В мае 1998 года из аэропорта Барнаула в аэропорт Внуково вылетел рейс, который так и не прибыл по месту назначения. Самолет с людьми исчез с радаров. А что вы хотели: повсюду лихие девяностые! Впрочем, исчезло воздушное судно не до конца. Один из пассажиров как-то все-таки приземлился и позвонил, чтобы сообщить об этом домой,— из таксофона в аэропорту он попал в будущее, прямиком в май 2022 года. Хорошо хоть городской телефон в квартире еще не сняли с обслуживания и дом не снесли. А после звонка вдруг и сам борт появился на Алтае. Туристы из Петербурга нашли — самолет как новенький стоял на зеленом холме, внутри — пусто, в креслах — личные вещи пропавших. И теперь проблемой объекта занимается не МЧС или Следственный комитет, а неформальная группа расследователей под прикрытием крупного и сообразно своему посту мрачного чиновника Шапошникова (Филипп Янковский) — он из бывших спецслужбистов и у него в том самолете летела семья, то есть — мотивация. В группу входит журналистка Анна Полетаева (Любовь Аксенова), чья мать, сидя в психбольнице с диагнозом «шизофрения», как-то умудрилась написать список пропавших пассажиров, а также пара друзей-воздыхателей этой симпатичной репортерши: серьезный физик Вадим (Дмитрий Чеботарев) и шутливый специалист по квадрокоптерам Никита (Александр Алябьев).
На «Кинопоиске» выходит сериал «Прометей», в котором советская наука и алтайские шаманы синхронно бьются над парадоксами времени, Любовь Аксенова неожиданно перевоплощается в героиню-детектива, и над всем витает дух сказки, столь востребованной текущим моментом.
На «Кинопоиске» выходит сериал «Прометей», в котором советская наука и алтайские шаманы синхронно бьются над парадоксами времени, Любовь Аксенова неожиданно перевоплощается в героиню-детектива, и над всем витает дух сказки, столь востребованной текущим моментом.
Сестры Прайс выросли в семье ирландских католиков в Белфасте. Их отец — бывший активист ИРА, отсидевший в тюрьме за убеждения, мать всю жизнь волонтерит на подхвате у мужчин той же закваски. В семье только тетка Бриди больше не участвует в борьбе за освобождение Ирландии, потому что потеряла обе руки и ослепла от неосторожного обращения со взрывчаткой. Жизнь убеждает девчонок, что родители во всем правы, когда в 1969-м на мирный марш из Белфаста в Дерри нападают ольстерские протестанты с дрекольем; сестры чудом спасаются от толпы разъяренных мужиков, отделавшись синяками. Теперь они восхищаются молодыми боевиками ИРА — те не дают спуску «англичашкам», устраивают взрывы на улицах и грабят банки, забирая британские денежки на свою борьбу. Скоро сестры в костюмах монашек сами ограбят банк, а потом помогут боевикам умыкнуть из больницы подстреленного товарища прямо из-под носа полиции.
На FX и Disney+ вышел сериал про боевиков ИРА, которые осмысляют грехи молодости. Зрителям достается роль присяжных.
На FX и Disney+ вышел сериал про боевиков ИРА, которые осмысляют грехи молодости. Зрителям достается роль присяжных.
В издательстве «Новое литературное обозрение» вышло переиздание романа Зиновия Зиника «Русская служба» — фантасмагории о силе «вражеских голосов», документа самосознания третьей волны эмиграции.
Первые две волны были вынесены за пределы России катастрофами: Гражданской и Второй мировой войнами. Третьей волной двигала фантазия. Фантазия о Западе — свободном мире с легкодоступными духовными и материальными благами, джинсами и Джойсом на каждом углу — и о другой русской культуре: существующей без цензурного гнета и подпольной невидимости, дающей возможности для раскрытия любому таланту, той культуре, которую, как казалось антисоветски настроенным советским людям, и создали первые эмигрантские волны. Реальность не соответствовала этой фантазии, и у авторов третьей волны возникало чувство, от которого их предшественники были избавлены,— разочарование. Оно принимало разные формы — иронии, бунта, отвращения, злорадства, ресентимента.
