам на разлив растворяется торс. Трос, проглотивший
облако, до дирижабля вспенен – занавес обернулся к нему
спиной; и другой спиной обернулся в окно – там где-то
перепархивают поля цикады. Стеклянными нитями выше
запястий стянуты руки – вязнут топлёные ноты. Ткни музыку,

из пачки вытяни балерину – навстречу губам – подожги,
пусти мотыльков на оплётку пучка. Гремучие руки –
в них связки внезапных крыльев – сквозь коридор трясут
летучих мышей на лапах, расплёсканных по воде вражды,
как тигриный взмах – раздавшихся швейных уток:
роутер глади взнесёт их в опасность эха, вздёрнутого на весу.

Ко дну редких заводей примагничены рыбьи останки. Рёбра
осоки сверкнули из брения, под копытами брызжут закрылки.
Одуревший шахматный шмель копошится в себе ураном –
обогащённый захватом – пересекая запрещённую зону, соплам
хищных соцветий, театрально растянутых, ставит вилку:
время в воздухе тлеет как роза в пустом стакане.

В ней кипит шаровая молния – месть из глаза грыжей торчит
или гранатом из кварца. Пухнут под ним медузы, стекая на кафель.
Бьётся стебля аорта с намертво вросшим в неё хорьком.
Косая улыбка её в его сердце – иголка в мешке: зачин
ведёт виолончельным смычком, отсекая фамильный трафик,
в смётанном воздухе трансформаторном разбрасывая прикорм

на манер часового боя. Взвыл он, закинув удочку изо лба,
вздыбился за собой – стоног, как трескучий фрезер – вышел
из блоков скрипучих суставов, стрелкой расстёгивая дорогу
креозотной секирой, голосом нефти, разбитой колбой
кромсая лернейский выхлоп, электрорубанком ладоней рыжий
снимая за слоем слой – вдруг в амальгамном коллапсе дрогнул.

Вниманием стянутый узел гудит в арматуре открытого
журавлиного перелома – дымится в рогах поклажа.
Последняя капля расплава их взвесила всплеском из темени –
в них вьётся катушка как ткацкая рибосома, сытая
белковыми смыслами, чаша причастия, автопробка, жажда
вины корабельной с глотком из бутылки, вклеенной

переводной наколкой на стебель пустой улитки. Но сквозь неё –
если пристально – бронзовые, видны созвездия Брайля.
Тлеющим кадыком книзу всосать, как шприц – не больше,
чем пригодится – выдохнуть, отряхнуться по нити речной йо-йо –
от семян, как болгарка или от сплетен монет, как ныряльщик – зная
в лицо каждое из прозрачных созвучий в клешнях прибоя.

Влетая в замысел о себе прозрачном – будто письмо в бутыль
или копейка в розовый поворот курортный – треснет
реторта в пасти едкого ляписа. Стол, как ствол неподвижно –
на будущий берег свисает с графина до пола. Пыльный
винил шкворчит. Подбородок вибрирует. Заведённый – весь,
словно свиток схлопнувшись – очнёшься, стоя в диване пружиной.

BY корень квадрата