Есть у Лескова такие слова в романе «Соборяне»: «Как у нас живого боятся!» И действительно, в церковной жизни, в РПЦ люди очень боятся живого.
В Российской империи и в царской России епископы, принимая рукоположение, должны были принести присягу императору как крайнему земному судье церкви. Они обещали, что отныне будут действовать его данной властью. Один только император считался тем человеком, выделенным из рода людского, который действует властью от Бога. Эту уродливую форму присяги отменили только в 1901 году. Среди образованных людей уже посеялось отвращение к подобной форме реализации церкви. В РПЦ 1900 года было сто пять тысяч представителей духовенства, пятьдесят тысяч церквей, двадцать тысяч часовен, триста восемьдесят мужских, сто семьдесят женских монастырей, где проживало пятнадцать тысяч монахов и сорок восемь тысяч монахинь. Было четыре духовных академии, пятьдесят восемь семинарий. И как замечает профессор Андрей Зубов, «всё это было абсолютно мёртвым».
Есть у Лескова такие слова в романе «Соборяне»: «Как у нас живого боятся!» И действительно, в церковной жизни, в РПЦ люди очень боятся живого.
В Российской империи и в царской России епископы, принимая рукоположение, должны были принести присягу императору как крайнему земному судье церкви. Они обещали, что отныне будут действовать его данной властью. Один только император считался тем человеком, выделенным из рода людского, который действует властью от Бога. Эту уродливую форму присяги отменили только в 1901 году. Среди образованных людей уже посеялось отвращение к подобной форме реализации церкви. В РПЦ 1900 года было сто пять тысяч представителей духовенства, пятьдесят тысяч церквей, двадцать тысяч часовен, триста восемьдесят мужских, сто семьдесят женских монастырей, где проживало пятнадцать тысяч монахов и сорок восемь тысяч монахинь. Было четыре духовных академии, пятьдесят восемь семинарий. И как замечает профессор Андрей Зубов, «всё это было абсолютно мёртвым».
Although some channels have been removed, the curation process is considered opaque and insufficient by analysts. Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war. Oleksandra Matviichuk, a Kyiv-based lawyer and head of the Center for Civil Liberties, called Durov’s position "very weak," and urged concrete improvements. What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm. Emerson Brooking, a disinformation expert at the Atlantic Council's Digital Forensic Research Lab, said: "Back in the Wild West period of content moderation, like 2014 or 2015, maybe they could have gotten away with it, but it stands in marked contrast with how other companies run themselves today."
from vn
