Бежать можем, но куда - не знаем

Если кто пропустил, сегодня проходит конгресс Иннопрактики «Наука+бизнес», первая половина которой скомпоновала очень чёткий вывод сразу и с секций, и с пленара.

Очень много наконец говорили и про отсутствие реального квалифицированного заказчика в бизнесе на науку, и самого реального спроса на работу над прорывными разработками, хотя именно это и есть главный драйвер к лидерству, суверенитету и прочим терминам нашей общей цели.

Очень сильно почищенные институты развития есть, механизмов поддержки, как заметил Фурсенко, относительно наших размеров экономики больше, чем у многих стран, но спроса за рамками оперативных суверенных заплаток в сторону опережающих технологий и экспортных рынков нет.

Развитие квалифицированного заказчика и спроса на исследования сдерживает в том числе и ключевая ставка, но даже если продавить ЦБ на идущие со многих сторон идеи о дешёвом рефинансировании по приоритетным направлениям, то возникает вопрос, какие направления приоритетные.

Вариант о том, что они определены вроде как нацпроектами технологического лидерства (НПТЛ), при всей публичности конференции был на удивление разбит обратной связью весомых спикеров о том, как на самом деле НПТЛ собирались: наспех, срочно, с упущениями, а губернатор Самарской области вообще дал пример с тем, как по малотоннажной химии одно из направлений потерялось из-за ошибки в электронном бюджете.

Вообще, спикеры сессий как будто бы почувствовали над собой защитный зонтик негосударственного института развития, расслабились и начали говорить откровенно. Не все, не на всех сессиях, но куда больше, чем на других не только публичных, но и закрытых мероприятиях с таким уровнем участников. Даже вот рекомендуем посмотреть запись на сайте.

Но главный вывод, как показалось, прозвучал всё-таки кулуарно, хотя на него аккуратно заходили многие вплоть до пленара. Даже если НПТЛ выверить до деталей, стимулировать компании к прорывным разработкам и оказать всю поддержку, ключ к геополитическому лидерству на технологических крыльях лежит не в сумме всех направлений НПТЛ, а в нескольких небольших нишевых, но очень стратегических технологиях, за рамками которых прочие направления хоть и дадут стране экономическое и технологическое плечо, но не стратегический потенциал на нашем многополярном шарике (да, тут специализированный прикладной ИИ, особая генетика, термоядерка и прочие). И вот как срежиссировать скоростной выход на прикладной результат в этих нишевых стратегических, пока вопрос.

P.S. Спасибо Наталье Поповой на пленаре за упоминание бусидо про «нет цели - только путь». В нашем канале это прям сквозная тема.

От общежитий к лабораториям

Продолжая диалог с подрастающими каналами о науке и образовании, разовью простой житейский пост об общежитиях, пусть о них и многое написано за последние месяцы. Быть может, кто-то ещё не в курсе, но даже в общежитиях МГУ (включая то самое главное здание) дела обстоят так себе — не катастрофа, но местами с тараканами, плесенью и интерьерами полувековой давности. Интересующимся конкретно главным университетом страны советую почитать вот эту статью, написанную с душой, подробно и без лишнего нагнетания. Среди других университетов есть, конечно, и отдельные замечательные исключения, но в среднем по больнице ситуация с общежитиями удручающая.

Но можно отстраниться от частностей и констатировать, что мы имеем дело с глобальной проблемой устаревающей советской инфраструктуры, на которой до сих пор — как бы мы ни оценивали советский период и какие бы картинки ни рисовали на стратсессиях — работает и наша наука, и наше высшее образование. Возможно, снаружи непонятно, в какой степени сохраняется эта зависимость.

Да, есть банальные ремонты и мебель: например, трудно даже прикинуть, сколько стоит полный капитальный ремонт всех корпусов какого-нибудь университета средней руки — такой, чтобы лет двадцать не было стыдно за любой лестничный пролёт или туалет. Но это даже не главное, поскольку устаревание специфической научной инфраструктуры устроено куда сложнее. Может показаться, что покупка двух-трёх крупных приборов в лабораторию — это и есть обновление инфраструктуры. Но это не так, даже если новые приборы позволяют проводить все необходимые измерения.

Во-первых, проведение экспериментов зачастую накладывает неочевидные требование на всё здание и отдельные помещения: повышенная прочность перекрытий и отсутствие вибраций, особые линии электропитания, мощные вытяжки и контуры охлаждения, радиационная защита, стабилизация микроклимата, грузовые лифты и прочее, и прочее. В крупном исследовательском центре, объединяющем десятки лабораторий разной специализации, понадобится всё и сразу. Естественно, инфраструктура такого рода тоже может постепенно деградировать, и, главное, она крайне сложна для замены или реконструкции. В отличие от ремонта условного офиса, здесь нельзя применять стандартные строительные подходы "как в типовом ЖК эконом-класса", а нужны штучные инженерные решения.

