Несколько цитат из доклада Брюно де Аллё (Bruno de Halleux) на ателье Москва-Париж, которое прошло в ноябре 2024.

Ателье было посвящено сновидениям, оговоркам, ошибочным действиям - образованиям бессознательного одним словом. Но он развернул свой доклад очень красиво. Начал говорить про сновидения, вспомнил слова Лакана о том, как иногда мы просыпаемся от кошмара только для того, чтобы продолжить спать в реальности (т.е. Реальное, с которым мы сталкиваемся в кошмарном сновидении, пробуждает, тогда как сновидец не хочет ничего об этом знать, и просыпается). И дальше он подводит к тому, что вообще-то любая речь обладает способностью усыплять, в том числе речь в кабинете психоаналитика. И задача клинициста не допустить, чтобы речь анализанта стала тем самым снотворным, которым он усыпляет себя и аналитика.

"Вначале субъект начинает свой анализ, потому что жалуется на целый ряд симптомов. И эти симптомы внедряются в гомеостаз жизни. И требование к анализу в том и состоит, чтобы от симптомов избавиться. Случается, что в ходе анализа симптом вдруг приобретает совершенно другую функцию. Симптом это не только то, что приносит беспокойство субъекту, но также и то, что при случаи приносит удовлетворение. И в тексте "Негативная терапевтическая реакция" Фрейд делает открытие, что существует бессознательное удовлетворение от симптома, и получается, что субъект и жалуется на симптом, и держится за него. Он им наслаждается", - говорит Брюно де Аллё в своем докладе, подчёркивая, как удовлетворение от говорения становится причиной, почему пациент не спешит заканчивать свой анализ.

"И опасность такого рода практики психоанализа, такой манеры вести анализ заключается в том, что это удовлетворяет желание спать субъекта. И должен сказать, что это может длиться бесконечно, и это опасно. Если психоанализ сводится к простому рассказыванию, если анализ происходит исключительно в области, где разворачивается цепочка означающих, если анализ ограничивается лишь процессом дешифровки образований бессознательного, то он может оказаться чем-то, что способствует усыплению анализанта".

И про сон аналитика:

"Случается также, что такого рода усыпление относится и к аналитику. Аналитик гипнотизируется в ходе потока рассказа пациента, если он ограничивает себя только слушанием того, что следует из этого рассказа, если он идентифицирует себя с этим субъектом предположительного знания, которое предлагается анализантом, то в конце концов у такого аналитика слишком много шансов для того, чтобы самому заснуть. И когда анализ ограничивается таким разворачиванием, расшифровкой симптомов, когда процесс аналитический сводится к тому, что ЖАМ назвал бессознательным переноса, то мы оказываемся в самой сердцевине такой практики психоанализа, которая может превратиться во что-то бесконечное. Говорить это удовлетворение. День за днём рассказать нить своих историй - это что-то, что потенциально может никогда не заканчиваться".

Здесь мы сталкиваемся с тем, что Лакан назвал автоматон повторения. Говорение происходит вокруг одного ядра, которое субъект экранирует с помощью фантазма. Это что-то, что обнимает собой бытие, и именно здесь мы можем испытать плотность, вес и инерцию этого бытия.
👇👇👇

Отсюда вытекает вопрос, продолжает Брюно де Аллё, который справедливо задать аналитикам, ориентированным Лаканом: каким образом сопротивляться этой склонности анализа делаться бесконечным? Каким образом противодействовать этому длинному развертыванию дешифровки бессознательного?

"В 11 семинаре Лакан предлагает путь. В самом конце этого семинара он вводит понятие желание аналитика. Но желание аналитика - это вовсе не желание стать аналитиком. Это не желание в чистом виде. Это желание "достичь абсолютного отличия, которое проявляет себя тогда, когда столкнувшись со своим самым первым означающим, субъект впервые оказывается в позиции того, кто этому означающему покорился.

