Ой, ну какое кино сейчас посмотрел. Не кино, а золото безумия.

Серфинг, жара, обезвоживание, кислотные трипы, городские сумасшедшие, поедание крыс... «Серфер» напоминает мой отпуск в Лазаревском девять лет назад. Только тогда обошлось без сёрфинга. И Николас Кейдж был занят, не приехал.

— Не бойся, сумасшедший Николас Кейдж ничего тебе не сделает

Тем временем, Николас Кейдж из «Серфера»…

«Забегали по экрану неудачники-шоферы, заулыбались любезно кисоньки из отдела грампластинок, заморгали зеленые огоньки, стали совать карандаш за ухо товароведы и плакать от грубости клиента официантки».

Мэтр Денис Горелов цинично, но довольно точно описал субпродукт советской Оттепели — «фильмы-сервисы», направленные на очеловечивание сферы услуг. С одной стороны, они декларировали наступление долгожданного изобилия (хотя бы в Москве, хотя бы в экранной), с другой высмеивали нежданно-негаданно родившуюся в советском человеке тягу к буржуазным понтам. «Физики» и «Лирики» — очаровашки до первой стопки пятизвездного коньяка. После нее, вооружившись командировочными, начинают бить казенную посуду и гнуть пальцы перед гарсонами «Арагви». Нужно было восстанавливать статус персонала всеми доступными союзным киностудиям способами.

И если «Королева бензоколонки» была манифестом феминизма по Довженко, то «Зеленый огонек» — это лирическое воплощение жизни таксомоторного депо. Еще и предвосхитившее всех этих «Рыцарей дорог», «Кристин» и прочий аттракцион с говорящими машинками. У режиссера Виллена Азарова главным героем становится в дым ушатанный «Москвич», говорящий голосом Зиновия Гердта. Он отправляется в последний свой рейс, который, естественно, будет наполнен случайными встречами, добрыми делами и щемящим предвкушением пенсии. В западном кино «Москвичу» бы точно придумали счастливый финал: ну, например, последний его водитель (Алексей Кузнецов) не оставил бы старичка, а выкупил его в пользование. Починил бы и катался вечерами по широким проспектам хорошеющей столицы.

Это было бы мило, но как-то совсем не по-социалистически. Поэтому «Москвич» лишь мигнет напоследок фарами, порадуется выполненному долгу и исчезнет где-то в отстойнике автобазы. А через несколько лет, когда Оттепель закончится, никому уже не придет в голову снимать кино для повышения престижа профессии таксиста. Потому что таксист и так будет народе уважаем за предприимчивость: на «леваках» будет зарабатывать получше инженера.

«Путешествие на солнце и обратно» как альтернатива «Слову пацана». Но если в «Слове» не жалко никого, то в «Путешествии» — жалко всех. Хотя можно найти и множество других элементов, в которых два несомненных кинособытия входят в противофазу. Сериал Першина поставлен по сценарию, который написан по чужой книге людьми, которые там не жили, поэтому со множеством сценарных ляпов. Михайлов, далёкий от индустрии кино, выстраивает свою вселенную в единстве литературной, сценарной и жизненной фактур, ему не приходится монтажными приёмами отвлекать от того, чего не было, ведь было – всё.

Возможно, самая неожиданная (еще и оттого, что припозднившаяся) фестивальная колонка о 47-м ММКФ вышла... в газете «Завтра». Там настоящий сводный отряд, возглавляемый Ильей «Сантимом» Малашенковым, кружит над смотром, жестоко, но вообще-то по делу укалывая пластиковые военные фильмы и нарисованные сказки. Справедливая укоризна в сторону «В списках не значился», так и не понявшего, чем же он хочет быть — то ли точной экранизацией книги, то ли страдальческой христологией.

Ну а сериал Романа Михайлова и тут — главное событие ММКФ, причем вообще без конкурентов. Хотя вряд ли кого-то удивят симпатии «газеты духовной оппозиции» к главному инди-режиссеру Руси. Эта любовь давняя, взаимная и очень нежная.