Подробнее — Игорь Гулин.
Первые две волны были вынесены за пределы России катастрофами: Гражданской и Второй мировой войнами. Третьей волной двигала фантазия. Фантазия о Западе — свободном мире с легкодоступными духовными и материальными благами, джинсами и Джойсом на каждом углу — и о другой русской культуре: существующей без цензурного гнета и подпольной невидимости, дающей возможности для раскрытия любому таланту, той культуре, которую, как казалось антисоветски настроенным советским людям, и создали первые эмигрантские волны. Реальность не соответствовала этой фантазии, и у авторов третьей волны возникало чувство, от которого их предшественники были избавлены,— разочарование. Оно принимало разные формы — иронии, бунта, отвращения, злорадства, ресентимента.
Подробнее — Игорь Гулин.
50 лет назад, 18 декабря 1974 года, на острове Моротай индонезийским солдатам сдался Тэруо Накамура — солдат Второй мировой войны, не знавший, что она к этому моменту уже почти 30 лет как была закончена. История часто хранит имена первых людей, но редко — последних.
Рассказываем про 10 человек, чьи имена история сохранила.
Рассказываем про 10 человек, чьи имена история сохранила.
Ободранная гофрокартонная поверхность едва позволяет рассмотреть гризайльное изображение. Нежная гризайль писана по фотографии 1910 года, запечатлевшей крестный ход на Караульной горе возле часовни Параскевы Пятницы,— любой, кто держал в руках десятирублевую купюру, узнает эту достославную красноярскую достопримечательность. На Караульной горе (она же Кум-Тигей, священное место татар-качинцев) обитает красноярский genius loci, шальной и рисковый дух: отсюда в августе 1887 года петербургские астрономы наблюдали полное солнечное затмение — в народе говорили, что потом начнется землетрясение и конец света, уцелеет только гора, и Василий Суриков, писавший с Караульной виды города в дни затмения, передал это апокалиптическое настроение. Соединяя слова Ремезова, поборника петровских реформ, предвкушавшего грядущее процветание Сибири, с ностальгическим образом Belle Epoque, не подозревающей о грядущих войнах и революции, Сачивко, словно беньяминовский ангел истории, вглядывается в прошлое, полное надежд, из не оправдавшего их будущего. Взгляд его печален.
В новом выпуске проекта «Обретение места. 30 лет российского искусства в лицах» — красноярский художник Виктор Сачивко, один из создателей главного сибирского музея современного искусства, Музейного центра «Площадь Мира», в своем частном, неинституциональном творчестве — картинах, рисунках, скульптурах и инсталляциях — работает над проектом музея мира, мироздания, космоса.
В новом выпуске проекта «Обретение места. 30 лет российского искусства в лицах» — красноярский художник Виктор Сачивко, один из создателей главного сибирского музея современного искусства, Музейного центра «Площадь Мира», в своем частном, неинституциональном творчестве — картинах, рисунках, скульптурах и инсталляциях — работает над проектом музея мира, мироздания, космоса.