Целить в это неповторимое для анализанта значит целить в что-то, что уникально, во что-то, что ни с чем нельзя сравнить. Т.е. добиться того, чтобы субъект принял в полной мере то, чем является для него S1, это означающее-одинешенек. И это желание аналитика с одной стороны очень близко желанию знать, а с другой стороны это желание связано с присутствием аналитика, присутствием телесным. И это присутствие реальное аналитика может выступить как потенциальное противодействие бесконечному анализу. И анализант оказывается вдохновленным желанием аналитика, и он начинает видеть сны. Сон не более, чем образование бессознательного, т.е. то, что подлежит дешифровке. И помимо того, что есть что-то, что можно расшифровывать, аналитик остаётся внимательным к тому, что этой расшифровке сопротивляется, что обращает на себя внимание.

Фрейд отмечает эту препятствующую дешифровке часть сновидения и называет ее пуповиной сновидения. Т.о. сон может приносить иное измерение, чем что-то, что подлежит дешифровке, и быть образованием бессознательного. Это может быть сон конца анализа, сон, который пробуждает к Реальному. Речь идёт о просыпании в Реальное. И собственно сновидение конца анализа - такой сон не интерпретируется, его не стоит дешифровывать. Он скорее подхватывает субъекта, захватывает его, и оставляет в состоянии бодрствования. Это своего рода событие, электрошок. И при случае он позволяет субъекту закончить свой анализ".

#повторение
Потратила вечер на прослушивание трех симфоний Владимира Мартынова, из его Страстных песен (Passionslieder), в попытке отыскать, какой же из трёх Крестов (Первый крест, Второй крест, Третий крест) тот самый Животворящий, на котором был распят Христос.

По легенде, когда усилиями Елены Равноапостольной на горе Голгофе были откопаны три креста, на которых были распяты Иисус Христос и двое разбойников, оказалось, что они совершенно одинаковые, и нет никакой возможности опознать, какой же из них принадлежал сыну божьему. В этот момент мимо проходила похоронная процессия, и кому-то пришло в голову взять тело умершего и по очереди возложить на каждый из крестов. Когда на одном из крестов умерший воскрес, присутствующие поняли, что это и есть тот самый крест, на котором был распят Христос.

Страстные песни я уже слышала раньше, а "Кресты" обнаружила вот только. В песнях поражал и брал за сердце женский вокал, который на многие лады бесконечно повторял один и тот же текст на немецком. "Тот, кто на кресте - это моя любовь, моя любовь - Иисус Христос...", - примерно так. Все это очень напоминает описанную Фрейдом игру Fort-da, когда ребенок брал катушку с ниткой и бросал ее от себя с криком "fort!" (прочь), и затем притягивал обратно - "da" (здесь). По мнению Фрейда, с помощью этой игры ребенок пытался овладеть ситуацией отсутствия матери. Лакан идёт дальше и добавляет: эта деятельность ребенка символизирует повторение, но это не повторение потребности в возвращении матери, для этого достаточно и простого крика, а повторение ухода матери как причины постигшего субъекта расщепления.

Владимир Мартынов - композитор, который пишет музыку в жанре минимализма. Видимо, он полагает, что для передачи постигшего субъекта расщепления большего и не надо. Мартынов совершенно сознательно уходит от огромного арсенала средств, которым обладает современная музыка, полагая, что как бы ни было страшно терять привычную почву под ногами, но не преодолевший этого страха так и останется навсегда "гражданином мудрости человеческой". Тогда как субъект призван себя обрести не в поле сознания, а в поле Реального, доступ к которому лежит через тот самый зазор, который приоткрывает нам травматическое повторение. Сами страстные песни в этом ключе не что иное, как минималистская попытка без лишних движений получить доступ к этому травматическому повторению, стать "незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и при том распятого". Fort-da христианского субъекта это пара означающих умер/воскрес. То самое расщепление, породившее нехватку, из которой вырос субъект желания и его фантазм: «Христос воскрес из мертвых, смертью смерть поправ, и сущим во гробах жизнь даровал!» - слова, которые лучше всего передают суть главного христианского праздника.