Очень рад за Кристиана Мунджиу («4 месяца, 3 недели и 2 дня»). Он воплотил мечту любого румынского режиссера — стать востребованным, уехать в заполярье и больше ни-ког-да не снимать фильмы о Чаушеску.

Как пацаны готовят… примерно всё. Наконец-то нашлось время посмотреть мультсериал «Астерикс и Обеликс: Поединок вождей» — и это, конечно, концентрированный ор чайки. Уже и не вспомню, когда на основе комиксов про галлов выходило что-то не то что классное — хотя бы просто приличное.

А тут сошлись звезды. Во-первых, сюжет «Поединка вождей» опирается на оригинальный комикс Рене Госинни и Альбера Удерзо (этот же сюжет экранизировали в уже классическом мультике «Большой бой Астерикса» 1989 года), а не на апокрифы от их болезных преемников. Во-вторых, за адаптацию скрипта взялся Ален Шаба, который славится своим умением придумывать убойные меташутки. Если что, фильм «Миссия Клеопатра» (общепризнанно, самый угарный в истории экранизаций Астерикса) тоже писал он. Заодно и Цезаря там сыграл.

«Поединок вождей» определенно войдет в историю французской анимации как пример нестыдного переосмысления классики. Что ни гэг — про модных галльских психологов-альтушек, древнеримских зигометов и менестреля Нетфликса (для которого мульт и делали) — то попадание в яблочко. Трепещу!

«Люди из Канн предложили прислать мой фильм на их фестиваль. Мы отправили, и больше не получали от них ни ответа, ни привета»

В документальном фильме «Полуночные фильмы — От края до мейнстрима» много интересного есть, но вот этот эпизод — во всех смыслах особенный. Дэвид Линч рассказывает о своих непростых взаимоотношениях с крупными киносмотрами, которые никак не хотели брать себе в программу «Голову-ластик». У фильма были все шансы так и остаться midnight cinema вроде «Розовых фламинго». Но случилось чудо, а без чуда, как известно, никакого культа не бывает.

Док есть в свободном доступе, там очень интересные интервью Линча, Алехандро Ходоровски, Джона Уотерса. Посмотрите его, это полтора часа синефильского кайфа. Тем более символично, что впервые его показали 13 мая 2005 года. Сегодня, в день открытия Каннского фестиваля (когда-то отшившего Линча) он празднует двадцатилетие.

Возможно, самая стремная борода в истории мирового кино.

Наконец-то выбрал себе любимую антиутопию. В сравнении с ней все прочие страсти по тоталитаризму — не более чем пугалки. В 1909 году валлиец Эдвард Морган Форстер опубликовал небольшой рассказ «Машина останавливается», в котором умудрился точно описать именно то будущее, к которому мы все стремимся.

В нем фактически нет политики, потому что политика — это сфера деятельности человека. В мире «Машины» человечество добровольно лишило себя статуса актора, доверив все решения искусственному интеллекту. Запершись по комнатам в подземных городах, люди пялятся в экраны. Машина кормит их, поит и развлекает. Иногда дает побеседовать с родственниками по видеосвязи. Ходьба — вид спорта.

Когда Машина внезапно крякает и уходит в BSoD, человечество впервые за долгие годы остается наедине с собой. И это становится для него настоящим кошмаром. «Машина останавливается» предсказала не только катастрофическую интернет-аддикцию, но и уже не такую уж и бредовую конспирологическую теорию о цифровом концлагере. Только сделают его для нас не государство или жадные корпорации, а мы сами. На материале Форстера можно офигенный герметичный триллер забабахать, но почему-то «Машину» экранизировали лишь единожды. В 1966 году рассказ лег в основу одной из серий научно-фантастического альманаха «Из ниоткуда». Выглядит довольно дешево, но реакция главной героини на отключение Интернета бесценна.

Прошел вот Clair Obscur: Expedition 33 и переживаю странное — хорошую такую, крепкую досаду. Коварные французы обманули меня и попрали все ожидания разрушительным финалом.