Новый номер — только online
— Сверхзнание боли: как Даниил Андреев увидел невидимые миры и что он в них нашел / Юрий Сапрыкин
— Портреты русской цивилизации: Псков / Григорий Ревзин
— 30 лет российского искусства в лицах: «Малышки 18:22» / Анна Толстова
— «Партенопа»: Паоло Соррентино показывает красивое / Зинаида Пронченко
— «Мегалополис»: долгострой Фрэнсиса Форда Копполы / Ксения Рождественская
— Что бы такого ре-анимирировать: герои отечественных мультфильмов, не нуждающихся в оживлении / Павел Пугачев
— Первые 50 лет одиночества: первая экранизация главного романа Маркеса / Татьяна Алешичева
— «13 клиническая. Начало»: история установления контактов генсеков с демонами / Василий Степанов
— Кукольный бум: как культура осмысляла историю одной женщины, ушедшей из семьи / Ульяна Волохова
— «Мифология советского космоса»: Юра, мы все развенчали / Игорь Гулин
— Выбор нити: новые смыслы текстиля на выставке Ольги де Амараль / Елена Стафьева
— Сверхзнание боли: как Даниил Андреев увидел невидимые миры и что он в них нашел / Юрий Сапрыкин
— Портреты русской цивилизации: Псков / Григорий Ревзин
— 30 лет российского искусства в лицах: «Малышки 18:22» / Анна Толстова
— «Партенопа»: Паоло Соррентино показывает красивое / Зинаида Пронченко
— «Мегалополис»: долгострой Фрэнсиса Форда Копполы / Ксения Рождественская
— Что бы такого ре-анимирировать: герои отечественных мультфильмов, не нуждающихся в оживлении / Павел Пугачев
— Первые 50 лет одиночества: первая экранизация главного романа Маркеса / Татьяна Алешичева
— «13 клиническая. Начало»: история установления контактов генсеков с демонами / Василий Степанов
— Кукольный бум: как культура осмысляла историю одной женщины, ушедшей из семьи / Ульяна Волохова
— «Мифология советского космоса»: Юра, мы все развенчали / Игорь Гулин
— Выбор нити: новые смыслы текстиля на выставке Ольги де Амараль / Елена Стафьева
«Роза мира» Даниила Андреева — одна из самых удивительных книг в истории русской литературы: это визионерский трактат об устройстве мироздания, объяснение скрытого устройства мироздания, план спасения человечества, а также хроника видений и пророчеств автора. Эта книга придумана и частично написана в общей камере Владимирской тюрьмы, где автор в конце 1940-х — начале 1950-х провел значительную часть своего 10-летнего заключения. Принимать этот текст на веру так же сложно, как считать его «просто литературой»: при всей поэтической образности текста автор настаивает на том, что видел все описанное своими глазами, и это знание, которое он должен передать человечеству. Заранее согласившись со всеми скептическими оговорками,
Юрий Сапрыкин пытается понять, как читать «Розу мира» сегодня.
Юрий Сапрыкин пытается понять, как читать «Розу мира» сегодня.
145 лет назад, 21 декабря 1879 года, в Королевском театре Дании в Копенгагене состоялась премьера пьесы Генрика Ибсена «Кукольный дом». История о том, как Нора, идеальная женщина своей эпохи — красавица-жена преуспевающего юриста и нежная мать троих детей,— приняла решение бросить мужа, сразу стала хитом в европейских театрах и предметом горячих споров.
Ульяна Волохова рассказывает, как культура осмысляла историю об уходе одной женщины из семьи и почему этот процесс оказался таким сложным.
Ульяна Волохова рассказывает, как культура осмысляла историю об уходе одной женщины из семьи и почему этот процесс оказался таким сложным.
Город — это цивилизация, она от одного человека мало зависит, а складывается из многих воль. Причем каждый хочет чего-то хорошего: один — поставить в городе Смольный, другой — сохранить великие памятники, третий — запустить заводы, четвертый — сделать столицу, пятый — построить такой кремль, чтобы дух захватывало,— и ни у кого не получается, вернее, получается не то, что хочется. Но в итоге возникает некоторое стремление что-то все-таки сделать. Куда-то уйти. На площади Ленина стрела Октябрьского проспекта резко поворачивает на запад и следует к Ольгинскому мосту через реку Великую, и кажется, вся энергия города устремляется туда. Туда, на запад, по рижской трассе, оставляя позади исторические катастрофы и ошибки.
В новом выпуске проекта Григория Ревзина «Портреты русской цивилизации» — Псков.
В новом выпуске проекта Григория Ревзина «Портреты русской цивилизации» — Псков.