В Passionslieder Мартынов взял легенду про найденные на Голгофе кресты и написал три симфонии совершенно одинаковые. Но в одной из них происходит чудо. И вот это чудо я как раз и силилась зафиксировать, хотя мой музыкальный слух не настолько натренирован на самом деле, поэтому я воспользовалась ещё и глазами. Так вот о появлении чуда у него возвещает зазор/небольшое опоздание, которое начинается на последних 15 секундах и по итогу набегает одна лишняя секунда. Это не ощутимо практически. И если честно, я ожидала чего-то большего. На кресте покойник ожил вообще-то, как-то, спрашивала я себя, композитор это покажет? Оказалось вот так просто. Повторение, говорит Лакан, это прежде всего повторение разочарования от не-встречи. Дважды утраченная Эвридика, дважды утраченный Христос. Все то, что мы находим под знаком ностальгии. Ибо бессознательное - это "ни бытие, ни небытие, но несбывшееся".

Кто такой Сёрен Кьеркегор и чем уникальна его философия? Почему датский философ считал, что мысль чужда существованию? Зачем Кьеркегор использовал множество псевдонимов? Как этики и эстетики становятся рыцарями веры? Эти и другие вопросы обсуждаем с Иваном Кудряшовым в подкасте, посвященном мысли Сёрена Кьеркегора, его метафилософии и лирической диалектике.

https://youtu.be/TQ2Sm-aHGpc

Выбор читателей. Хотя на какую-то часть и выбор поисковых алгоритмов. https://m.vk.com/@void_laniakea-daidzhest-populyarnyh-statei-s-concepture

Что такое означаемое и означающее? Как Ролан Барт использовал эти концепты для анализа современных мифов? Почему Жак Лакан считал, что нужно рассматривать именно цепочки означающих, а не соотношение означающего с означаемым? И чем является господское означающее? Вместе с Иваном Кудряшовым обсуждаем эти и другие вопросы в новом выпуске нашего подкаста.

https://youtu.be/_SIRzagaPfQ

Звездное скопление "Рождественская ель" в созвездии Единорога (полуофициальное название части туманности NGC 2264).

Иван Кудряшов и Марк Вигилант рассуждают о любви. Представляет ли она собой стокгольмский синдром? Является ли нуждой или роскошью? И способствует ли любовь самопознанию или только отвлекает?

Психоанализ в праздники
Длинные праздники – это интересная черта общества, которую можно хорошо рассмотреть в отечественных реалиях (где есть пресловутые "новогодние", "майские", "осенние"). Поскольку самое главное в их влиянии на людей – даже не длительность, а сама массовость конвенции о том, что "праздники же", т.е. дела отложены на потом. Идея, которую разделяют многие, почти автоматически приобретает характер требования, в т.ч. для тех, кто безразличен или вообще не знаком с ней. При этом сами практики проведения праздников ощутимо меняются. Например, в современных российских городах видно сразу несколько сдвигов: рост мероприятий в первых числах января, а не в конце декабря (как раньше), меньше алкоголя, больше семей на улицах и в кафе/ресторанах, намного больше работающих организаций (даже напрямую не связанных с развлечениями и общепитом).

Какое это отношение имеет к психоанализу догадаться несложно. В нём вообще многое, так или иначе, касается сложностей обхождения с желанием и требованием, в т.ч. других. К тому же это напрямую затрагивает самого аналитика, планирующего свой рабочий график. В конечном счёте аналитик в этом аспекте снова демонстрирует асимметрию: для него это работа, в то время как анализант может мыслить свой личный анализ и как работу, и как досуг (время на себя), и как нечто сверхважное (в приоритете к первому и второму). В своём анализе я замечал подобные формы, но как пси я могу заметить иное – в последние годы запрос на сессии в начале января кажется вырос. Вырос он, кстати, и в части учеников по философии. В прошлом году я начинал работу 5го числа, но до Рождества у меня была всего пара клиентов. В этом январе мой первый рабочий день был 2го числа, и уже 5 клиентов в этот день (а за неделю почти два десятка).

Простой вывод отсюда в том, что кому-то анализ (и уроки по философии) зачем-то нужны, и могут восприниматься именно как "время для себя" или "от этого отдых мне не требуется". Недалеко от поверхности лежит в целом важный вывод и о том, что требование (праздники праздновать) у ряда людей уже не столь авторитарно – и это во многом их личная заслуга, состоящая в смене отношения к подобным элементам массового дискурса. Иногда это даже своеобразный бунт против авторитарных и авторитетных фигур в жизни, но чаще – скорее демократизм индивидуального желания (принимая свои, чужие желания и требования можно воспринять спокойнее). Само собой я не стану объяснять всё только психологией, намного большую роль в смене практик играет и экономика (капитализм многих по-своему дисциплинировал – это факт).

