Это мы имеем благодаря им! Отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/67c1cd49a59f71296dabaaef
https://vk.com/video-211547415_456243396
dzen.ru/video/watch/67c1cd49a59f71296dabaaef
https://vk.com/video-211547415_456243396
У каждого святого есть прошлое. У каждого своё. И если человеку кажется, что святость – это полное безгрешие, то вряд ли он разбирается в теме. Без греха вообще есть только один Человек на свете. Его так и называют – Единый Безгрешный. Все остальные участвуют в борьбе, ходят по краю и не знают будущего.
Но чрезвычайно важно, что у грешника есть будущее. Человек создан способным на святость. Как из любой ткани можно пошить ризу, а из любого куска воска слепить свечу, так и каждый вроде бы неказистый человек может освятиться, приблизившись к Богу. Он к этому даже призван: освящайтесь и будьте святы, ибо Я свят. Так сказано.
Человек создан способным на святость.
Да и с какой бы стати над каждым крещёным покойником пели «Со святыми упокой», если бы между ним и достоверно известными святыми лежала непреодолимая пропасть?
Пропасть преодолима.
Вот вам некое малое откровение: каждый человек может быть святым.
Это вовсе не значит, что он станет похож на святого Николая или святого Серафима. Наоборот. Это значит, что он ни на кого похож не будет. Святость абсолютно не шаблонна. Нет ни одного святого, с ювелирной точностью копирующего кого-то другого. И если нам кажется иначе, значит, мы опять не в курсе.
Личность, расцветшая в Духе Святом, – это святость. А личность оттого и личность, что другой такой в мире нет и не будет.
Не надо при этом ждать чудес и для всех очевидного величия. Именно этого нам привычно от святости ждать, лишь подтверждая лишний раз, что мы, как теперь говорят, «не в теме». Больший из всех рождённых жёнами – Иоанн Креститель – ни одного чуда не сотворил. Моисей и Илия меньше его, а он и не воскрешал, и не исцелял. И были подлинно чудные люди вроде Онуфрия Великого, проведшие в пустынях по полувеку и более, общавшиеся только с ангелами и ни с кем из людей. У них не было славы. О них просто не знали. Так что ни чудеса, ни громкое признание святости сопутствовать не обязаны.
Человек должен быть полон Богом. Не абстрактной добротой, не мягкостью и пушистостью, а Богом. Причём в меру своей глубины. Внутренняя мера человека может быть мала, как напёрсток. Но если напёрсток полон, это будет маленькая подлинная святость. Если же человек похож на чашу и тоже полон, это будет большая святость. А есть ещё вёдра, кувшины, водоносы и прочие ёмкости по возрастающей их объёма. И хорошо бы, чтобы каждая была полна. Тогда все будут святы, и все по-разному. Так и на видимом небе: Иная слава солнца, иная слава луны, иная звёзд; и звезда от звезды разнится в славе (1 Кор. 15:41).
Святость доказывает существование иного мира и правду Евангелия.
Благодаря святым Евангелие из книги, из «просто» текста превращается в плоть и кровь, в дыхание и молитву конкретного человека. Святые – это и есть «воплощённое Евангелие». Каждый в отдельности воплощает одну или несколько цитат. Все вместе, собор всех святых воплощают Евангелие целиком.
Можно просить у них: у Пантелеймона – здоровья, у Николая – помощи в путешествии, у Спиридона – решения жилищных проблем. Почему же не просить? Это открытые и чистые источники. Стыдно и глупо жаждущему из них не пить. Но любить святых нужно не только за благое участие в нашей суетной жизни. Их стоит любить за то, что они есть; за то, что они – радостное откровение о том, каким может быть человек.
Всё, что мир говорит о человеке, есть идеологическое убийство. Согласно учению гордых наук, человек – это говорящий комок грязи, должник могилы без надежды на воскресение. Трудно не склонить шею под это виртуальное ярмо, если так учит школа, так говорит улица, так поёт эстрада… Но стоит в этой тьме зажечься свечечке под именем Сергий Радонежский, как начинают отползать в углы химеры ложных мнений, и появляется радость.
Святость, в конце концов, это радость, сменившая слёзы. Сеявшие со слезами будут пожинать с радостью. С плачем несущий семена возвратится с радостью, неся снопы свои (Пс. 125:5-6).
Но чрезвычайно важно, что у грешника есть будущее. Человек создан способным на святость. Как из любой ткани можно пошить ризу, а из любого куска воска слепить свечу, так и каждый вроде бы неказистый человек может освятиться, приблизившись к Богу. Он к этому даже призван: освящайтесь и будьте святы, ибо Я свят. Так сказано.
Человек создан способным на святость.
Да и с какой бы стати над каждым крещёным покойником пели «Со святыми упокой», если бы между ним и достоверно известными святыми лежала непреодолимая пропасть?
Пропасть преодолима.