Сверхуспех «Чебурашки», самого кассового фильма в истории российского проката, не даст покоя кинематографистам и зрителям еще долго: недавно на киноэкраны переносили «Возвращение блудного попугая», вот-вот выходит «Домовенок Кузя», а «Союзмультфильм» обещает взяться за «оживление» троицы из Простоквашино и других героев анимационных шедевров прошлого. «Хорошо еще, что “Ежика в тумане” никто не делает сейчас»,— замечал Юрий Норштейн в одном недавнем интервью.
Тем не менее давайте попытаемся взглянуть в глаза неизбежности и представить, из каких еще отечественных мультфильмов можно сварганить то или иное «переосмысление для новой аудитории». Можно, но не нужно.
Тем не менее давайте попытаемся взглянуть в глаза неизбежности и представить, из каких еще отечественных мультфильмов можно сварганить то или иное «переосмысление для новой аудитории». Можно, но не нужно.
Габриэль Гарсия Маркес не верил, что его главный роман можно удачно перенести на экран. С кино у Маркеса были созависимые отношения: «Я не могу жить без кино, но и с ним не могу тоже. Судя по количеству предложений от продюсеров, кино питает ко мне те же чувства». Предложения ему делали Марлон Брандо (хотел экранизировать «Осень патриарха», которой также интересовался Куросава) и Фрэнсис Форд Коппола (положил глаз на «Генерала в своем лабиринте»), но дальше обмена любезностями дело не заходило. Известно, что «Сто лет одиночества» Маркес писал с оглядкой на кинематограф. Некоторые сюжеты книги, с его слов, когда-то были забракованы продюсерами как «нереалистичные» — мол, зрителям такое не понравится,— и писателем двигало желание заявить: дался вам этот реализм! При жизни Маркеса другие его романы экранизировались, а права на «Сто лет одиночества» он продавать отказывался. Но не запретил это сделать после своей смерти сыновьям.
Они и стали продюсерами сериала, первая часть которого вышла на Netflix.
Они и стали продюсерами сериала, первая часть которого вышла на Netflix.
Онлайн-кинотеатр «Иви» выпускает приквел «13-й клинической», где демонов приравняли к вирусам и бактериям. Как создавалось специальное отделение ЦКБ на окраине Москвы, кто в нем работал в 1970-х и почему ни Астарот, ни Люцифер в белых халатах не в силах спасти престарелых генсеков от смерти — обо всем этом зрителям предстоит узнать от шоураннера Андрея Золотарева в «13-й клинической. Начало». Подробнее — Василий Степанов.
К годовщине смерти Андрея Зализняка — текст Григория Дашевского о его книге «Из заметок о любительской лингвистике»:
Интерес — почти драматический — книги заключен в самом сочетании двух имен. А. А. Зализняк олицетворяет понимание гуманитарной науки как общего труда многих поколений ученых, ищущих истину; он крупнейший современный лингвист, создатель Грамматического словаря русского языка, автор фундаментальных исследований по истории русского языка. Каждая его работа — образец почти уникальной в гуманитарных науках строгости и ясности. А. Т. Фоменко изображает гуманитарную науку как корыстный многовековой обман, дело рук многих поколений фальсификаторов; всю историю античности и Средневековья он объявил огромной фальсификацией, с помощью которой западноевропейцы пытались стереть память о всемирной Русско-Ордынской империи: "Дабы предотвратить восстановление Империи, надо, чтобы народы забыли сам факт ее недавнего существования". При чтении такого рода заявлений неясно, говорит ли здесь безумец или циник. Зализняк предполагает, что в книгах Фоменко говорит тот, кто "с позиции супермена ставит широкомасштабный человековедческий эксперимент — проверяет границы бездумного легковерия", то есть и безумец, и циник одновременно. Но на самом деле интересны не столько мотивы автора книг, сколько умонастроение, сделавшее возможным их массовый успех. Кажется, что в основе читательского легковерия лежит глубокое и неопределенное чувство общей обманутости и обкраденности: нас обманули, мы только не знаем как; у нас украли, мы только не знаем что; и поэтому мы готовы поверить всякому, кто нам это объяснит.