Но я попробую сделать и ещё один, чуть более странный вывод. Ведь тема праздников, особенно длинных (в короткие проще себе выдумать алиби) – это не только требования окружающих и озвучивателей популярного дискурса – дескать, будь с нами, как мы, соответствуй и т.п. Это ещё и императив наслаждения. А ты наслаждался праздниками?! - строго вопрошает Сверх-Я, скрытое за маской общественных конвенций. И вот что удивительно, даже парадоксально – во многих людях (и тех, что назначают сессии/уроки, и тех, кого я вижу на улицах) именно в праздники обнаруживается способность этому императиву не подчиниться. Конечно, я несколько идеализирую свои частные и весьма ограниченные наблюдения, да и самих людей, возможно.

Но нет, я прекрасно знаю как тяжело многим противостоять этому императиву в самые обычные будни. С понедельника по воскресенье, 24 на 7 едва ли не каждый имеет риск "сорваться". И всё-таки у меня за спиной минимум три с половиной десятка лет наблюдений за празднующими согражданами, которые мне явно подсказывают, что раньше многие впадали в самые разные формы наслаждения практически без какого-то сопротивления. Разные по степени оскотинивания в основном, как сказали бы классики. Оскотинивания и аутистичности, добавил бы я. Человек, который выбрал пойти на анализ или на прогулку с родителями, с женой, с детьми – это тот, кто выбирает социальную связь, а не наслаждение. Связь, в которой намного чаще бывает удовольствие (эдакое, средненькое) и фрустрация, но не наслаждение одинокого тела.

Минутка черного юмора

Разные варианты не существования сексуальной связи Миллер записывает с помощью треугольника, где на одном полюсе у него невозможное, свойственное сексуальной не-связи, которое он обозначает словами "не перестает не писаться". Примером такой невозможной сексуальной не-связи является случай серийного маньяка, который убивает одну жертву за другой именно потому , что нечто "не перестает не писаться". Потому как если что-то "не перестает писаться", то это уже симптом. Симптом как необходимость, которая "пишется для каждого", поскольку симптоматическое повторение есть не что иное, как повторение разочарования от не-встречи (с Реальным). А вот если "перестало не писаться", то речь уже идёт о встрече с наслаждением (возвысившемся до желания) или встрече с Другими (любовь).

В более поздних работах у Миллера этот треугольник превращается в квадрат, но мы с коллегами никак не могли вспомнить, какой 4-й элемент; чисто логически вывели, что должно быть что-то вроде "перестает писаться":

- а в каких случаях это возможно?
- а наверно когда человек умер.
- ага, такой: " а что там г-н N., давно о нем ничего не слышал?" - "а у него перестало писаться".

Минутка черного юмора-2

Закончила расчленять труп ёлки🎄

P.s. видимо я из тех, для кого праздники не перестают не записываться.

#катарсис
Попалось в интернете. Подпись к фото: "Этот снимок получил награду за лучшую фотографию, и привел фотографа к депрессии. Гепарды преследовали мать и ее детей. Мать могла легко убежать от хищников, но вместо этого она дала разорвать себя на куски, чтобы позволить своим детям бежать. На снимке ее видно, она смотрит на детей, бегущих в безопасное место".

Здесь даже не фото вызывает интерес, а подпись, которая слово в слово гуляет по сети. Если бы не она, это был бы просто снимок застывшей от ужаса антилопы с остекленевшими глазами. Но подпись мгновенно превращает остекленевшие глаза в объект фантазма: взгляд умирающей матери, с любовью смотрящей на свое дитя. Я такие истории называю катарсис, который всегда с тобой, в смысле в новостной ленте. До этого ходила почти аналогичная история про землетрясение. Мать закрыла своим телом новорожденного ребенка, сама погибла, а малыш выжил. А когда спасатели достали ребенка, то увидели телефон, на экране которого было написано "я люблю тебя сын". 

