В пятницу к нам в офис приехал помощник следователя по делу Надежды Кеворковой и привез уведомление о датах ознакомления с материалами дела. Меня приглашают знакомиться с материалами дела с 28 октября по 1 ноября. Буквально спустя несколько минут мне приходит сообщение от самого следователя Александры Поморцевой, в котором она уведомляет меня о судебном заседании об ограничении со сроками ознакомления с делом, которое назначено на 29 октября. Вот так: уведомляем об ознакомлении до 1 ноября, а ограничиваем уже 29 октября. А причина этих исполнений следователя в том, что я отказался подписывать график ознакомления с материалами. Дело в том, что я никогда его не подписываю, поскольку это не процессуальный документ, придуманный следствием для того, чтобы отчитываться о сроках ознакомления. При этом я заранее предупреждаю следователей о том, что не буду подписывать такой график. Ладно суд меня ограничивает – я справлюсь. Но ограничивать Надежду с ознакомлении с материалами – безусловное нарушение права на защиту.
В пятницу к нам в офис приехал помощник следователя по делу Надежды Кеворковой и привез уведомление о датах ознакомления с материалами дела. Меня приглашают знакомиться с материалами дела с 28 октября по 1 ноября. Буквально спустя несколько минут мне приходит сообщение от самого следователя Александры Поморцевой, в котором она уведомляет меня о судебном заседании об ограничении со сроками ознакомления с делом, которое назначено на 29 октября. Вот так: уведомляем об ознакомлении до 1 ноября, а ограничиваем уже 29 октября. А причина этих исполнений следователя в том, что я отказался подписывать график ознакомления с материалами. Дело в том, что я никогда его не подписываю, поскольку это не процессуальный документ, придуманный следствием для того, чтобы отчитываться о сроках ознакомления. При этом я заранее предупреждаю следователей о том, что не буду подписывать такой график. Ладно суд меня ограничивает – я справлюсь. Но ограничивать Надежду с ознакомлении с материалами – безусловное нарушение права на защиту.
"There are a lot of things that Telegram could have been doing this whole time. And they know exactly what they are and they've chosen not to do them. That's why I don't trust them," she said. Emerson Brooking, a disinformation expert at the Atlantic Council's Digital Forensic Research Lab, said: "Back in the Wild West period of content moderation, like 2014 or 2015, maybe they could have gotten away with it, but it stands in marked contrast with how other companies run themselves today." Russians and Ukrainians are both prolific users of Telegram. They rely on the app for channels that act as newsfeeds, group chats (both public and private), and one-to-one communication. Since the Russian invasion of Ukraine, Telegram has remained an important lifeline for both Russians and Ukrainians, as a way of staying aware of the latest news and keeping in touch with loved ones. The Securities and Exchange Board of India (Sebi) had carried out a similar exercise in 2017 in a matter related to circulation of messages through WhatsApp. 'Wild West'
from vn