Интерес — почти драматический — книги заключен в самом сочетании двух имен. А. А. Зализняк олицетворяет понимание гуманитарной науки как общего труда многих поколений ученых, ищущих истину; он крупнейший современный лингвист, создатель Грамматического словаря русского языка, автор фундаментальных исследований по истории русского языка. Каждая его работа — образец почти уникальной в гуманитарных науках строгости и ясности. А. Т. Фоменко изображает гуманитарную науку как корыстный многовековой обман, дело рук многих поколений фальсификаторов; всю историю античности и Средневековья он объявил огромной фальсификацией, с помощью которой западноевропейцы пытались стереть память о всемирной Русско-Ордынской империи: "Дабы предотвратить восстановление Империи, надо, чтобы народы забыли сам факт ее недавнего существования". При чтении такого рода заявлений неясно, говорит ли здесь безумец или циник. Зализняк предполагает, что в книгах Фоменко говорит тот, кто "с позиции супермена ставит широкомасштабный человековедческий эксперимент — проверяет границы бездумного легковерия", то есть и безумец, и циник одновременно. Но на самом деле интересны не столько мотивы автора книг, сколько умонастроение, сделавшее возможным их массовый успех. Кажется, что в основе читательского легковерия лежит глубокое и неопределенное чувство общей обманутости и обкраденности: нас обманули, мы только не знаем как; у нас украли, мы только не знаем что; и поэтому мы готовы поверить всякому, кто нам это объяснит.
В издательстве «Новое литературное обозрение» вышла книга «Мифология советского космоса» американского историка науки Вячеслава Геровича — исследование космического нарратива советской эпохи и его причудливых отношений с реальностью.
Всю историю советского космоса можно описать как систему неразрешимых на первый взгляд противоречий. Космическая программа была предельно публичной. Пропаганда с самого начала была одной из главных ее целей, а символическое значение полетов спутника, Лайки и Гагарина было едва ли не важнее практического. Вместе с тем она была сверхсекретной. Космические разработки были частью оборонного комплекса, первые корабли были слегка переоборудованными межконтинентальными ракетами; никто из их создателей не мог появляться на публике. Сергей Королев превратился в мифологическую фигуру отца-основателя советской космонавтики только после смерти — до этого никто даже не знал его имени. Иногда доходило до смешного: инженеры специально строили фальшивые модели спутников для торжественных фотографий (настоящие оставались тайной).
Подробнее — Игорь Гулин.
Всю историю советского космоса можно описать как систему неразрешимых на первый взгляд противоречий. Космическая программа была предельно публичной. Пропаганда с самого начала была одной из главных ее целей, а символическое значение полетов спутника, Лайки и Гагарина было едва ли не важнее практического. Вместе с тем она была сверхсекретной. Космические разработки были частью оборонного комплекса, первые корабли были слегка переоборудованными межконтинентальными ракетами; никто из их создателей не мог появляться на публике. Сергей Королев превратился в мифологическую фигуру отца-основателя советской космонавтики только после смерти — до этого никто даже не знал его имени. Иногда доходило до смешного: инженеры специально строили фальшивые модели спутников для торжественных фотографий (настоящие оставались тайной).
Подробнее — Игорь Гулин.
В прокат выходит «Партенопа» Паоло Соррентино — вуайеристская ложь о великой женской красоте из основного конкурса Канна. Режиссер намекает, что кризис среднего возраста у мужчин навсегда, как советская власть, и вряд ли однажды закончится. Подробнее — Зинаида Пронченко.