Катарсис, как его описывал Аристотель в своей Поэтике, это что-то вроде ловушки, нарциссического плена, в который попадает зритель, делая самого себя объектом этого взгляда. Объектом, который присутствует в фантазме, вокруг которого разворачивается история нашей связи со значимым Другим. Затем, в момент наивысшего напряжения аффект прорывается наружу, и вместе со слезами очищения субъект высвобождается из ловушки. 

Забавно, что в истории с землетрясением присутствует другой, на место которого помещает себя зритель. Это ребенок, получивший послание "я люблю тебя сын". В истории с антилопой зрителю было бы непросто идентифицироваться с выжившими парнокопытными, поэтому появился фотограф с депрессией. Гениальное чутье у автора. 

Другими словами, фотограф с депрессией - это человек, который попал в ловушку нарциссического плена, и там остался. Он навсегда прикован к этому объекту взгляд, и не может перестать им наслаждаться. Случилась субъективная поломка. И именно потому, что он в ловушке остался, зритель в конечном счёте и может её спокойно покинуть, предварительно всплакнув над судьбой несчастных.  

Вот ещё одна фотография, которая гуляет по сети с фейковой подписью.

"Малыш из детского дома нарисовал маму и лег в ее объятия. Из уважения к маме он даже снял обувь".

Благодаря этой подписи фотография стала вирусной и "катартической". Автор снимка - иранский фотограф Бахарех Бишех, которая фотографировала свою племянницу. На flickr она выложила работу с подписью I have a Mother, но потом мастера SMM ее доработали:)

Михаил Страхов в одном из своих последних постов поднял тему бесчеловечности аналитика. Мне это напомнило о знаменитой цитате Спинозы «Не плакать, не смеяться, но понимать» (Non indignari, nоn admirari, sed intelligere). И о другой похожей цитате уже из выступления Лор Наво, когда речь шла о переносе и о той позиции, которую аналитик в переносе занимает. Она это назвала "нечеловеческой реальностью психоанализа".

Как отмечает Лор Наво, аналитик это тот, кто позволяет субъекту циркулировать в том месте, где он вернулся к тому, что для него возвращается. Она описала это так: «Не уничтожать трансфер, не интерпретировать трансфер, но держаться в этой точке действующего бездействия». Действующее бездействие означает позволить субъекту разыграть свою собственную драму в своей собственной манере, не препятствовать ему в этом.

Но это только половина пути. Следующее, что предстоит сделать уже анализанту – суметь трансформировать этот разрыв: "трансформировать нечто, что не держится вместе, во что-то, что будет друг за дружку держаться". Например, связать такие регистры, как реальное и смысл. И связаны они оказываются благодаря тому месту, которое занимает аналитик.

Что касается анекдота о Лакане, который комментирует Михаил, то разумеется, не каждому анализанту следует говорить «до свидания» после его слов о том, что у него только что умер отец. Каждый аналитический акт совершается в отношении конкретного субъекта изнутри конкретной ситуации. И со стороны нам многое может казаться непонятным. Почему он так сказал? Можно только фантазировать. Смерть сама по себе вносит разрыв, и естественное желание человека при столкновении со смертью этот разрыв поскорее закрыть. Соболезнования, кстати, один из способов это сделать, почему мы и приносим их в больших количествах даже малознакомым людям. У человека умер близкий, а у нас все отлично, непонятно, что говорить в такой ситуации. И тут социальный ритуал нас выручает: мы соболезнуем, человек соболезнования принимает, неловкая ситуация пройдена, разрыв ликвидирован.

Рискну предположить, что принесение аналитиком соболезнований в этой ситуации было бы аналогично уничтожению трансфера, ну или, как минимум, сведению переноса к его воображаемому измерению. Тогда как позволить анализанту продолжить говорить подталкивало к интерпретации трансфера ("Я надеялся, что вы меня наконец пожалеете" и т.д.). Интерпретация здесь это тоже способ закрыть разрыв, свести все к воображаемому. Лакан выбирает иной путь: «Не уничтожать трансфер, не интерпретировать трансфер, но держаться в этой точке действующего бездействия». Ответ Лакана "до свидания" позволяет этот разрыв, производимый смертью, обнажить, и только. Другими словами, аналитик в переносе занимает то место, которое позволяет субъекту держаться в точке своего реального, в точке, где нечто для него вновь возвращается. А значит, у него появляется шанс этот разрыв трансформировать, произвести некое господское означающее S1, которое позволит что-то в наслаждении увязать.