Вот вам некое малое откровение: каждый человек может быть святым.
Это вовсе не значит, что он станет похож на святого Николая или святого Серафима. Наоборот. Это значит, что он ни на кого похож не будет. Святость абсолютно не шаблонна. Нет ни одного святого, с ювелирной точностью копирующего кого-то другого. И если нам кажется иначе, значит, мы опять не в курсе.
Личность, расцветшая в Духе Святом, – это святость. А личность оттого и личность, что другой такой в мире нет и не будет.
Не надо при этом ждать чудес и для всех очевидного величия. Именно этого нам привычно от святости ждать, лишь подтверждая лишний раз, что мы, как теперь говорят, «не в теме». Больший из всех рождённых жёнами – Иоанн Креститель – ни одного чуда не сотворил. Моисей и Илия меньше его, а он и не воскрешал, и не исцелял. И были подлинно чудные люди вроде Онуфрия Великого, проведшие в пустынях по полувеку и более, общавшиеся только с ангелами и ни с кем из людей. У них не было славы. О них просто не знали. Так что ни чудеса, ни громкое признание святости сопутствовать не обязаны.
Человек должен быть полон Богом. Не абстрактной добротой, не мягкостью и пушистостью, а Богом. Причём в меру своей глубины. Внутренняя мера человека может быть мала, как напёрсток. Но если напёрсток полон, это будет маленькая подлинная святость. Если же человек похож на чашу и тоже полон, это будет большая святость. А есть ещё вёдра, кувшины, водоносы и прочие ёмкости по возрастающей их объёма. И хорошо бы, чтобы каждая была полна. Тогда все будут святы, и все по-разному. Так и на видимом небе: Иная слава солнца, иная слава луны, иная звёзд; и звезда от звезды разнится в славе (1 Кор. 15:41).
Святость доказывает существование иного мира и правду Евангелия.
Благодаря святым Евангелие из книги, из «просто» текста превращается в плоть и кровь, в дыхание и молитву конкретного человека. Святые – это и есть «воплощённое Евангелие». Каждый в отдельности воплощает одну или несколько цитат. Все вместе, собор всех святых воплощают Евангелие целиком.
Можно просить у них: у Пантелеймона – здоровья, у Николая – помощи в путешествии, у Спиридона – решения жилищных проблем. Почему же не просить? Это открытые и чистые источники. Стыдно и глупо жаждущему из них не пить. Но любить святых нужно не только за благое участие в нашей суетной жизни. Их стоит любить за то, что они есть; за то, что они – радостное откровение о том, каким может быть человек.
Всё, что мир говорит о человеке, есть идеологическое убийство. Согласно учению гордых наук, человек – это говорящий комок грязи, должник могилы без надежды на воскресение. Трудно не склонить шею под это виртуальное ярмо, если так учит школа, так говорит улица, так поёт эстрада… Но стоит в этой тьме зажечься свечечке под именем Сергий Радонежский, как начинают отползать в углы химеры ложных мнений, и появляется радость.
Святость, в конце концов, это радость, сменившая слёзы. Сеявшие со слезами будут пожинать с радостью. С плачем несущий семена возвратится с радостью, неся снопы свои (Пс. 125:5-6).
Небесные друзья и облако свидетелей. Отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/67c33e505ce0821814e18ebf
dzen.ru/video/watch/67c33e505ce0821814e18ebf
В 1954 году У. Голдинг выпустил в свет книгу «Повелитель мух».
По-еврейски это название звучит как «Баал зебуб», более известный русскому читателю из Святого Евангелия как Веельзевул.
Мушиный король, Диавол, начальник всякой грязи.
Книга рассказывает о группе мальчишек, воспитанников элитного колледжа, которых занесла нелегкая на необитаемый остров.
Там они стремительно растеряли все покровы цивилизованности и очутились в состоянии первых детей Адама.
Одни, которых было меньше, сказали: «Давайте жечь костры на вершине горы, чтобы нас заметили и спасли».
Другие полюбили новое место жизни, сплотились в стаю, выбрали вожака. Потом раскрасили лица цветной глиной, загнали и убили первую жертву – дикую свинью.
Опьянев от крови и азарта охоты, устроили ритуальные пляски. Голову убитой свиньи воткнули на шест посреди острова как некий символ духа этих мест.
Облепленная мухами свиная голова и станет «иконой» Веельзевула.
Голдинг показывает, как быстро – в считанные дни – люди возвращаются в библейскую праисторию и начинают вести себя как каиниты (большинство) или потомки Сифа (малый остаток).
Причем показывает это на примере детей, у которых нет еще того тяжелого груза личной греховной грязи, который есть у взрослых.
Один из критиков романа так отозвался о нем: «Это сложная версия истории Каина – человека, который после того, как его сигнальный костер не сработал, убил брата своего».
И далее: «Каин – не просто наш дальний родственник: он – современный человек, и его убийственные импульсы оснащены безграничной силой» (Д. Андерсон).