Во-вторых, есть целый пласт второстепенных приборов, инструментов и приспособлений, полный набор которых, тем не менее, критичен для нормальной работы. Тут даже не возьмусь перечислять: тысячи вещей от механических креплений до осциллографов, от лабораторной посуды до микроскопов. Именно в этой нише могут встречаться самые устаревшие и самые кустарные артефакты. Язык не поворачивается назвать эти вещи звучным словом "инфраструктура", но в сумме они стоят недёшево и тоже требуют обновления. По-хорошему, все самоделки и советские реликвии нужно постепенно сдавать в музей, а на их место закупать современные инструменты.

Устаревание крупной вспомогательной инфраструктурой, конечно, кажется более важным. Она не является собственно научным оборудованием, не попадает под программу обновления приборной базы (и без того не самую щедрую) и не может ремонтироваться по грантам. Более того, от перекладки кабеля электропитания не появится мгновенного выхлопа в виде высокорейтинговых статей — просто ещё сколько-то лет можно будет продолжать работу без аварий и отключений. И, в отличие от мелких "нецелевых" научных расходов вроде мебели или инструмента, на которые можно наскрести по сусекам, здесь речь идёт как минимум о десятках и сотнях миллионов рублей, которые вряд ли лежат в кармане даже у очень хорошего завлаба.

И на данный момент мне кажется наиболее критичным даже не вопрос финансирования ремонта крупной инфраструктуры, а вопрос сохранения самих технологий таких сложных инженерных работ, которые не проводились, возможно, многие десятилетия. В этом смысле обстановка в комнатах ГЗ МГУ внушает больше оптимизма, ведь риск потери технологии укладки ламината пока представляется невысоким.

Научный реванш

По моим наблюдениям, в науке среди руководителей (особенно среди возрастных) встречается специфический психологический недуг, который очень вредит, собственно, реальному развитию науки. Это — желание совершить открытие мирового уровня и остаться в истории, не имея для того значимых результатов.

Не секрет, что научная карьера может развиваться разными путями. А продвижение по административной лестнице может быть связано и с научными достижениями, и с управленческими талантами, и с социальными навыками, взятыми в самых разных пропорциях, - это хорошо видно, например, по составу РАН. К слову, управленческие и научные качества никоим образом не исключают друг друга, просто редко сходятся в одном человеке.

Важно, что научное сообщество невелико и очень плотно связано, поэтому учёным хорошо известно, кто и чего стоит как исследователь по гамбургскому счёту — в плане способности получать научные результаты и своей квалификации, а не умения выигрывать гранты или красиво публиковаться.

Именно из-за этого и возникает феномен запоздалого научного реванша. Если посредственный учёный, но хороший администратор забирается достаточно высоко по карьерной лестнице, то у него может сформироваться комплекс: он понимает, что подчинённые и коллеги воспринимают его именно как управленца, а как учёный он авторитетом не является. Многие в силах с этим справиться и продолжить административную работу, не претендуя на роль Менделеева. Это достойный и честный выбор, который можно только поддержать, потому что хорошие управленцы с прочным научным бэкграундом (пусть и без больших открытий) — на вес золота.

К сожалению, кто-то с этим не справляется и пытается отыграться, стараясь ворваться в пантеон великих окольными путями. Здесь возможны разные сценарии, но зачастую это приводит к развитию новой альтернативной науки с размахом и ресурсами, зависящими от административного веса героя. Где-то группа из нескольких учеников пожилого академика будет тихо копаться в ошибочно поставленной задаче либо проводить "оригинальные" эксперименты. Где-то будут получены крупные гранты и обещаны громкие прикладные результаты. А где-то вырастут серьезные научные подразделения, будут созданы журналы и выданы звания, а вокруг возникнет целая экосистема (правда, как правило, замкнутая внутри страны и не признанная в мировом сообществе).

Тематика таких исследований редко бывает откровенно лженаучной. Весь секрет успеха, на мой взгляд, именно в аккуратном добавлении квазинаучных элементов: таком, чтобы его могли отличить только квалифицированные специалисты, а для общества и журналистов всё смотрелось как настоящая большая наука. Причём отсутствие признания со стороны большинства специалистов (в том числе зарубежных) может даже сыграть в плюс: это создаёт ауру непризнанного гения либо отечественного "Левши", который одной левой заткнул за пояс буржуев.

А конструктив тут простой. Во-первых, уходить надо красиво. Во-вторых, если где-то видишь "не имеющую аналогов" уникальную науку, не стоит сходу верить -- лучше разобраться подробнее или узнать мнение других специалистов.