И это действительно не очень человечно. Как сказал супервизор одному нашему коллеге: «Вы хороший палач для своего пациента. Вы делаете качественные разрезы в нужном месте».

Загадочное означающее S1, по поводу которого по прежнему больше вопросов в теории и клинике, чем ответов, теперь обзавелось собственным небольшим сборником переводов.

То самое означающее, которое структурирует то, что говорится в кабинете психоаналитика, управляет дискурсом субъекта, создаёт циркуляцию тем, которые звучат (не перестает писаться). И одновременно является чем-то по ту сторону речи, что-то, что не может начать циркулировать несмотря на все попытки субъекта сказать об этом, то, что задевает нас за живое, является шрамом на плоти (не перестает не писаться). А также место, где эти две стороны S1 пересекаются - означающее, которое разыгрывается в переносе.

Среди русскоговорящих, так или иначе связанных со Всемирной ассоциацией психоанализа (WAP/AMP) и, в частности, с инициативой Новой лакановской школы (NLS) в России, набралось немалое количество переводов статей и фрагментов книг по психоанализу лакановской ориентации. Некоторые из переводчиков, проживающие ныне в разных городах и странах — Санкт-Петербурге, Париже, Москве, Алматы, были бы рады опубликовать свои переводы и искали этой возможности.
Так родилась идея выпустить коллекцию переводов, объединённую общей темой и состоящую из неопубликованных ранее материалов.
В это собрание переводов, озаглавленное «S1: именование, скрепление, увязывание» вошли четыре статьи: «Невозможное именование, его кажимости, его синтом» Эрика Лорана, «Некоторые замечания о направлении лечения в случае ординарного психоза» Жиля Кароза, «’N’hommer’, акт высказывания (dire) от Лакана до Джима Моррисона» Софи Марре-Мальваль и «Аутистическая структура» Жана-Клода
Мальваля. Все переводы публикуются с любезного согласия авторов статей.
Кроме того, в качестве своеобразного послесловия публикуется текст Глеба Напреенко «Этические резонансы специфики понятия «означающее» в психоанализе».

Ссылка для скачивания файла : https://lacan.moscow/wp-content/uploads/2025/01/S1.pdf

Переводчики: Иван Жарук, Алексей Зайчиков, Василий Семёнов, Александр Силкин,
Егор Цветков, Полина Чижова.
Научная редактура переводов: Глеб Напреенко
Литературная редактура переводов: Дина Силкина

https://lacan.moscow/2025/01/13/s1-naming_binding_linking/

Как можно "открепить" влечение от ранних объектов и перенаправить во взрослые отношения? Фрейд говорит, что Эдип завершается кастрацией. Пушкин со своим литературным чутьем тоже очень красиво такие вещи подмечал, и описывал, пусть и не на языке психоанализа.

В повести Пушкина "Дубровский" есть главная героиня Маша Троекурова. Ее отец - богатый помещик, властный человек и сумасброд, который привык добиваться своего, и даже близких не брезгует бросать на алтарь своей прихоти. Другими словами, это человек, не прошедший кастрацию законом. Для него нет иного закона, кроме закона его каприза. Руководствуясь этим законом он выигрывает суд против своего друга, подкупая судей, и отнимает у него все. Потомственный дворянин старик Дубровский остаётся на улице, от позора заболевает и умирает. Троекуров недоволен результатом, Дубровский был его единственным другом. Но дело сделано.