В процессе игры тебя планомерно подводят к интересной дилемме художника и его произведения — по завершению акта творения искусство уже не нуждается в фигуре демиурга и живет собственной обособленной жизнью. Оно само творит смыслы, иногда прямо противоречащие задумке автора, а иногда против этого самого автора еще и восстает. По крайней мере, в первый двух актах именно эту идею «Экспедиция 33» нарративно продвигает, готовя игрока к восстанию против авторитета высшего существа — Бога с кисточкой, намалевавшего весь этот красиво увядающий мирок.

И в финале было бы ожидаемо увидеть деистический манифест про сотворенный «небесным часовщиком» мир, высвобождающийся из-под контроля высшей силы. Но «Экспедиция 33» бесцеремонно и в самый последний момент без объявления войны переключает оптику восприятия: и становится не историей про душу искусства, а про несчастных авторов, сбегающих в мир грез. Соответственно, и мотивы освобождения, которыми игрока кормили несколько десятков часов, становятся нерелевантными. Вместо них приходит простая, как дубовый дрын идея, много лет культивируемая создателем «Евангелиона» Хидэаки Анно: «Ты задолбал мультики свои бурятские смотреть. Отлипни от телека и иди траву потрогай, мамкин эскапист».

И в этой простой идее о том, что мир живых всегда будет важнее мира фантазий сколько банальности, столько и мудрости. Эскапизм низведен до пошлости виршами в духе «Первому игроку приготовиться», а трогать траву и смотреть на ежей — история вечная. В итоге «Экспедиция 33» оказалась чем-то вроде игрового аналога венгерского фильма «Чонтвари» — эстетски безупречного антибайопика безумного художника, спрятавшегося от мирской серятины в сюрреалистичных снах. Режиссер Золтан Хусарик придумал красивую образность для демонстрации трагедии человека искусства, оказавшегося запертым наедине с духовной деструкцией: быть собой он не может, стать Другим он не может тем более. Вот в игре та же проблематика, только выбор все же придется сделать, чтобы потом корить себя за последствия.

В ноябре 2017 года Amazon под личным патронажем Джеффа Безоса влупил 250 миллионов долларов в покупку прав на адаптацию «Властелина колец». Потому что это имиджевый проект, личная игрушка начальника и просто лакомый шанс погреться в лучах масс-культуры.

Получился из этого неоправданно дорогой и, будем честны, обезвоженный сериал «Кольца власти». Два сезона уже выпущены, еще три на подходе — и никто уже не сможет остановить этот конвейер по производству уныния. Попытки починить «Кольца власти» (ну или хотя бы закрыть их и больше не позориться) окажутся для компании слишком невыгодными. Дешевле и опрятнее будет дотошнить авантюру до конца и просто о ней забыть. Так работает большой медиабизнес, в котором бездействие и слепой оптимизм порою являются единственным способом выхода из неудобного положения.

Это я к чему. Пластмассовое Средиземье от Amazon вряд ли окупается, но его продолжают переть в гору с обреченностью Сизифа. Оно защищено от претензий в неликвидности громким брендом. А вот «Охотник за головами» — веселый трэш-сериал с Кевином Бэйконом, выстегивающим сбежавших из ада чертей — не защищен ни от чего. Его отменили после первого сезона. Не помог успех первой недели проката, не помогла звезда миллениалов на постере и даже финал с явным заделом на продолжение никого, разумеется, не смутил. В этом видится частное проявление главной проблемы голливудского кино наших дней. Оно все больше напоминает торговлю ипотечными свопами. Только вместо мусорных бумаг — мусорные франшизы, который обеспечены фиктивной стабильностью.

В общем, все как в «Игре на понижение». И закончиться может аналогичным неприятным образом.