Фотофакт: успешный профессор выдал себя на фудкорте

Учитель борется с ленью

Регулярно натыкаясь на мнение, что учителя можно безболезненно заменить телевизором или компьютером, я раз за разом задумываюсь, а какие, собственно, уникальные функции выполняет учитель в школе или преподаватель в университете (пост касается и тех, и других, пусть и с разными оттенками). Ведь очевидно, например, что фронтальную потоковую лекцию без обратной связи со студентами вполне логично заменить просмотром видео. Тем более, запись достаточно сделать единожды, в отличном качестве и у первоклассного лектора. Да и проверка знаний на цифровой платформе тоже возможна. И дальше следуют мантры про микро-образование, уход от классического образования к непрерывному ДПО и т.д.

Но в чём-то явно кроется подвох. Возьмём хотя бы тот факт, что большинство слушателей онлайн-курсов (в том числе платных и модерируемых) не доходят до конца: единой статистики не нашлось, по разным данным, доля доживших варьируется от 10% до 50%. Если же говорить не про обучение отдельным навыкам, а про систематическое изучение серьезной дисциплины (например, раздела математики или физики на университетском уровне) без учителя, то, по моим наблюдениям, справляются лишь единицы. А уж про полноценное высшее образование и думать страшно.

Поэтому я бы сформулировал провокационно: роль учителя сегодня — бороться с ленью ученика в самом широком смысле слова. Дисциплинировать и мотивировать. И лишь во вторую очередь — предоставлять информацию или задания. Потому что информацию нагуглить ещё можно, а мотивацию нельзя. Соответственно, эта борьба с ленью может требовать от учителя не меньше моральных сил, чем непосредственно подготовка и изложение материала.

Лень бывает разной. Например, читая учебник или просматривая запись лекции, мы склонны кивать и говорить "ага, ну понятно". Хотя на самом деле мы можем абсолютно не понимать, почему конкретно из "А" следует "Б", и, значит, не сможем это знание корректно использовать, а вскоре не сумеем даже воспроизвести. Мозгу лень остановить поток информации и обдумать самостоятельно. Роль учителя — в том, чтобы мгновенно отслеживать потерю понимания, причём не по версии ученика (то самое угу, ну вроде понятно), а по реакции на контрольные вопросы и на сам материал. Иными словами, ученик (студент) далеко не всегда способен установить, усвоил ли он логически структурированную информацию.

Лень может быть и самой обычной. Когда хочется отложить урок, не сделать задание, не повторить лекцию и т.п. Здесь дисциплинирующая роль учителя очевидна: он тот, кто назначит дедлайн, проверит, напомнит, в конце концов — поставит двойку. Есть и более тонкие случаи потери мотивации: например, внутри любого серьёзного курса будут разделы, при изучении которых в аудитории будет стоять плач "зачем нам это надо". Преодолеть эту демотивацию также способен только хороший учитель: аргументами, шутками, даже отклонением от программы и забеганием вперёд.

С одной стороны, сказанное выше звучит в целом как репортаж из детского сада, особенно в применении ко взрослым обучающимся. Казалось бы, если человек решил поступать в университет или уже учится в нём, то это его личный выбор, и аргументу про лень просто не должно быть места. Пришёл учиться — учись. Однако надо отличать, скажем так, глобальную мотивацию на стратегическом уровне и локальную: можно в целом хотеть стать врачом, но в данную минуту хотеть поехать с друзьями на пляж, а не оставаться в четырёх стенах ботать анатомию.

Не даром многие изучающие английский в любом возрасте в итоге приходят к найму репетиторов: казалось бы, бескрайний интернет и носители языка у ваших ног, и совершенно бесплатно, и даже в виде систематизированных курсов. Но, видимо, кто-то должен помочь взять себя в руки и сесть учиться ровно в 19:30 без всяких оправданий.

твои комменты, когда опубликовал любой пост, к обсуждению которого можно приплести СССР

Суперкомпьютерный центр РАН, поглощённый Курчатником, становится платным для пользователей

Подписчик делится важной и срочной новостью о судьбе бывшего Межведомственного суперкомпьютерного центра РАН. Вкратце, это крупный центр коллективного пользования, созданный в 1995 году в структуре РАН и предоставляющий доступ к мощным суперкомпьютерам. Большинство институтов РАН не могут позволить себе крупный вычислительный кластер, поэтому центр пользуется популярностью.

До сегодняшнего дня доступ к суперкомпьютерам был бесплатным для пользователей из институтов РАН. В начале 2023 года МСЦ РАН вошёл в состав Курчатовского института, который, по-видимому, за прошедший год освоился и принял новый регламент работы.

Буквально вчера пользователи получили письмо о том, что с 1 января (через неделю!) все услуги центра будут предоставляться на возмездной основе. Причём доступ будет прекращён с 1 января и до тех пор, пока не будут подписаны договоры об использовании. Во-первых, вызывает возмущение срочность решения и его время: в январе продолжается отчётный период, многие наверняка планировали продолжать или завершать расчёты. Да и в целом исследования планируют на годы, а не на недели.