Это всего лишь одна литературная ассоциация с поднятой темой.
Напомню, что Каин – первенец Адама и Евы. А мы пытаемся говорить на тему: касается ли меня лично
Адамово изгнание? Чувствую ли я масштаб этой трагедии?
Наконец, заметно ли сердцу моему, оку моему, уху моему, что каинитов гораздо больше, чем детей Сифа, и что каинитам плевать на светлый Рай, на попытку вернуться в него покаянием, да если честно, и на Самого Вечного Бога?
У одних Рай за спиной, и нет желания оборачиваться. У других Рай перед глазами.
«Чертог Твой вижу, Спасе, украшенный. Но нет одежды, да войду в него». Так будет петь Церковь на Страстной.
И еще сказано: «Покаяние – это трепет души перед воротами Рая».
Вроде так заоблачно и так далеко… Адам, Ева, змей, Рай. А всё про нас.
И в Христа, Нового Адама, не получится верить, если пренебречь тем, ветхим Адамом, от которого мы по плоти.
Да мы и не будем им пренебрегать. И обижаться не будем. Хоть он и нарожал нас в земле изгнания, но он же и учит к земле не прилепляться.
Плакать о грехах учит и надеяться на Того, Кто, сойдя во Ад, перво-наперво нашел души праотца и праматери и извлек их из места печали в чудный Свой свет. Так на иконе «Сошествие во Ад» написано.
По-еврейски это название звучит как «Баал зебуб», более известный русскому читателю из Святого Евангелия как Веельзевул.
Мушиный король, Диавол, начальник всякой грязи.
Книга рассказывает о группе мальчишек, воспитанников элитного колледжа, которых занесла нелегкая на необитаемый остров.
Там они стремительно растеряли все покровы цивилизованности и очутились в состоянии первых детей Адама.
Одни, которых было меньше, сказали: «Давайте жечь костры на вершине горы, чтобы нас заметили и спасли».
Другие полюбили новое место жизни, сплотились в стаю, выбрали вожака. Потом раскрасили лица цветной глиной, загнали и убили первую жертву – дикую свинью.
Опьянев от крови и азарта охоты, устроили ритуальные пляски. Голову убитой свиньи воткнули на шест посреди острова как некий символ духа этих мест.
Облепленная мухами свиная голова и станет «иконой» Веельзевула.
Голдинг показывает, как быстро – в считанные дни – люди возвращаются в библейскую праисторию и начинают вести себя как каиниты (большинство) или потомки Сифа (малый остаток).
Причем показывает это на примере детей, у которых нет еще того тяжелого груза личной греховной грязи, который есть у взрослых.
Один из критиков романа так отозвался о нем: «Это сложная версия истории Каина – человека, который после того, как его сигнальный костер не сработал, убил брата своего».
И далее: «Каин – не просто наш дальний родственник: он – современный человек, и его убийственные импульсы оснащены безграничной силой» (Д. Андерсон).
Это всего лишь одна литературная ассоциация с поднятой темой.
Напомню, что Каин – первенец Адама и Евы. А мы пытаемся говорить на тему: касается ли меня лично
Адамово изгнание? Чувствую ли я масштаб этой трагедии?
Наконец, заметно ли сердцу моему, оку моему, уху моему, что каинитов гораздо больше, чем детей Сифа, и что каинитам плевать на светлый Рай, на попытку вернуться в него покаянием, да если честно, и на Самого Вечного Бога?
У одних Рай за спиной, и нет желания оборачиваться. У других Рай перед глазами.
«Чертог Твой вижу, Спасе, украшенный. Но нет одежды, да войду в него». Так будет петь Церковь на Страстной.
И еще сказано: «Покаяние – это трепет души перед воротами Рая».
Вроде так заоблачно и так далеко… Адам, Ева, змей, Рай. А всё про нас.
И в Христа, Нового Адама, не получится верить, если пренебречь тем, ветхим Адамом, от которого мы по плоти.
Да мы и не будем им пренебрегать. И обижаться не будем. Хоть он и нарожал нас в земле изгнания, но он же и учит к земле не прилепляться.
Плакать о грехах учит и надеяться на Того, Кто, сойдя во Ад, перво-наперво нашел души праотца и праматери и извлек их из места печали в чудный Свой свет. Так на иконе «Сошествие во Ад» написано.
Падение человека. Отец Андрей Ткачёв
https://dzen.ru/video/watch/67c377e3d2f8c9273e424483
https://rutube.ru/video/6c5d34e419fc6a303e835b565b674411/
https://dzen.ru/video/watch/67c377e3d2f8c9273e424483
https://rutube.ru/video/6c5d34e419fc6a303e835b565b674411/
Если не прощаете, то и вам БОГ не простит. Отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/67c46d14c8982435badbe05f
dzen.ru/video/watch/67c46d14c8982435badbe05f
Великий пост требует от всех нас целостности, т. е. собирания воедино всех составных частей нашего естества: ума, воли, чувств. И тот, кто не ест с понедельника до пятницы, и тот, кто просто бросил курить, и тот, кто отказался есть конфеты («необходимые» для жизни) — все они подвижники.