Место действия — Новый Рим, в котором сразу можно узнать Нью-Йорк. Время действия — закат империи. Патриции загнивают, чернь сбивается в банды, журналисты несут чушь, продают свое тело и хотят завладеть капиталом, капитал близится к деменции. Для правителей идеал будущего — новое казино из стали и бетона. Архитектор Цезарь Катилина, изобретатель чудо-материала мегалона, грезит о другом городе, живом и справедливом, где не будет долгов, а лишь бесконечный диалог о человеке и его предназначении. В него влюбляется Юлия, дочь мэра Цицерона, одного из главных врагов Катилины. А, еще важная деталь: Катилина умеет останавливать время.
В январе в российский прокат выйдет «Мегалополис» Фрэнсиса Форда Копполы. Двухчасовая притча, над которой один из главных кинорежиссеров в истории работал 45 лет, фильм, ради создания которого он продал свои виноградники,— то ли грандиозный провал, то ли зарождение нового философского течения о будущем человечества. Подробнее — Ксения Рождественская.
В январе в российский прокат выйдет «Мегалополис» Фрэнсиса Форда Копполы. Двухчасовая притча, над которой один из главных кинорежиссеров в истории работал 45 лет, фильм, ради создания которого он продал свои виноградники,— то ли грандиозный провал, то ли зарождение нового философского течения о будущем человечества. Подробнее — Ксения Рождественская.
Новый — печатный — номер
про правильный финал:
Максим Семеляк
Мария Степанова
Павел Пугачев
Ксения Рождественская
Игорь Гулин
Григорий Ревзин
Вячеслав Курицын и Юрий Сапрыкин
Зинаида Пронченко
Любовь Аркус и Константин Шавловский
Ольга Федянина
Анна Толстова
Иван Давыдов
Сергей Ходнев
Василий Степанов
Татьяна Алешичева
Сегодня с газетой «Коммерсантъ» и на сайте.
про правильный финал:
Максим Семеляк
Мария Степанова
Павел Пугачев
Ксения Рождественская
Игорь Гулин
Григорий Ревзин
Вячеслав Курицын и Юрий Сапрыкин
Зинаида Пронченко
Любовь Аркус и Константин Шавловский
Ольга Федянина
Анна Толстова
Иван Давыдов
Сергей Ходнев
Василий Степанов
Татьяна Алешичева
Сегодня с газетой «Коммерсантъ» и на сайте.
Один из ранних фильмов Богарта назывался «Тупик» — Богарт, которому на этой неделе исполнилось 125 лет, чаще всего изображал на экране разнообразные тупиковые ветви мужского характера и стиля. Его актерское величие заключалось в той убедительной легкости, с которой он выдавал эти тупики за хеппи-энды.
Максим Семеляк рассказывает, как Хамфри Богарт превращал в хеппи-энд любой финал.
Максим Семеляк рассказывает, как Хамфри Богарт превращал в хеппи-энд любой финал.
Cреди самых известных книжных концовок, какие есть в мировой литературе, последняя фраза вольтеровского «Кандида»: «Это вы хорошо сказали,— отвечал Кандид,— но надо возделывать наш сад». На исходе краткого повествования, где читателю наглядно предъявляется абсурд и жестокость человеческой жизни с ее общественным устройством, религиозными распрями, бесконечными войнами, поминутной бессмысленной гибелью всех и каждого без исключения (некоторые умудряются воскреснуть только для того, чтобы быть убитыми заново), нескольким персонажам выходит что-то вроде помилования или хотя бы передышки. Они живут на маленькой ферме где-то на краю света, ссорятся друг с другом и жалуются на судьбу. За плечами у них некоторое количество увиденного, которое надо бы философски осмыслить, да, видно, нельзя никак: сражающиеся армии, отрезанные головы, изнасилованные женщины, вспоротые животы, смерть, смерть и смерть в разных формах и режимах; сам Кандид, понабравшись опыта, тоже начинает убивать себе подобных — без удовольствия, но технично. Мать-природа ведет себя с той же неутомимой свирепостью, что и люди, добавляя к сценам общей бойни многочисленные стихийные бедствия.
Специально для номера про правильный финал — эссе Марии Степановой о возможностях финала.
Специально для номера про правильный финал — эссе Марии Степановой о возможностях финала.