Во-вторых, стоимость доступа оказывается совсем не символической — это 86 рублей за узло-час. Итоговую стоимость подписчик оценивает следующим образом:

"Типичный расчёт длится несколько часов и, как правило, запускается десятки и сотни раз. То есть, решение не самой трудоёмкой задачи обойдётся в сумму порядка 100 тысяч рублей. Если речь о по-настоящему интересных вычислениях, то требуются уже десятки многочасовых расчётов, на десятках узлов каждый. Например, типичный расчёт, который мы делаем для хороших публикаций под эксперименты требует 32 узла на 10-20 часов, причём его необходимо повторить хотя бы несколько раз. Получается, что расчёты для одной приличной статьи приближаются по стоимости к полумиллиону, а то и к миллиону рублей. Некоторые мои коллеги расходуют десятки тысяч узло-часов в год. То есть, при сохранении интенсивности работы, они должны будут платить несколько миллионов рублей в год по новым тарифам.

Для большинства коллективов такая сумма окажется неподъёмной. Альтернатива — или покупать собственный вычислительный кластер (десятки миллионов рублей только на закупку, не говоря уже о содержании и текущем ремонте), или вовсе отказаться от тяжёлых вычислений, что, конечно, сильно ограничит наши возможности по проведению исследований, особенно в связке с экспериментом, где требуется аккуратный учёт всех факторов".

Наверное, в конце излишне напоминать про аппетиты Курчатовского института в поглощении других организаций и приводить историю этих поглощений. Отмечу одно: уверен, что Курчатник не в состоянии ставить для вновь приобретённого суперкомпьютерного центра задачи такого же уровня и в таком же количестве, как это делали институты РАН или как это делают сотрудники МГУ для кластера "Ломоносов". Я неоднократно писал, что нынешний вклад Курчатника в фундаментальную науку — на уровне одного (!) крупного института РАН, несмотря на многократно более высокое бюджетное финансирование.

Почему в таких условиях Курчатник не строит свой суперкомпьютер, а просто забирает крупнейший вычислительный центр у Академии наук, да ещё и начинает брать плату за вход, — вопрос риторический. Кстати, я не думаю, что главная цель в прямом зарабатывании денег. Возможно, это способ заставить пользователей из той же РАН искать соавторов среди сотрудников Курчатовского института, чтобы получить через них бесплатный доступ к суперкомпьютеру, а по итогам повысить публикационную активность Курчатника.

Что с этим можно сделать — тоже непонятно, поскольку Курчатовский институт фактически не подчиняется никому, кроме лично президента страны, который, в свою очередь, формирует мнение о развитии науки во многом на основе бесед с президентом НИЦ "Курчатовский институт" Михаилом Ковальчуком.

Подписчики знают, что я практически не участвую в папках и подборках каналов, чтобы не замусоривать ленту. Но ради авторов КРИНЖа я делаю исключение и благодарю за рекламу, которая принесла много новых читателей.

Во-первых, коллеги сделали свою подборку по-честному, не договариваясь с авторами о взаимном пиаре. Во-вторых, канал КРИНЖ определённо заслуживает внимание как лучший "санитар леса" в мире научных публикаций. Смеяться над кринжовыми лженаучными статьями надо так, чтобы самый распоследний платный ВАКовский журнал для аспирантов призадумался перед публикации очередного опуса о волновой генетике.

https://www.group-telegram.com/rinc_kruto/594

по мотивам комментария в Labrats

А теперь Курчатник экстренно выселяет ИГГД РАН

Как уже написали многие коллеги, империя Курчатовского института продолжает наносить предновогодний удар по Российской академии наук. Теперь досталось Институту геологии и геохронологии докембрия РАН, расположенному в Санкт-Петербурге на самой Стрелке Васильевского острова. Это не очень большой и далеко не самый богатый институт РАН, ведущий во многом уникальные научные исследования. Которые, кстати, важны не только с фундаментальной точки зрения, но и, например, для поиска полезных ископаемых.

До сегодняшнего дня ИГГД РАН располагался на площадях Института химии силикатов на безвозмездной основе. Затем здание было отдано в НИЦ Курчатовский институт в составе ПИЯФа, и буквально вчера Курчатник сообщил, что отказывает в продлении договора безвозмездного пользования площадями, который заканчивается 31 декабря 2024 г. Курчатовский институт требует от ИГГД РАН заключить договор аренды либо освободить помещения в срок не позднее 9 января 2025 г. Стоимость аренды была озвучена только неофициально, диапазон — от 50 до 150 млн рублей в год, что соизмеримо с годовым бюджетом ИГГД РАН.

Как и в случае с суперкомпьютерным центром РАН, Курчатник снова прав с формальной стороны: никто не обязан предоставлять своё оборудование или свои помещения бесплатно. С неформальной точки зрения творится сущее безумие. Начнём с того, что абсурдно выглядит сама ситуация, когда одно государственное научное учреждение выгоняет на улицу другое. Казалось бы, это же не два продуктовых ларька, целесообразность существования которых определяется чистой конкуренцией.

