Тит и Смарагд на Изюмском шляхе

Почти дописал обзорную статью о рецепции наследия Максима Исповедника в X-XI вв. и понял, что упустил важное: я рассматривал исключительно греческий мейнстрим, и получалось следующее: (а) X век – Максима активно переписывают, но практически не читают, разве что как толкователя на Григория Богослова (и как приложение к Григорию Богослову; даже в житийной и литургической традиции именно X в. он «всего лишь» один из организаторов сопротивления монофелитству; как богослов он неизвестен и неинтересен); (б) из небытия Максима извлекает Михаил Пселл – он осознает значение и величие преподобного, но одновременно воспринимает его конкурента в деле ре-интерпретации предания; (в) взрывной интерес к Максиму в последней трети –четверти XI в., в том числе при дворе, особенно при дворе Алексея Комнина. Само собой, кажется, очевидно, что если п. (в) идет после п. (б), но какбэ и вследствие. Но как-то не бьется с тем, насколько жалким был финал политической карьеры Пселла, который то ли удалился в монастырь, то ли умер до восшествия на престол Алексея Комнина.
А вот что представляется более вероятным, так это грузинское влияние при дворе (достаточно вспомнить Марию Аланскую, которая способствовала восшествию Комнина на престол). Максима особенно почитали в Грузии и благодаря переводам Евфимия Афонского в конце X в. активно ЧИТАЛИ. Может такое быть, что мода на Максима – это следствие влияния «грузинской партии»? Это нужно доказывать. Так что придется писать вторую статью – на грузинском материале.

www.group-telegram.com/us/titusetsmaragdus.com/3265

242 viewsТимур Щукин, Nov 5 at 14:55

Почти дописал обзорную статью о рецепции наследия Максима Исповедника в X-XI вв. и понял, что упустил важное: я рассматривал исключительно греческий мейнстрим, и получалось следующее: (а) X век – Максима активно переписывают, но практически не читают, разве что как толкователя на Григория Богослова (и как приложение к Григорию Богослову; даже в житийной и литургической традиции именно X в. он «всего лишь» один из организаторов сопротивления монофелитству; как богослов он неизвестен и неинтересен); (б) из небытия Максима извлекает Михаил Пселл – он осознает значение и величие преподобного, но одновременно воспринимает его конкурента в деле ре-интерпретации предания; (в) взрывной интерес к Максиму в последней трети –четверти XI в., в том числе при дворе, особенно при дворе Алексея Комнина. Само собой, кажется, очевидно, что если п. (в) идет после п. (б), но какбэ и вследствие. Но как-то не бьется с тем, насколько жалким был финал политической карьеры Пселла, который то ли удалился в монастырь, то ли умер до восшествия на престол Алексея Комнина.
А вот что представляется более вероятным, так это грузинское влияние при дворе (достаточно вспомнить Марию Аланскую, которая способствовала восшествию Комнина на престол). Максима особенно почитали в Грузии и благодаря переводам Евфимия Афонского в конце X в. активно ЧИТАЛИ. Может такое быть, что мода на Максима – это следствие влияния «грузинской партии»? Это нужно доказывать. Так что придется писать вторую статью – на грузинском материале.

BY Тит и Смарагд на Изюмском шляхе