Для обывателя подвиг сопряжён с ружейными залпами, тонущим кораблём, ледяными вершинами…
На самом деле настоящий подвиг — это сдвигание себя самого с мёртвой точки, это умение и желание разбудить свою мёртвость и сделать шаг навстречу тому Отцу, Который Сам бежит навстречу блудному сыну.
Мы не зря читаем в преддверии поста о Закхее. О почтенном по возрасту и уважаемом из-за богатства человеке, который не постыдился залезть на дерево, чтобы увидеть Иисуса.
Наш с вами пост — это не что иное, как смешные потуги толстого и немолодого человека «залезть на дерево», чтобы взглянуть в глаза Того, Кто пришёл спасти человека.
Твои мышцы дряблы, твой социальный статус обязывает тебя к неким правилам. Ты мудр в глазах знающих тебя.
И вот ты, как последний мальчишка, обливаясь потом и напрягая слабое тело, лезешь на дерево.
Ты — посмешище. Но тебе до этого нет дела. Это — пост.
Конечно, не еда делает постника постником. Святые умели есть на людях мясо так, как будто это была морковь. Фундаментом поста является смирение. Митрополит Антоний (Блум) говорил, что латинское humilitas (смирение) связано с «гумус» (плодородная почва). Он имел в виду, что смирение плодородно, что оно открыто Богу так, как земля открыта небу, и всякой дождевой капле, и всякому семени, брошенному в неё.
Земля способна всякую гниль преобразовать в плодородную почву, и она всегда рождает.
Таково смирение. Если смирение не рождает умение прощать, умение потрудиться, умение отдать своё — это не смирение, а тот комплекс неполноценности, против которого так восстают атеисты, не ведающие смысла святых слов.
Для меня очевидно, что покаяние — один из шагов к достижению того состояния, о котором говорит апостол Павел: «да совершен будет Божий человек, на всякое дело благое приготовлен».
Смешивать кающегося с тоскующим, или унылым, или просто меланхоликом — это хрестоматийная, однако чудовищная ошибка.
Пусть вспомнит каждый кающийся слова Христовы о посте: помажь главу, лицо умой, то есть явись не людям постящимся, как лицемеры, а Богу, видящему тайное.
Кающийся радостен, как ни странно.
И Честертон говорил, что доброго человека узнать нетрудно: у него улыбка на лице и боль в сердце. Кстати, и исхождение в притвор на литии означало не что иное, как приобщение Церкви к скорбям неверующего человечества и молитва Богу «о всех и за вся».
Так что и каяться нам приходится так, чтобы и неверующего не раздражать, и верующего не соблазнить, и самому возрастать, а не опускаться.
Трудно, не правда ли? А кому сейчас легко? — ответит каждый стоящий на базаре.
Что можно посоветовать «постящемуся постом приятным, благоугодным Господеви», так это приобщиться к жизни какой-нибудь православной обители.
Ведь в Великий пост мы все монахи.
И как иначе понять Православие, если не изнутри византийского, восточного, длиннющего, красивейшего, изнуряющего, одухотворяющего богослужения?
Поэтому всяк себя мнящий православным пусть поспешит в ближайшую к месту жительства или работы православную обитель, где, трепеща подобно горящей свече, выслушает
Великий канон и всё то, что сможет вместить, чтобы реально приобщиться к тому горению духа, которое родило и Андрея Критского, и Иоанна Дамаскина, и Иону Киевского…
Христос с вами!
Для обывателя подвиг сопряжён с ружейными залпами, тонущим кораблём, ледяными вершинами…
На самом деле настоящий подвиг — это сдвигание себя самого с мёртвой точки, это умение и желание разбудить свою мёртвость и сделать шаг навстречу тому Отцу, Который Сам бежит навстречу блудному сыну.
Мы не зря читаем в преддверии поста о Закхее. О почтенном по возрасту и уважаемом из-за богатства человеке, который не постыдился залезть на дерево, чтобы увидеть Иисуса.
Наш с вами пост — это не что иное, как смешные потуги толстого и немолодого человека «залезть на дерево», чтобы взглянуть в глаза Того, Кто пришёл спасти человека.
Твои мышцы дряблы, твой социальный статус обязывает тебя к неким правилам. Ты мудр в глазах знающих тебя.
И вот ты, как последний мальчишка, обливаясь потом и напрягая слабое тело, лезешь на дерево.
Ты — посмешище. Но тебе до этого нет дела. Это — пост.