Ну и конечно, открываются новые грани этого безумия, когда мы принимаем во внимание, что Курчатник получил подарки в виде здания на Стрелке Васильевского острова (в составе ПИЯФ), и Межведомственный вычислительный центр РАН, буквально недавно, а до этого оба учреждения относились к Российской академии наук. Поэтому обсуждать происходящее с рыночной точки зрения, на мой взгляд, никакого смысла не имеет: на входе идёт волюнтаристское перераспределение благ в форме дарения Курчатнику. Странно после этого теоретизировать на тему того, что на различные услуги бывают рыночные цены, что нужно привыкать платить за использование ресурсов и т.п. Повторюсь, если бы речь шла о частной компании, которая сама зарабатывает деньги, получает прибыль и строит офис или закупает вычислительный кластер, то к их сдаче в аренду вопросов бы не было никаких.

Что касается сроков, в которые ИГГД РАН должен освободить помещения, — до 9 января 2025 года — то это уже издевательство за гранью добра и зла. И даже не так принципиально, что до 9 января осталось примерно ноль рабочих дней. Гораздо важнее, что за такой срок в любом случае невозможно нормально разобрать, упаковать и переместить дорогостоящее и сложное экспериментальное оборудование института (даже если знать, куда вывозить).

Подводя итог, если в ситуацию никто не вмешается, то высок риск, что ИГГД РАН попросту развалится.

Доказательство существования

Несмотря на предновогоднее настроение, хочется продолжить разговор о ситуации с ИГГД РАН после прочтения многочисленных комментариев и постов коллег из Зоопарка (раз и два). А точнее, хочется придать вопросу глубины.

Видите ли, в чём дело, уважаемые читатели. Внимание к деталям — это важно и профессионально, но за деревьями можно не увидеть леса. И вот умные люди уже не первый день обсуждают, достаточно ли точно репортаж НТВ передал ситуацию с арендой площадей, насколько удачным был антикризисный пиар ИГГД РАН и в каких терминах руководство института пыталось решить вопрос с продлением аренды.

На мой взгляд, правильный вопрос звучит совсем иначе: а нужна ли стране с доходом от полезных ископаемых на уровне 30-50% бюджета геология как наука и, в частности, её развитие в Институте геологии и геохронологии докембрия РАН? Если да, то почему бремя доказательства этой необходимости ложится на дирекцию и сотрудников института? Как так вышло, что они обязаны претерпеть катарсис в бюрократических боях, чтобы просто продолжить работать?

Удивительно, как легко научное сообщество привыкло к подобной логике. Мы ведь всерьёз обсуждаем, насколько аргументированно повар выпрашивает у директора ресторана доступ на кухню, чтобы начать готовить, или насколько корректно прораб требует у фирмы-застройщика участок, чтобы построить на нём дом.

Если уж искать, кто конкретно должен был решать вопрос с площадями ИГГД РАН, то однозначный ответ — государство в лице учредителя института, коим сейчас является Минобрнауки РФ. Именно министерство должно было озаботиться той ситуацией, что выполнение работ в подведомственном институте находится под угрозой, поскольку у него нет своих площадей, арендуемые помещения отошли Курчатнику, а текущий договор аренды заканчивается. Тут даже как-то неловко вспоминать обещания, с которыми проводили реформу РАН: мол, ФАНО избавит учёных от хозяйственных забот и администрирования, останется чистая наука. Вот они, научные проблемы.

Как поясняют сотрудники ИГГД РАН (и здесь исходный репортаж НТВ был неточен), проблему с арендой дирекция пытается решить с начала октября, то есть последние три месяца. Переписка велась как с Курчатником, так и с Минобрнауки, письма в более высокие инстанции спускались в Министерство. Собственно, обращение в СМИ стало крайней мерой в силу бесплодности этих усилий. Подчеркну: усилий по решению вопроса, который самим ИГГД РАН решаться вообще не должен.

Опять же, можно бесконечно рассуждать о том, что играть в бюрократию необходимо более мастерски, нужно лучше изучать повадки замминистров, закладывать на решение таких вопросов полтора года и более, научиться подносить бумаги в нужный кабинет и делать правильный поклон. Все эти упражнения придают флёр опыта и практичности, но по сути уводят дело в сторону. Прагматика не в том, чтобы уметь искусно прогнуться или вовремя положить бумагу на подпись, а в том, чтобы проблемы такого рода либо вообще не возникали, либо решались бюрократической машиной автоматически.

И всё это можно было бы списать на случайность и эксцесс исполнителя, если бы подобные (по сути, а не по форме) ситуации не повторялись. Поэтому, уважаемые коллеги, я желаю вам в новом году как можно чаще испытывать ощущение, что ваша наука нужна не только вам.

