Все мы, наблюдая за коронавирусом (или тем, что им считается) не могли не заметить, что это явления явно шире и масштабнее, чем просто недуг. Это связано с тем, что сегодня, в условиях секуляризации и дискредитации религиозных ценностей их место занимает здоровье, как абсолютная, высшая ценность, вытесняя прежние ценности - любовь, справедливость, свободу. Главным институтом его (со)хранения и возвращения людям становится медицинская сфера, которой все подчиняется - не только лечение болезней, но и управление личной и общественной жизнью. То есть, медицина становится носителем и подателем главного блага, жизни, а значит и истины – что служит здоровью и жизни, то истинно.
Не случайно в медицине сегодня начинается борьба за право обладания этой истиной, возникают расколы и ереси, врачи, сражающиеся с болезнью, преподносятся обществу в тех же житийных, канонических формах, в которых всегда описывались подвиги святых. Соответственно, те, кто «не верит» или даже «не верует» в коронавирус (впервые предложено «верить», «веровать» в болезнь – ранее никогда не предлагалось «верить в ангину» или «веровать в грипп»), уже именуются «Ковид-диссиденты», отщепенцы – невозможно представить, чтобы в христианской среде кто-то усомнился в бытии диавола и бесов. В этих условиях маска становится таким же религиозным символом, отличительным и непременным признаком вирусобоязненного человека, как крест на груди является признаком человека верующего и богобоязненного.
Религиозное, догматическое значение приобретает безопасность, рождающая новый тип героя. Американская писательница Лайонел Шрайвер иронически подчеркивает основные черты фетишизации безопасности: «Введя карантинные меры, западный мир показал, что ставит безопасность превыше всего… Причем сама эта безопасность понимается в самом узком значении — как безопасность индивидуальная, медицинская». Такая «истерическая безопасность», по мнению Шрайвер, показывает, что общество, ее проповедующее, уже стоит на пороге старения.
Она задается справедливым вопросом: приблизился бы Шеклтон к Южному полюсу, если бы считал безопасность своей главной ценностью? Совершил бы кругосветное путешествие и помог бы одержать победу над испанской Непобедимой армадой в 1588 году Дрейк? Однако теперь, как считает Л.Шрайвер, - мода на безопасность введет в «аллеи национальной славы» новых героев: «Мы дадим олимпийские медали гимнастам, которые понимают, что перебегать по неровным брусьям ужасно опасно, и поэтому они решили всю свою карьеру просидеть на стуле. Победителем Тур де Франс станет велосипедист, который никогда не ездил быстрее, чем восемь миль в час и всегда исправно наносил на себя солнцезащитный крем.
Крест Виктории же мы дадим самым предусмотрительным военнослужащим, которые прятались в багажнике своего джипа во время бомбардировок или просто переходили на сторону врага, если понимали, что победа на его стороне». Безопасность, таким образом, приобретает характер религиозной добродетели.
Источником новой религии являются, что очень хорошо видно, мистика, эсхатологизм, которые являются громадным пространством для интерпретаций, а важнейшая роль любой религии – быть интерпретирующим сообществом. Для новой религии также нужно воображение и мифологическое мышление, которые тоже присутствуют. Любая религия сокращает пребывание в настоящем – постоянно идут разговоры о глобально изменившемся «мире после коронавируса». Причем предполагаемый масштаб изменений также свидетельствует, что коронавирус имеет силу и возможности религии, ибо ничему другому в истории не удавалось столь глобально не только менять действительность, но и удерживать ее в новом, трансформированном состоянии.
Все мы, наблюдая за коронавирусом (или тем, что им считается) не могли не заметить, что это явления явно шире и масштабнее, чем просто недуг. Это связано с тем, что сегодня, в условиях секуляризации и дискредитации религиозных ценностей их место занимает здоровье, как абсолютная, высшая ценность, вытесняя прежние ценности - любовь, справедливость, свободу. Главным институтом его (со)хранения и возвращения людям становится медицинская сфера, которой все подчиняется - не только лечение болезней, но и управление личной и общественной жизнью. То есть, медицина становится носителем и подателем главного блага, жизни, а значит и истины – что служит здоровью и жизни, то истинно.
Не случайно в медицине сегодня начинается борьба за право обладания этой истиной, возникают расколы и ереси, врачи, сражающиеся с болезнью, преподносятся обществу в тех же житийных, канонических формах, в которых всегда описывались подвиги святых. Соответственно, те, кто «не верит» или даже «не верует» в коронавирус (впервые предложено «верить», «веровать» в болезнь – ранее никогда не предлагалось «верить в ангину» или «веровать в грипп»), уже именуются «Ковид-диссиденты», отщепенцы – невозможно представить, чтобы в христианской среде кто-то усомнился в бытии диавола и бесов. В этих условиях маска становится таким же религиозным символом, отличительным и непременным признаком вирусобоязненного человека, как крест на груди является признаком человека верующего и богобоязненного.
Религиозное, догматическое значение приобретает безопасность, рождающая новый тип героя. Американская писательница Лайонел Шрайвер иронически подчеркивает основные черты фетишизации безопасности: «Введя карантинные меры, западный мир показал, что ставит безопасность превыше всего… Причем сама эта безопасность понимается в самом узком значении — как безопасность индивидуальная, медицинская». Такая «истерическая безопасность», по мнению Шрайвер, показывает, что общество, ее проповедующее, уже стоит на пороге старения.
Она задается справедливым вопросом: приблизился бы Шеклтон к Южному полюсу, если бы считал безопасность своей главной ценностью? Совершил бы кругосветное путешествие и помог бы одержать победу над испанской Непобедимой армадой в 1588 году Дрейк? Однако теперь, как считает Л.Шрайвер, - мода на безопасность введет в «аллеи национальной славы» новых героев: «Мы дадим олимпийские медали гимнастам, которые понимают, что перебегать по неровным брусьям ужасно опасно, и поэтому они решили всю свою карьеру просидеть на стуле. Победителем Тур де Франс станет велосипедист, который никогда не ездил быстрее, чем восемь миль в час и всегда исправно наносил на себя солнцезащитный крем.
Крест Виктории же мы дадим самым предусмотрительным военнослужащим, которые прятались в багажнике своего джипа во время бомбардировок или просто переходили на сторону врага, если понимали, что победа на его стороне». Безопасность, таким образом, приобретает характер религиозной добродетели.
Источником новой религии являются, что очень хорошо видно, мистика, эсхатологизм, которые являются громадным пространством для интерпретаций, а важнейшая роль любой религии – быть интерпретирующим сообществом. Для новой религии также нужно воображение и мифологическое мышление, которые тоже присутствуют. Любая религия сокращает пребывание в настоящем – постоянно идут разговоры о глобально изменившемся «мире после коронавируса». Причем предполагаемый масштаб изменений также свидетельствует, что коронавирус имеет силу и возможности религии, ибо ничему другому в истории не удавалось столь глобально не только менять действительность, но и удерживать ее в новом, трансформированном состоянии.
BY Якеменко
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. However, the perpetrators of such frauds are now adopting new methods and technologies to defraud the investors. Pavel Durov, Telegram's CEO, is known as "the Russian Mark Zuckerberg," for co-founding VKontakte, which is Russian for "in touch," a Facebook imitator that became the country's most popular social networking site. As a result, the pandemic saw many newcomers to Telegram, including prominent anti-vaccine activists who used the app's hands-off approach to share false information on shots, a study from the Institute for Strategic Dialogue shows. I want a secure messaging app, should I use Telegram?
from us