Конечно, не еда делает постника постником. Святые умели есть на людях мясо так, как будто это была морковь. Фундаментом поста является смирение. Митрополит Антоний (Блум) говорил, что латинское humilitas (смирение) связано с «гумус» (плодородная почва). Он имел в виду, что смирение плодородно, что оно открыто Богу так, как земля открыта небу, и всякой дождевой капле, и всякому семени, брошенному в неё.
Земля способна всякую гниль преобразовать в плодородную почву, и она всегда рождает.
Таково смирение. Если смирение не рождает умение прощать, умение потрудиться, умение отдать своё — это не смирение, а тот комплекс неполноценности, против которого так восстают атеисты, не ведающие смысла святых слов.
Для меня очевидно, что покаяние — один из шагов к достижению того состояния, о котором говорит апостол Павел: «да совершен будет Божий человек, на всякое дело благое приготовлен».
Смешивать кающегося с тоскующим, или унылым, или просто меланхоликом — это хрестоматийная, однако чудовищная ошибка.
Пусть вспомнит каждый кающийся слова Христовы о посте: помажь главу, лицо умой, то есть явись не людям постящимся, как лицемеры, а Богу, видящему тайное.
Кающийся радостен, как ни странно.
И Честертон говорил, что доброго человека узнать нетрудно: у него улыбка на лице и боль в сердце. Кстати, и исхождение в притвор на литии означало не что иное, как приобщение Церкви к скорбям неверующего человечества и молитва Богу «о всех и за вся».
Так что и каяться нам приходится так, чтобы и неверующего не раздражать, и верующего не соблазнить, и самому возрастать, а не опускаться.
Трудно, не правда ли? А кому сейчас легко? — ответит каждый стоящий на базаре.
Что можно посоветовать «постящемуся постом приятным, благоугодным Господеви», так это приобщиться к жизни какой-нибудь православной обители.
Ведь в Великий пост мы все монахи.
И как иначе понять Православие, если не изнутри византийского, восточного, длиннющего, красивейшего, изнуряющего, одухотворяющего богослужения?
Поэтому всяк себя мнящий православным пусть поспешит в ближайшую к месту жительства или работы православную обитель, где, трепеща подобно горящей свече, выслушает
Великий канон и всё то, что сможет вместить, чтобы реально приобщиться к тому горению духа, которое родило и Андрея Критского, и Иоанна Дамаскина, и Иону Киевского…
Христос с вами!
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Поздравляю вас с началом Великого Поста! Вам выпала высокая честь!
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Молитва на Великий Пост
Ответы на вопросы (3.03). Отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/67c5ba45803fd12163c85472
dzen.ru/video/watch/67c5ba45803fd12163c85472
Интересно, радует ли наши умы тот факт, что вместе с нами вступили в пост миллионы христиан по всему миру?
Если радует, то можно применять по отношению к посту слова Епифания о Рублевской «Троице». Она была написана, сказал Епифаний, чтобы воззрением на Святую и Нераздельную Троицу «побеждалась ненавистная рознь мира сего».
Пост же наш, совместный, длительный, трудный и, вместе, радостный, тоже есть способ преодоления ненавистной розни мира сего.
Мне не хочется зацикливаться только на своих грехах и слабостях. Хочется, хоть изредка, думать о чужих немощах и слабостях.
В плане житейских нужд нас тревожат проблемы, кустом вырастающие из одного и того же корня. Мы не ошибемся, если предположим, что у одних людей нет работы, а у других есть долги. Одна мать плачет о пьющем сыне, другая, брошенная мужем, бьется над воспитанием детей в одиночку. Проблемы квартирные, проблемы семейные, проблемы денежные…
Много ли нужно ума, чтобы сделать вывод: большинство бед мира моему сердцу понятны.
То же самое касается и внутренних проблем, связанных с грехами, а значит и с покаянием.
Источник самых болезненных терзаний человечества – живущие в нас страсти. Диких зверей, суровую природу и огромные пространства покорил человек. Но зеленая зависть и глупая обидчивость, но наглая ложь и подлое предательство, но холодная месть и бесовское злорадство не дают места счастью.
Во всех часовых поясах и на всех континентах страсти терзают человеческие сердца, а терзаемые страстями люди мучают друг друга. Людей терзает блуд, отнимающий у юности радость, а у старости – ум, разрушающий семьи, поселяющий гниль в костях.
Людей манит власть, превращая в лютых врагов тех, кто вчера еще ел с одной миски.
И люди умножают знания, умножая одновременно печаль, а бесов делают попросту безработными, поскольку сами, по степени изощренности во зле, с бесами сравниваются .
Так разве не под силу нам почувствовать эту общую всечеловеческую беду, как нашу личную беду, чтобы молиться: «Господи, Очисти грехи наша. Владыко, прости беззакония наша, Святый посети и исцели немощи наша, имени Твоего ради»?!