Итак, телеграмные итоги года от TGStat.ru. Если что, карточка была сгенерирована пару дней назад, поэтому успела слегка устареть (а заново уже не генерируется).

О статистике. Больше всего радует вовлечённость подписчиков, которую было бы не стыдно показать и на порядок более крупному каналу. В среднем каждый пост получает под сотню комментариев, более двухсот пересылок и трёхсот реакций. Я бы сказал, что именно число пересылок — наиболее точная мера интереса к посту: если читатель счёл необходимым поделиться публикацией, значит она действительно показалась ему важной. Поэтому с удовлетворением отмечаю, что рекордные посты пересылали по тысяче раз, и это были не только мемы.

В остальном традиционно отмечу, что именно подписчики и их комментарии формируют канал как минимум наполовину. Благодарю всех, кто высказывает своё мнение в чате и не боится дискутировать со мной и с другими подписчиками. В новом году будем искать истину с новыми силами!

С наступающим! 🥂

Подписчик поделился своей рецензией на книгу «Наукообразная чушь» Стюарта Ричи.

На мой взгляд, внимания заслуживает если и не сама книга, то, как минимум, упомянутые в рецензии проблемы. Ниже привожу текст в с небольшим сокращением, рецензия опубликована в канале Ethnically Clean Ponds.

"...Что по факту происходит и что делается – оказывается подозрительно не похоже на ту сферическую в вакууме науку, о которой рассказывали на двух-трех-между-делом-лекциях по философии науки в аспирантуре. Как следствие, те практики и институты, в которых оказываются молодые научные работники, быстро их засасывают, и под лейблом науки они начинают практиковать нечто, по духу существенно отличающееся от того, как должна быть устроена наука. А хорошего референса – где посмотреть, как наука должна работать правильно – нет. Есть много литературы о конкретных методах, о том, как должно строиться исследование, но как должна работать наука в целом – такой литературы сильно меньше и как будто совсем нет ее в ближайшем доступе.

Книга Стюарта Ричи замечательно закрывает эту лакуну. Строго говоря, посвящена она тому, как наука malfunctions – как она пошла не туда. И действительно, хотя всем должно быть понятно, что опровергнутая гипотеза, если эксперимент был корректным, так же ценна и достойна публикации, как и подтвержденная, публикуются почти исключительно «положительные» результаты. Хотя очевидно, что результаты большей части исследований должны быть тривиальными, во многом дублирующими результаты других исследований (потому что как еще получить «твердое» знание о том, как устроены вещи) и, откровенно говоря, скучными, «упаковываются» исследования почти исключительно как прорывные.

Почему это происходит? И к каким результатам это приводит – конкретным (типа прямых фальсификаций данных или пи-хакинга) и общеинституциональным (в этой игре на выживание выигрывают хорошо продающие свои результаты «павлины», а не зануды, двадцать восемь раз перепроверяющие то, что у них получилось) – об этом книга.

Но для того, чтобы показать, как неправильно наука работает, Ричи по необходимости рассказывает, как она должна работать правильно. Помимо простых, но важных идей, типа что статья – это сообщение коллегам о том, как ваше структурированное и документированное воздействие на некоторый объект отразилось на нем, и что этот результат говорит о том, как устроены вещи шире – автор говорит и о более сложных вещах: например, о важности публичной фиксации ожидаемых результатов исследования до проведения эмпирической работы – ведь если результат будет «отрицательным», он скорее всего не будет опубликован (а будут опубликованы случайные «положительные» результаты), а значит коллеги-ученые и человечество в целом не будет в курсе полученного научного факта, а от этого пострадает и наука, и общее представление человечества о мире.

Помимо принципов, однако, Ричи много говорит и о конкретных институтах и инструментах – о журналах, издательствах, наукометрии, индексе Хирша и даже о пиратских способах дОбычи научных статей и книг «в обход» издательств (да, эти два волшебных слова, сайхаб и либген). При этом книга ни на секунду не занудна, читается на одном дыхании и, по прочтении ее, даже если ты «в бизнесе» уже много лет – меняешься. И хочется заниматься наукой с утроенной силой, а параллельно – вернуть ее к нормальности, которой, впрочем, скорее всего никогда не было, а значит – ее нужно создать, и в ее создании также можно принять участие.

В общем, мои самые горячие рекомендации. Книга эта, кроме того, повод посмотреть вокруг – на те научные институты, в которые вовлечены ученые из читающих этот пост. Эти институты будут неизбежно несколько отличаться от того, что описал Ричи. И отличия эти, равно как и сама книга, могут и должны стать предметом детального обсуждения".


Комм. РR: предвижу комментарии, объясняющие, почему всё работает именно так и никак иначе. Но наличие таких причин — это не повод отказываться от размышлений о более рациональной организации науки и от попыток с умом искоренять хотя бы наиболее вредные практики.

