Россия остается вторым поставщиком природного газа в ЕС, как трубой, так и в виде СПГ. При этом, если (вдруг) странам ЕС потребуется больше (дешевого) газа, то единственная страна, способная нарастить поставки, – это Россия.
Так норвежский газ вышел на плато, и в ближайшую пятилетку здесь не просматривается перспектива роста, а к концу десятилетия прогнозируется спад добычи.
Катарский СПГ сейчас заблокирован кризисом в Красном море, да и сам эмират сделал ставку на долгосрочные контракты с Индией, Китаем и Кореей – то есть на растущую Азию.
«Молекулы свободы» в заметно бОльших количествах на мировой рынок (пока) поставляться не будут: США де-факто запретили новые СПГ проекты.
Алжирограничен по добыче, при этом сам наращивает потребление этого ресурса, поэтому излишков для Европы здесь нет.
Единственный способ нормализовать энергоснабжение Европы – это возобновление поставок природного газа из России через уцелевшую ветку «Северного потока-2», газопровод «Ямал-Европа» и достройку «Арктик СПГ-2».
Россия остается вторым поставщиком природного газа в ЕС, как трубой, так и в виде СПГ. При этом, если (вдруг) странам ЕС потребуется больше (дешевого) газа, то единственная страна, способная нарастить поставки, – это Россия.
Так норвежский газ вышел на плато, и в ближайшую пятилетку здесь не просматривается перспектива роста, а к концу десятилетия прогнозируется спад добычи.
Катарский СПГ сейчас заблокирован кризисом в Красном море, да и сам эмират сделал ставку на долгосрочные контракты с Индией, Китаем и Кореей – то есть на растущую Азию.
«Молекулы свободы» в заметно бОльших количествах на мировой рынок (пока) поставляться не будут: США де-факто запретили новые СПГ проекты.
Алжирограничен по добыче, при этом сам наращивает потребление этого ресурса, поэтому излишков для Европы здесь нет.
Единственный способ нормализовать энергоснабжение Европы – это возобновление поставок природного газа из России через уцелевшую ветку «Северного потока-2», газопровод «Ямал-Европа» и достройку «Арктик СПГ-2».
He floated the idea of restricting the use of Telegram in Ukraine and Russia, a suggestion that was met with fierce opposition from users. Shortly after, Durov backed off the idea. At its heart, Telegram is little more than a messaging app like WhatsApp or Signal. But it also offers open channels that enable a single user, or a group of users, to communicate with large numbers in a method similar to a Twitter account. This has proven to be both a blessing and a curse for Telegram and its users, since these channels can be used for both good and ill. Right now, as Wired reports, the app is a key way for Ukrainians to receive updates from the government during the invasion. During the operations, Sebi officials seized various records and documents, including 34 mobile phones, six laptops, four desktops, four tablets, two hard drive disks and one pen drive from the custody of these persons. "There are several million Russians who can lift their head up from propaganda and try to look for other sources, and I'd say that most look for it on Telegram," he said. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders.
from us