Молитва о себе, молитва «Помилуй мя, Боже, помилуй мя», способна согреть сердце до того состояния, когда сердце само почувствует нужду в молитве за других. «Укрепи унывающих, Господи», — может тогда сказать молящийся человек. «Вспомни тех, кто падает под житейским крестом.
Ободри отчаявшихся. Вытри слезы тем, кто плачет горько.
Помоги в борьбе тем, кто решился сопротивляться своим страстям и похотям»
О! Как много может быть подобных молитв.
Обязанный любить ближних, я должен радоваться об их исправлении и скорбеть об их грехах.
Кто не знает, как плохо бывает людям, тот не имеет сердца.
Кто никогда не молится о людях, зная, как им плохо, тот не имеет ни веры, ни благодати.
Да и сам я не надеюсь на то, что моя молитва и жизнь когда-либо станут такими, как надо. Я искренно не верю в свое исправление собственными усилиями.
Так почему же я не отчаиваюсь, или, если временами отчаиваюсь, то все же выползаю из этих жутких пропастей?
Да потому, что я и живу, и спасаюсь чужой молитвой, чужой жалостью и милостью, чаще всего остающейся незаметной для глаз.
Иные молятся за меня, иногда те, с кем мы друг друга в глаза не видели. Когда я балансирую на грани безумия, кто-то наверняка просит Христа: «Не дай погибнуть тем, кто ходит по краю».
Христос приемлет эту молитву, и среди спасенных оказываюсь я и подобные мне. Как часто все это было в жизни, мы, надеюсь, узнаем позже.
А сейчас, в драгоценные дни сокрушения сердца и длинных стояний на молитве, подумаем не о себе самих.
Подумаем о том, что за Церковь непрестанно молится Богоматерь, Архангелы, Предтеча и апостольский лик. Помыслим о том, что мир не погиб до сих пор лишь потому, что прощение, милосердие и ходатайство не прекратились.
И если Господь «дух прав обновит во утробе моей», душа моя непременно захочет помолиться о других, как о себе, ощущая одновременно, что кто-то другой молится обо мне, как о себе самом.
Если радует, то можно применять по отношению к посту слова Епифания о Рублевской «Троице». Она была написана, сказал Епифаний, чтобы воззрением на Святую и Нераздельную Троицу «побеждалась ненавистная рознь мира сего».
Пост же наш, совместный, длительный, трудный и, вместе, радостный, тоже есть способ преодоления ненавистной розни мира сего.
Мне не хочется зацикливаться только на своих грехах и слабостях. Хочется, хоть изредка, думать о чужих немощах и слабостях.
В плане житейских нужд нас тревожат проблемы, кустом вырастающие из одного и того же корня. Мы не ошибемся, если предположим, что у одних людей нет работы, а у других есть долги. Одна мать плачет о пьющем сыне, другая, брошенная мужем, бьется над воспитанием детей в одиночку. Проблемы квартирные, проблемы семейные, проблемы денежные…
Много ли нужно ума, чтобы сделать вывод: большинство бед мира моему сердцу понятны.
То же самое касается и внутренних проблем, связанных с грехами, а значит и с покаянием.
Источник самых болезненных терзаний человечества – живущие в нас страсти. Диких зверей, суровую природу и огромные пространства покорил человек. Но зеленая зависть и глупая обидчивость, но наглая ложь и подлое предательство, но холодная месть и бесовское злорадство не дают места счастью.
Во всех часовых поясах и на всех континентах страсти терзают человеческие сердца, а терзаемые страстями люди мучают друг друга. Людей терзает блуд, отнимающий у юности радость, а у старости – ум, разрушающий семьи, поселяющий гниль в костях.
Людей манит власть, превращая в лютых врагов тех, кто вчера еще ел с одной миски.
И люди умножают знания, умножая одновременно печаль, а бесов делают попросту безработными, поскольку сами, по степени изощренности во зле, с бесами сравниваются .
Так разве не под силу нам почувствовать эту общую всечеловеческую беду, как нашу личную беду, чтобы молиться: «Господи, Очисти грехи наша. Владыко, прости беззакония наша, Святый посети и исцели немощи наша, имени Твоего ради»?!
Молитва о себе, молитва «Помилуй мя, Боже, помилуй мя», способна согреть сердце до того состояния, когда сердце само почувствует нужду в молитве за других. «Укрепи унывающих, Господи», — может тогда сказать молящийся человек. «Вспомни тех, кто падает под житейским крестом.
Ободри отчаявшихся. Вытри слезы тем, кто плачет горько.
Помоги в борьбе тем, кто решился сопротивляться своим страстям и похотям»
О! Как много может быть подобных молитв.
Обязанный любить ближних, я должен радоваться об их исправлении и скорбеть об их грехах.
Кто не знает, как плохо бывает людям, тот не имеет сердца.
Кто никогда не молится о людях, зная, как им плохо, тот не имеет ни веры, ни благодати.