2025 год – год выборов в Российскую академию наук. Это знаковое событие, которое однозначно привлекает огромное внимание всего научного и околонаучного сообщества, которое уже надувает огромный информационный пузырь. В конце мая ему суждено лопнуть, и мы сможем оценить сухой остаток, обследование которого покажет значимость академии в государстве, зрелость самого института академии, как академия видит развитие науки и, пожалуй, главное – какой вектор для самой себя она выбирает на обозримое будущее. Еще чуть-чуть, и начнутся официальные процедуры выборов, описанные в Уставе РАН.

Роль РАН в науке и научно-технологическом развитии страны всем видится по-разному, но главная задача, по мне, смещение самой фундаментальной границы человечества – границы между познанным и непознанным, в сторону непознанного постоянным приращением нового знания. Человек живет не только на Земле, его ареал обитания ограничен еще и границами познанного.

Работая в двух отделениях академии: Отделении биологических наук и региональном Дальневосточном отделении, я, как и другие члены академии, заинтересован в ее развитии, поэтому в выборах академии вижу замечательный предмет для анализа. Доступ к данным сейчас сильно ограничен, но elibrary, пройдя долгий путь эволюции, сейчас вполне обеспечивает приемлемое их качество.

Начнем его с двух диаграмм, посвященных анализу составов двух моих отделений. Абсцисса на диаграммах – это индекс Хирша. Про него нашутили достаточно, и необходимости рассказа о том, что это такое, нет. Ордината – это процентиль в рейтинге исследователей по направлениям наук, рассчитываемый elibrary по направлениям наук по цитированиям за последние 5 лет. Процентиль 1 означает, что автор в последние 5 лет находится в топе рейтинга исследователей, работающих по данному направлению, в верхней группе исследователей, составляющих один процент от всего исследовательского сообщества данного направления. Хирш у такого исследователя может быть невысокий, если исследователь молодой и написал пока не много статей, или пишет очень значимые книги, или область исследования редкая. Наоборот, процентиль может приближаться к 100 у исследователя с огромным Хиршем, если он давно бросил науку и не выдает ничего нового (такое тоже бывает). Для формирования набора данных и для расчета индекса Хирша, и для расчета процентиля использованы только журналы ядра РИНЦ.

Посмотрим на диаграммы.

Активные в научном плане члены отделений находятся в пределах первых десяти процентилей в верхней части диаграмм. У кого-то Хирш большой, у кого-то не очень, но понятно, что чем выше и правее точка, тем больше оснований ассоциировать члена академии с Зубром.

В зеленой рамке – область, желанная для любого отделения: чем больше членов отделения в ней, тем сильнее отделение. В черной рамке члены отделения с низким и процентилем, и индексом Хирша. Наверное, я бы воздержался от определения "балласт", но обилие точек в этой области дает пищу наиболее одиозным критикам академии как минимум, и не поддается логике, исходя из императива нового знания, как максимум.

Красная точка и оси, ей заданные, показывают средние значения по Хиршу и процентилю для членов отделений. Движение ее после выборов вправо вверх будет означать развитие, влево вниз – все, что угодно, но другое.

Бросается в глаза и полное отсутствие дифференциации по этим параметрам между академиками (синие кружки) и членами корреспондентами (зеленые кружки), что понятно, не только публикациями ограничивается деятельность члена академии.

Цель выборов – пополнить академию новыми членами – лидерами своих научных направлений, сделать академию в целом и отделения сильнее. Есть ли для этого ресурсы? Однозначно есть, и они огромны. Вглядимся в молодое поколение, сделаем выбор, который сдвинет облако точек на диаграммах вправо вверх.

Примерная блок-схема реформ в российском высшем образовании.

Посвящается окончательному выходу нашей страны из Болонской системы с 1 сентября 2026 года, а также предшествующему входу в Болонскую систему и регулярным изменениям ФГОС.

Преподавание — не приоритет

Привожу результаты опроса об оплате сверхурочной нагрузки доцента в университете (более 1000 голосов).

Самые распространённые варианты — от 300 до 500 руб/час и менее 300 руб/час (37% и 25%). Причём, как неоднократно указали в комментариях, в ряде вузов переработки просто не оплачиваются, но в силу интеллигентности, страха или из чувства долга никто не жалуется.

Цифры вполне отражают текущие приоритеты. Университеты охотно поощряют статьи, патенты, конкурсы, стартапы, ДПО и вообще что угодно помимо, собственно, качественного обучения студентов. Это полностью соответствует требованию показывать научный рост и выполнять "третью миссию" во что бы то ни стало.

Скажу очевидное: передача знаний — ключевой процесс в университете, без него остальные функции не имеют смысла. Однако сейчас настройки системы со всей прямотой показывают преподавателю, что обучение студентов — непрестижная и тягостная повинность, и вместо подготовки к парам лучше заняться более востребованными делами.