У российских сериалов только два союзника — Сергей Минаев и Александр Цыпкин. Иногда кажется, что с такими друзьями врагов не надо. Глянул на досуге «Чужие деньги», и это чистый, как слеза, образец современного отечественного сериала middle class. В том смысле, который закладывался Алексеем Ивановым при описании феномена «Уральских пельменей»: шутки про тёщу, но для тех, кто статусно перерос журнал «Зятёк».

Только Минаев («The Тёлки») и Цыпкин («Беспринципные») научились работать с этой формулой профессионально. Сериалы по их сценариям строятся на анекдотах и где-то услышанных трендах. «Чужие деньги» метают бисер из модных слов: «дропы», «крипта», «обнал», «эфир». Такое все современное и актуальное, томно дышит время. Но хватает этого криптозадора ровно на один пилотный эпизод, после которого сериал превращается в «Принца и нищего» из стекляшки в Москва-Сити. Комичные и неловкие скетчи с богатыми чиновниками — будто бы воспряли ото сна депутаты Пронин и Мамонов. Тверской банкстер Юра в первый раз за свою долгую несчастливую жизнь пробует гуакамоле (как трогательна провинция). Менты и арбитражники демонстративно курят в камеру одноразки, потому что курить сигареты в отечественном медиуме отныне объявлено фривольным и заблюренным. Гоша Куценко хрюкает, потому что фамилия его персонажа — Свиницкий...

Это вроде бы и высмеивание нравов, и в то же время необъятная, как русская душа, безвкусица. «Первый номер» получился, потому что его авторы не понаслышке знали, что такое глянец и тг-канал «Антиглянец». А вот весь этот мудреный блокчейн двум Минаевым — Сергею и Дмитрию — интересен только в качестве стяжки, которая придаст пятикратно пережеванному тропу «из грязи в князи» хоть какой-то символический вес. А смоешь эту пену — внутри все те же коллективные Патрики, без штанов, но с крестиком.

Нажимаем пару кнопочек — и попадаем в лукошко российской кинокритики всех спектров и градиентов.

Тимур Алиев (@textortexel) собрал в одном месте 81 (!!!) тг-канал кинокритиков/киножурналистов/кинообозревателей, которые не щадя зрения и психики смотрят всё: от громких каннских премьер до нового сезона «Папиных дочек». Еще неизвестно, что страшнее.

Где-то среди достойных и я затесался, что очень приятно щекочет самомнение. Горд быть в компании акул пера.

🗂 Папка здесь (осторожно, горячо!) 🗂

Сегодня, как гром среди ясного неба, появились новости о грядущем перезапуске «Бандитского Петербурга». То ли вброс, то ли видение — в общем и целом, конечно, звучит как полная лажа. Причем причины, по которым успех ремейка невозможен, озвучил сам Андрей Константинов. Очень советую посмотреть его интервью Даниилу Романову.

Успех «Бандитскому Петербургу» гарантировали те же сентенции, что и «Улицам разбитых фонарей». Это свежее мясо и страшный голод. Не только зрительский, но и авторский. Худой паек, на котором сидели все, от Владимира Бортко до самого Константинова, настраивал хорошенько так, с некрореалистической злобой, плюнуть в вечность.

Неповторимость этого феномена еще в середине нулевых зафиксировали полным провалом мягкого перезапуска «Бандитского Петербурга». «Передел», «Терминал», «Голландский пассаж» — это все первостатейное дно дна, несмотря на кратно возросшие бюджеты и возможности телеканала «Россия». Уже тогда стало понятно, что сериалы по прозе Константинова — явление симультанное. Воспроизводиться в отрыве от времени они, к сожалению, неспособны.

Интересное дело — кино как способ заработка бабла родилось раньше, чем как искусство. По крайней мере, на это указывают сведения о первом в мире платном киносеансе, состоявшемся 20 мая 1895 года на Бродвее. Братья Люмьер еще только-только засняли «Выход рабочих с фабрики», а ушлые коммерсы из компании «Ламбда Ко» уже вовсю продавали билеты на показ кинорепортажа Young Griffo vs Battling Charles Barnett.