Затем в сюжете появляется молодой бандит, сын Дубровского, который пришел, чтобы отомстить за отца. Почему бандит, понятно. Там, где закон не работает, русский человек ищет справедливости не у закона. Однако Дубровский влюбляется в дочь старика Троекурова, и первоначальный план мести сменяется планом романтическим. Он обманом устраивается в дом Троекурова, притворившись гувернером, нанятым для брата Маши, чтобы завоевать ее любовь. Сначала Маша не обращает внимания на нового слугу отца. Но после одной сцены все меняется. Дело в том, что старик Троекуров любил потчевать новых гостей "медведем". Ничего не подозревающего гостя заманивали и закрывали в комнате, а затем выпускали медведя на цепи. Длина у цепи была ровно такая, чтобы медведь не мог задрать человека в углу, однако изрядно потрепал его когтями. В этой ловушке в свое время побывал не только гувернер, но даже ближайшие соседи-помещики.

Однако гувернер-Дубровский застрелил медведя. Наличие при себе оружия он объяснил тем, что он, будучи человеком наемным, не желает быть униженным в силу своего бесправного положения. Но застрелив медведя он кастрировал также и отца Маши. Того самого отца, который привык безнаказанно издеваться над людьми ради собственной забавы, и вдруг нашелся кто-то, кто ему этого не позволил. И бывшая "папина дочка" влюбляется.

Правда бросить отца ради возлюбленного Маша всё-таки не смогла, и по очередной его прихоти выходит замуж за старика. Пушкин всё-таки был реалистом. Чтобы на месте наслаждающегося отца появилось какое-то подобие символического и закона, одного, пусть даже яркого акта кастрации, недостаточно. Либидо крепко держится за свои первоначальные объекты, поэтому психоаналитическая работа бывает такой непростой, и требует времени, а не только удачи.

Классический тезис психоанализа состоит в том, что без переноса нет анализа. Но сам перенос – это в сущности любовь, искусственно созданная условиями, но в целом мало чем отличающаяся от любви случайной, встреченной в жизни. И маячит за этой любовью всегда какое-то знание. «Мы любим того, кто знает, кто мы», – заметил однажды Жак-Ален Миллер. И если философия – это любовь к мудрости, то психоанализ сумел поставить мудрость на службу любви. Подробнее о любви в переносе в праздничном выпуске подкаста Пси-альянс.рф Анжелой Остаховой, Иваном Кудряшовым и Светланой Нечитайло.

Историк Конкисты Фернандо Сервантес в своей работе «Конкистадоры. Новая история открытия и завоевания Америки» рассказывает о том, что Колумбом двигали не только честолюбие и интересы короны, но ещё он был мечтатель. Первооткрыватель писал: «Земля похожа на круглый мяч, на котором в одном месте наложено нечто вроде соска женской груди. Эта часть... наиболее возвышенна и близка к небу». Это заветное место по его мнению располагалось где-то в районе залива Пария, он почти нашёл его.

И я совершенно согласен с рецензентом книги, что не стоит здесь впадать в снисхождение к людям прошлых эпох. Скорее уже в пору задуматься и сожалеть о том, что мы живём в мире, где наука превратила Землю в одинаково плоский (и неинтересный для желания) в каждой точке шар, а звёзды лишила способности предрекать судьбы. Но не стоит унывать: наше бессознательное предпочитает ничего не знать об этих скучных фактах (о теле, о мире). Оно выстраивает свои причудливые топологии, где и у плоскости есть объём, где на ровной поверхности легко может возникнуть сопка или слезовидный орбифолд, а любой объект может быть многократно вложен в другие.

Благодаря этому (а не только эволюционным командным свисткам) люди способны чувствовать, желать и выбирать. Мы прежде всего эмоциональные существа, переполненные (порой слишком) предпочтениями и идиосинкразиями. И только потом способные к рациональным суждениям, от которых безусловно есть польза. Польза, которую не стоит сильно переоценивать, потому что дело не столько в разумных идеях, сколько в способности эту разумность услышать – а мы, увы, неспособны на это нон-стоп и в каждый момент жизни. Самые важные моменты жизни намного лучше описываются метафорой "достичь соска", чем многословной абракадаброй абстрактных слов про потребности, комплексы и интересы. Это одна из самых ранних фиксаций, узелок, без которого никак не обойтись. Если, конечно, вы собираетесь выйти в открытое плавание этой жизни.