Сегодня нужна наука, сделанная позавчера

Не могу не поддержать посыл вот этого поста Зоопарка. Волонтёров, устраняющих последствия разлива мазута на Чёрном море, можно только благодарить, в особенности за то, что не дали замалчивать проблему и били во все набаты. А уж делать ли политический капитал на волонтёрской деятельности — это личное решение каждого участника, которое здесь обсуждать не хочется.

Но про науку хотелось бы добавить. Действительно, попутное замечание депутата Метелева о том, что "все ждут от ученых и инженеров эффективных решений", очень раздражает, хоть оно и явно не подразумевало глубокого посыла. Во-первых, странно говорить о разработке новых технических решений, а тем более их научных основ, когда разлив уже произошёл и устранять его нужно прямо сейчас. Необходимо знать и использовать готовые технологии.

Во-вторых, если (а) произошла авария и (б) чрезвычайные службы не могут с ней справиться без волонтёров, значит, где-то уже не послушали инженеров или просто их не привлекали. Это касается и эксплуатации судна, и готовности инструментов для ликвидации аварий такого типа.

Но самое грустное здесь то, что учёные регулярно говорят о подобных проблемах, только к ним редко прислушиваются. Профилактика и мониторинг стоят денег и требует усилий, проще надеяться на авось. Так было с катастрофическим разливом дизельного топлива в Норильске в 2020-м году: по основной версии, резервуар с топливом разрушился, поскольку опирался сваями на вечную мерзлоту, которая (внезапно) подтаяла. О деградации вечной мерзлоты из-за глобального потепления российские учёные предупреждали регулярно, в том числе, по иронии судьбы, доклад на эту тему прозвучал на заседании Президиума РАН буквально за два месяца до аварии.

Новые технологии поиска и устранения нефтяных разливов тоже, естественно, обсуждаются, причём на достаточно высоком уровне. В том же 2020 году проходила выездная сессия РАН на Сахалине (с участием губернатора Лимаренко), где вице-президент РАН Валерий Бондур назвал опытный полигон для ликвидации последствий нефтяных разливов одним из приоритетных проектов для региона. В начале 2025 года звучит очень злободневно, да только где тот полигон и результаты его работы...

И это лишь два готовых примера, которые были под рукой и упоминались в канале. Проблема не в том, что учёным и инженерам нечего предложить, а в том, что к ним обращаются, когда уже поздно. На пожаре глупо обсуждать конструкцию огнетушителя и изучать новые способы пенообразования: надо пользоваться тем, что есть. А вот после пожара имеет смысл задуматься, как не загореться в следующий раз и как тушить эффективнее.

К сожалению, второй этап требует многолетней скучной работы, а общественный интерес к нему держится в лучшем случае несколько месяцев, а затем закономерно спадает. До нового пожара, само собой.

выбираем публикационную стратегию, коллеги!

/посвящается новым героям КРИНЖа/

Новости, которые нетрудно было предсказать. Суперкомпьютерный центр РАН, который передали Курчатовскому институту и сделали платным для пользователей, фактически простаивает с начала года.

Ранее загрузка суперкомпьютеров опускалась ниже 80% только при технических проблемах: здесь выложена статистика за 2015-2021 годы. Подписчик канала сообщает, что за прошедшую рабочую неделю у центра было всего три активных пользователя (такая информация пока доступна). В какой-то момент на 5 суперкомпьютерах была запущена всего одна задача, а в другие моменты не использовался вообще ни один из них.

Да, внешние научные группы вряд ли успели заключить договоры о платном доступе (хотя я с трудом представляю тех, кто готов платить несколько миллионов рублей в год на одну активную группу теоретиков). Важнее то, что суперкомпьютер оказывается ненужным и самим сотрудникам Курчатника.

При этом МСЦ РАН был очень востребован учёными из институтов РАН и университетов, не имеющих достаточных вычислительных мощностей. Даже сотрудники МГУ, несмотря на наличие своего суперкомпьютера Ломоносов, устраивались на долю ставки в институты РАН, чтобы пользоваться МСЦ.

Если говорить о последствиях, отключение доступа к вычислительным мощностям сильно снизит конкурентоспособность исследований этих групп, отбросив лет на двадцать назад. Условно говоря, если на современном уровне принято моделировать плазму из миллиарда частиц, то, обсчитывая только миллион частиц, невозможно или очень сложно найти что-то новое. Естественно, это скажется и на уровне публикаций: как пишут в комментариях, будем выкручиваться.

Добавлю, пожалуй, что никакие рассуждения о рыночной стоимости узло-часов здесь неуместны, поскольку суперкомпьютерный центр был и остаётся федеральной собственностью, а его функционирование оплачивается, так или иначе, бюджетными деньгами. Просто, сменив ведомственную принадлежность, он практически перестал использоваться, что особенно обидно при общем недостатке ресурсов в фундаментальной науке.