Да и сам я не надеюсь на то, что моя молитва и жизнь когда-либо станут такими, как надо. Я искренно не верю в свое исправление собственными усилиями.
Так почему же я не отчаиваюсь, или, если временами отчаиваюсь, то все же выползаю из этих жутких пропастей?
Да потому, что я и живу, и спасаюсь чужой молитвой, чужой жалостью и милостью, чаще всего остающейся незаметной для глаз.
Иные молятся за меня, иногда те, с кем мы друг друга в глаза не видели. Когда я балансирую на грани безумия, кто-то наверняка просит Христа: «Не дай погибнуть тем, кто ходит по краю».
Христос приемлет эту молитву, и среди спасенных оказываюсь я и подобные мне. Как часто все это было в жизни, мы, надеюсь, узнаем позже.
А сейчас, в драгоценные дни сокрушения сердца и длинных стояний на молитве, подумаем не о себе самих.
Подумаем о том, что за Церковь непрестанно молится Богоматерь, Архангелы, Предтеча и апостольский лик. Помыслим о том, что мир не погиб до сих пор лишь потому, что прощение, милосердие и ходатайство не прекратились.
И если Господь «дух прав обновит во утробе моей», душа моя непременно захочет помолиться о других, как о себе, ощущая одновременно, что кто-то другой молится обо мне, как о себе самом.
Почему поститься нужно не только в пище — отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/67c5e8278495df47e7426746
dzen.ru/video/watch/67c5e8278495df47e7426746
Пост - это духовная Академия! (2.03). Отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/67c6e67c01dcb46155e6c241
https://rutube.ru/video/private/c5bbbe97b94cf5d5f5a1eb7591522de0/?p=FnKCQiwCL6wcMgvM4zBYRA
dzen.ru/video/watch/67c6e67c01dcb46155e6c241
https://rutube.ru/video/private/c5bbbe97b94cf5d5f5a1eb7591522de0/?p=FnKCQiwCL6wcMgvM4zBYRA
В 1942 году в блокадном Ленинграде от рака пищевода скончался на 67-м году князь Алексей Ухтомский (в иночестве - Алипий). Погребен на Литераторских мостках. По профессии он был физиолог и обогатил науку учением о доминанте. Оставляя тему "доминанты" для специалистов или любителей, отметим для себя пару моментов, актуальных в дни Поста.
Наблюдая голодающих в Ленинграде людей, и голодая сам, Ухтомский обратил внимание на лица блокадников. Их выражение было тупое, безразличное, потухшее. Нельзя было узнать по лицу радуется человек, или тревожится, или боится.... Дело, по Ухтомскому, состояло не только в избытке страданий и окружающем царстве смерти. С точки зрения физиологии, у голодающего человека отключаются мимические мышцы, мышцы лица. Их много. Для того чтобы просто улыбнуться, например, у человека задействовано до пятидесяти таких мышц.
В обычное время на лице можно читать широчайший спектр настроений: тоску, иронию, гнев, уныние, презрение, мечтательность.... Тратится на это огромное кол-во энергии.
Так вот! Голодающий организм сам (! ) отключает функционирование всей этой мускульной роскоши для того, чтобы сохраненную энергию перенаправить на поддержание работы органов жизнеобеспечения: мозга, сердца, легких, печени. Выражение лица автоматически потухает, как бы тупеет.
Организм делает все это сам, без какого-то умного контроля со стороны человека. В нем, в организме, оказывается есть целый ряд программ, которые способны "включаться" сами в тех или иных экстремальных условиях.
Такова премудрость Божия, вложенная в любимое творение. И человек - без сомнения - главная тайна мира.
Что касается нас, но речь не о тупом выражении лица к концу Поста. Речь о том, что организм знает больше, чем нам кажется. В обычное время мы буквально закидываем его всякой едой, и он работает, как каторжник, на переваривание избыточной пищи. Отсюда и болезни, и усталость, и плохой сон, и дурное настроение. А в посту - хоть вообще не ешь пару дней - организм радуется неслыханной свободе и отдыхает. Накопленных жиров ему хватит надолго. И вся кутерьма вокруг еды, это больше привычка, нежели потребность. Нужно дать организму переключиться на другие, скрытые режимы, что, очевидно, было у отцов-пустынников, евших так мало; живших так долго; и совершавших трудно постигаемые подвиги и чудеса.
Наблюдая голодающих в Ленинграде людей, и голодая сам, Ухтомский обратил внимание на лица блокадников. Их выражение было тупое, безразличное, потухшее. Нельзя было узнать по лицу радуется человек, или тревожится, или боится.... Дело, по Ухтомскому, состояло не только в избытке страданий и окружающем царстве смерти. С точки зрения физиологии, у голодающего человека отключаются мимические мышцы, мышцы лица. Их много. Для того чтобы просто улыбнуться, например, у человека задействовано до пятидесяти таких мышц.