Публика из NY получила уникальную возможность увидеть кусочек боксёрского поединка двух звезд — австралийца Альберта Гриффитса (вошел в историю как Янг Гриффо) и Чарльза Барнетта. Сколько заработали на показе фильмы — неизвестно. На кинопоказ в классическом понимании это было слабо похоже — скорее уж на советский видеосалон (проектор системы Eidoloscope выдавал изображение размером с небольшой телевизор). Но деньги собирали — а значит, мероприятие состоялось, хоть и в довольно балаганном виде.

Через несколько лет жизнь Янга Гриффо свернет куда-то не туда. Он прибьет соперника на ринге, начнет злоупотреблять спиртным, пару раз присядет в тюрьму и умрет бесславно в бесплатной богадельне где-то на окраине Нью-Йорка. И первый коммерческий фильм в истории тоже пропадет с концами. Несколько месяцев назад какой-то поц выложил на YouTube нейровидео, которое очень примерно реконструирует ленту по оставшимся в газетах описаниям. Ну, такое.

У пропавшего фильма даже рейтинг на iMDb есть — 3,9 звезды. Не смотрел, но тоже осуждаю. Ну и поздравляю всех с неофициальным днем всея кинорынка, будь он неладен.

«Социальная значимость картины в значительной мере снижается аполитичностью тематической установки» — нормально так вставили шпильку Дзиге Вертову на диспуте Общества друзей советского кино (ОДСК) по случаю выхода «Человека с киноаппаратом». Февраль 1929 года. Почти век прошел, а в отечественном кино ничего как будто бы и не изменилось. Сражение идеологии и жизни в самом разгаре.

Сегодня вечером в питерской «Авроре» @k24films дает восстановленного «Человека с киноаппаратом», над которым киновед Николай Изволов кропотливо работал последние несколько лет. В прошлом году посчастливилось увидеть его док «Возвращение Вертова», в котором работа по возвращению классических фильмов предстает подлинным синефильским детективом. Почти тру-крайм, только никого не убивают, наоборот — воскрешают, приводят к своему изначальному состоянию.

Кстати, со времен заседания ОДСК остается открытым вопрос о наличии (или отсутствии) в фильме Вертова главного героя. Кто-то называет оным оператора Михаила Кауфмана, или абстрактный собирательный Город, собранный из улиц Киева, Москвы и Одессы. Склоняюсь к мнению, что самый-самый главный герой ленты — французская камера Debrie Parvo, главный инструмент киносъемки в Европе первой половины XX века. «Человек с киноаппаратом» — удивительный пример ненамеренного продакт-плейсмента, демонстрирующий все главные достоинства этой шайтан-машинки. За мощное продвижение бренда промышленник Андре Дебри просто обязан был Вертова отблагодарить ящиком лучшего коньяка.

Ультимативное видео на случай важных переговоров.

Когда пришлешь текст / встанешь с дивана / выйдет Half-Life 3 и сериал «Русский лес»? Перефразируя классика — на все вопросы Лимонов либо уже ответил, либо назвал их невыразимой глупостью.

Невероятное свойство фильма, которому буквально сто лет в обед. «Человек с киноаппаратом», триумф советской авангардной машинности, критически зависим от музыкального сопровождения.

Раз лет в пять для фильма Дзиги Вертова делают новую музыкальную дорожку. Сильно расфорсилась версия 2002 года с музыкой The Cinematic Orchestra — бодрая такая электроника с примесью джаза. Есть версия с музыкой Майкла Наймана. И даже «Человек с киноаппаратом» почти что в стиле скандинавского триллера — с эмбиентом норвежского музыканта Biosphere.

Впервые за долгие-долгие годы «Человек с киноаппаратом» звучит так, как его задумали. Чайковский, Бетховен, легкомысленный фокстрот и бравурные марши. И вот только сейчас заметил, как этот саунд ленте... естественен. Он над ней не довлеет, не абьюзит камеру, не перетягивает откуда-то из нашего светлого настоящего смыслы. И это очень неожиданное, приятное переоткрытие.