В обычное время на лице можно читать широчайший спектр настроений: тоску, иронию, гнев, уныние, презрение, мечтательность.... Тратится на это огромное кол-во энергии.
Так вот! Голодающий организм сам (! ) отключает функционирование всей этой мускульной роскоши для того, чтобы сохраненную энергию перенаправить на поддержание работы органов жизнеобеспечения: мозга, сердца, легких, печени. Выражение лица автоматически потухает, как бы тупеет.
Организм делает все это сам, без какого-то умного контроля со стороны человека. В нем, в организме, оказывается есть целый ряд программ, которые способны "включаться" сами в тех или иных экстремальных условиях.
Такова премудрость Божия, вложенная в любимое творение. И человек - без сомнения - главная тайна мира.
Что касается нас, но речь не о тупом выражении лица к концу Поста. Речь о том, что организм знает больше, чем нам кажется. В обычное время мы буквально закидываем его всякой едой, и он работает, как каторжник, на переваривание избыточной пищи. Отсюда и болезни, и усталость, и плохой сон, и дурное настроение. А в посту - хоть вообще не ешь пару дней - организм радуется неслыханной свободе и отдыхает. Накопленных жиров ему хватит надолго. И вся кутерьма вокруг еды, это больше привычка, нежели потребность. Нужно дать организму переключиться на другие, скрытые режимы, что, очевидно, было у отцов-пустынников, евших так мало; живших так долго; и совершавших трудно постигаемые подвиги и чудеса.
Спешите войти в открытую дверь! Отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/67c6e3efdff7b77c9402b1f7
dzen.ru/video/watch/67c6e3efdff7b77c9402b1f7
Интересно, постятся ли эко-активисты и прочие любители природы? Если нет, то это несправедливо.
В посту человек совсем не насилует природу. Он словно извиняется перед ней. Размыкаются привычные пищевые цепочки. Чтобы наесться, не надо никого убивать. Ни рыбу, ни курицу, ни поросенка. Голод утоляется растительной едой, и человек словно возвращается в Рай на время, где до грехопадения никто никого не ел.
Любители дикой природы и ненавистники эгоистичной цивилизации могли бы это оценить. Впрочем, это горькая ирония без всяких претензий. Люди в целом помрачены и почти ничего не понимают.
Хотя можно только представить, что было бы, если бы все телята, поросята и цыплята могли понять происходящее и на него отреагировать. Они бы тысячами клювов и глоток обратились к людям: А не могли бы вы, раз уж вы такие добрые и воздержные, не только в Пост не набивать нами ваши желудки. Может вы пересмотрите вообще свой рацион? Мы были бы очень рады.
Это была бы часть того стона, который слышал великий Павел. А он слышал, что "вся тварь совокупно стенает и мучится доныне" (Рим. 8: 22) Все творение ожидает "откровения сынов Божиих" и терпит в надежде.
В общем человек страдает от многочисленных разладов в бытии и пробует залатывать старые дыры новыми заплатками (решать проблемы экологические, гигиенические, диетологические). Но заплаты отдираются и дыры становятся все больше. А суть вся в том, что от Бога отошел человек и к Богу нужно вернуться. В посте и покаянии.
Внутри поста и покаяния есть ответы на многие... нет! - на все вопрошания человека. В том числе на вопрошания экологические, социальные, метафизические и вплоть даже до диетических.
В посту человек совсем не насилует природу. Он словно извиняется перед ней. Размыкаются привычные пищевые цепочки. Чтобы наесться, не надо никого убивать. Ни рыбу, ни курицу, ни поросенка. Голод утоляется растительной едой, и человек словно возвращается в Рай на время, где до грехопадения никто никого не ел.
Любители дикой природы и ненавистники эгоистичной цивилизации могли бы это оценить. Впрочем, это горькая ирония без всяких претензий. Люди в целом помрачены и почти ничего не понимают.
Хотя можно только представить, что было бы, если бы все телята, поросята и цыплята могли понять происходящее и на него отреагировать. Они бы тысячами клювов и глоток обратились к людям: А не могли бы вы, раз уж вы такие добрые и воздержные, не только в Пост не набивать нами ваши желудки. Может вы пересмотрите вообще свой рацион? Мы были бы очень рады.
Это была бы часть того стона, который слышал великий Павел. А он слышал, что "вся тварь совокупно стенает и мучится доныне" (Рим. 8: 22) Все творение ожидает "откровения сынов Божиих" и терпит в надежде.
В общем человек страдает от многочисленных разладов в бытии и пробует залатывать старые дыры новыми заплатками (решать проблемы экологические, гигиенические, диетологические). Но заплаты отдираются и дыры становятся все больше. А суть вся в том, что от Бога отошел человек и к Богу нужно вернуться. В посте и покаянии.
Внутри поста и покаяния есть ответы на многие... нет! - на все вопрошания человека. В том числе на вопрошания экологические, социальные, метафизические и вплоть даже до диетических.